Кот быстро сел, подобрал под себя лапы, приготовился. В соседней комнате раздались негромкие шлепки, и тут же на пороге появилось несколько кошачьих голов.

– Здоровые инстинкты, конкуренция, рыночная экономика. Опять же Павлов, рефлексы на звук открывающегося холодильника.

Бланк вынул из холодильника несколько кусков колбасы, один начал есть сам, другой бросил рыжему Баксу, который схватил колбасу на лету, положил на пол, прижал лапой и свирепо ощерился на стоявших на пороге сотоварищей.

– Верно, Бакс, личная собственность неприкосновенна, – Бланк жевал и одновременно улыбался, отчего лицо стало еще комичнее и еще больше походило на кошачью морду.

Он швырнул третий кусок за кошачьи головы, они исчезли, раздались всхлипы, рыдания, шипение, понятно, что в соседней комнате началось сражение.

Рыжий Бакс поедал свой кусок неторопливо и с достоинством.

– Се ля ви, Бакс, ничего не поделаешь, – Бланк вернулся в кресло. – Либо он смирится и охоту прекратит, либо мы его убьем.

Глава 7

Се ля ви, бакс!

На шоссе у ворот резиденции стояли три «Волги». Гуров подъезжал к воротам вплотную. Из боковой двери выскочил полковник Авдеев и, узнав «Жигули» Гурова, крикнул в глубь сторожки, ворота медленно открылись.

Авдеев упал на переднее сиденье, схватил Гурова за рукав:

– Я тебя ждал!

– Николай, давай без нервов, – Гуров отстранил руку полковника. – Высокое начальство прибыло?

– Да. Заместитель Генерального прокурора, два генерала от нас, ваш замминистра!

– Понятно. Значит, работать начнем не скоро.

– А чего работать? Все кончено, он застрелился!

– Тогда прекрасно, значит, не будем работать, я лишь упакую пожитки, выпьем по рюмашке и разбежимся.

– Ты можешь разбегаться, я обязан ждать команды, возможно, и самого Гораева.

Гуров оставил машину за хозяйственными постройками, зашел в отведенную ему квартиру и начал собирать вещи. Через несколько минут он бросил сумку на диван и вышел на крыльцо, закурил – решал, идти на место происшествия или ждать, когда позовут. Дело было отнюдь не в гордости. При чем здесь самолюбие? Да пока его никто ни в чем не обвинил и не оскорбил. Просто сыщик прекрасно знал, что, когда съезжается большое начальство, царит неразбериха, рядовой розыскник совершенно никому не нужен, может пригодиться разве что в качестве громоотвода. Если начальники хотят скушать самоубийство – их дело, заштатного полковника никто и слушать не станет. Осматривать место происшествия есть кому, трупом займутся медики, фотографы изготовят снимки, в общем, следует ждать: пригласят – хорошо, не пригласят – еще лучше. Хотя чего хорошего? Когда произойдет очередное убийство, о полковнике Гурове вспомнят, повесят всех собак. До чего противно! Он курил, смотрел в глубину парка, где стояла группа высокопоставленных чинов. Чего слетелись, ведь не понимают ни черта!

От группы отделилась фигура, направилась в сторону пристроек, махнула рукой, явно обращаясь к Гурову. Он не двинулся с места, ждал и вскоре в приближающемся человеке узнал следователя прокуратуры Гойду.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – следователь пожал Гурову руку. – Это я попросил отыскать вас и прибыть, а вы прибыли и хоронитесь.

– Жду, когда разъедутся вельможи и последует команда, как строить мост – вдоль или поперек.

– Недобрый вы, Лев Иванович, – следователь грустно улыбнулся. – Что меня, признаюсь, удивляет, сильные люди редко бывают злыми.

– Я не злой, просто неоднократно битый, лишнего мне не надо, хочу получить по минимуму, Игорь Федорович, – ответил Гуров, погасил сигарету о подошву, выщелкнул окурок в кусты. – Жаль Илью, неплохой парень, мало что убили, еще и имя изгадили…

– Да вы даже труп не видели…

– Прикажут – посмотрим. А трупов я видел, к сожалению, множество.

– Он выстрелил себе под челюсть, прижав ствол вплотную. «Вальтер», калибр семь шестьдесят пять, с глушителем, отпечатки только Егорова, уже установлено. – Следователь взглянул на Гурова с любопытством.

– Естественно. Так и должно быть, – равнодушно ответил Гуров. – Я такой опытный и талантливый и столь грубо ошибаюсь. Около часа назад я утверждал, что из этого «вальтера» больше никого не убьют и мы данный пистолетик никогда не увидим. Вот так я фраернулся, довольно простой фокус не сумел предвидеть.

– Я вас не понимаю, Лев Иванович.

Гуров посмотрел в лицо следователя, увидел умные, грустные глаза. Гойда явно лукавил, хотя в данной ситуации подобное слово не годилось.

– Вы сколько лет работаете? – спросил Гуров.

– Около пятнадцати.

– Солидно, могли бы за такой срок научиться врать и убедительнее.

– Я не вру. – Гойда обиженно засопел. – Я себя проверяю. Для того и попросил вас приехать.

– Проверить себя всегда полезно, только сейчас ни к чему. Мы с вами знаем, что парня убили, и доказать это несложно, дело техники. Ну какого черта они сюда приперлись? – неожиданно вспылил Гуров. – Как к парадному подъезду! Мол, как же, как же, я был на месте, видел… Элементарного чувства самосохранения не хватает, ведь это опасно. Они признают самоубийство, прекратят дело. Что они будут говорить потом?

– Такой умный и такой наивный, – сказал насмешливо Гойда. – Они ничего не будут говорить – ни сейчас, ни потом. Заместитель генерального мне уже объявил, чтобы я писал заключение по факту самоубийства, провел сравнительную экспертизу. Он сказал – самоубийство, а я должен это написать, подтвердившись заключениями медиков и баллистиков. Он сейчас уедет, а я останусь, и ваши генералы разъедутся, а вы останетесь. И в любом случае за все будут отвечать следователь и розыскник. Я за всю жизнь не слышал, чтобы за провал дела ответил руководитель, какое бы указание он ни давал.

– Так нас отсюда официально не уберут? – спросил Гуров.

– Вот когда мы все отпишем, когда они все бумаги обслюнявят и решатся наложить резолюции, тогда уберут.

– Я докажу, что это убийство. – Гуров закурил и чертыхнулся: – Никакой силы воли, стоит только предлог найти, как начинаю курить.

– Как это вы докажете, очень мне интересно?

– Игорь Федорович, кончай дурака валять, знай меру.

– Ну хорошо, хорошо, не буду. – Гойда согласно кивнул. – Я прикажу провести экспертизу, и на правой руке Егорова следов пороховых газов не обнаружат. Но этого маловато будет.

– Человек не стрелял, однако застрелился? – хмыкнул Гуров. – Мысль любопытная…

– Замордуют меня, Лев Иванович, – жалостливо произнес следователь. – Начнутся рассуждения, что один эксперт утверждает – ствол был прижат к челюсти, другой находит отпечатки пальцев покойного на оружии, и из этого же оружия была застрелена горничная. А Егоров – начальник охраны, и кроме него, некому. Могут предположить, что самоубийца руку обернул носовым платком, который потом либо ветром сдуло, либо кто из обслуги подобрал… В общем, замордуют…

– Кстати, кто тело обнаружил?

– Садовник.

– А где?

– На скамейке боковой аллеи.

– Записки нет?

– Нет.

– Странно. Могли бы сварганить. И чего ты ко мне пристал, чего добиваешься? – переходя на «ты», спросил Гуров.

– Помощи прошу, – ответил Гойда. – Ты опытный, сам говоришь, что талантливый, – подколол он и вновь грустно улыбнулся: – У тебя должны быть идеи, чем подпереть версию убийства. – И добавил: – Мы с тобой коллеги, помоги, замордуют.

– Ага! – Гуров почему-то обрадовался. – Как обвинять сыщиков в топорной работе, нарушениях, обзывать нас скорохватами, так прокуратура превыше всего. А жареным запахнет, так коллеги. А мордовать тебя, дорогой, к сожалению, будут недолго, до следующего выстрела. Как он прозвучит, новый покойник объявится, так все начальники по кустам. А ты весь в белом и на коне.

– Издеваешься, – утвердительно произнес Гойда. – Я только не могу понять, чему ты радуешься. У тебя, знаменитого сыщика, под носом людей убивают. Оставим, чему быть, того не миновать. Сейчас необходимо доказать, что произошло убийство. Есть идеи?