Пролетариат, стремясь вырвать средства производства из рук буржуазии и поставить их на службу всему обществу, возглавляет, идеологически оснащает, ведет за собой массы.

В основе марксистской теории лежит важное допущение о линейном восходящем развитии производительных сил общества и производственных отношений, а следовательно, о поэтапной смене формаций от менее прогрессивных к более прогрессивным. А так как на смену феодализму в реальной истории пришел капитализм, а социализм прямо вытекает из развития капиталистических отношений, этой схеме впоследствии был придан статус исторической закономерности, или закона развития человеческого общества.

Таким образом, Маркс теоретически обосновал неизбежность социалистической революции, чем оказал неоценимую услугу социалистам. Но он обосновал ее на основе глубокого анализа капиталистических отношений, развив труды таких известных либеральных философов–экономистов, как Адам Смит, Давид Риккардо и других, чем завоевал симпатии либерального лагеря. По сей день экономисты с удовольствием применяют теорию Маркса для анализа рыночных процессов. В XXI веке споры о теории идут, преимущественно, вокруг вопроса о неизбежности социалистической революции. Одни круги в принципе отрицают ее возможность, полагая капитализм «концом истории», строем настолько совершенным, что дальше по лестнице социальной эволюции просто ничего не существует. Другие отрицают лишь революционность теории, настаивая на возможности эволюционных социалистических преобразований. Наконец, третьи полагают, что никакой эволюционный путь не заставит буржуазию добровольно расстаться со своей собственностью, и такие попытки в любом случае окончатся конфронтацией.

Противоречия марксизма и либерализма, поднятые идеологами последних десятилетий на свои знамена, являются, по большей части, вымыслом. Марксизм вытекает из либерализма, они неразделимы. Противоречия касаются лишь революционности, причем не всякой, а именно социалистической. В конце концов, либералы не отрицают революционность самого капитализма, они лишь отказываются признать, что за этой формацией может быть и следующий этап исторического развития человечества.

Примечания:

[1] К. Маркс «К критике политической экономии» // К. Маркс; Ф. Энгельс Соч. Т. 13 URL: http://lugovoy‑k.narod.ru/marx/13/01.htm (дата обращения 25.10.11).

[2] Там же.

[3] К. Маркс «Капитал» Т.1 стр. 773 URL: http://libelli.ru/works/kapital/24.html (дата обращения 25.10.11).

[4] К. Маркс «К критике политической экономии».

2. Попытка классификации: Революция 1905 года — буржуазная или социалистическая?

Ключевой проблемой, с которой сталкивается исследователь событий в России 1905‑1917 годов, является необходимость их классификации. Что представляла собой эта череда социальных взрывов? Правомерно ли говорить о трех последовательных революциях, или перед нами элементы одного растянутого во времени процесса?

Общепринятый в современной исторической науке формационный подход (в основе которого лежат элементы социально–экономической теории К. Маркса) разделяет по набору формальных признаков революцию 1905 года, буржуазную Февральскую революцию 1917‑го и Октябрьскую социалистическую. Но что представляют собой эти признаки, насколько они абсолютны, и, соответственно, можно ли полагать такое разделение единственно верным?

В современной науке для анализа исторических процессов применяются два основных подхода — формационный и цивилизационный. Цивилизационный метод опирается прежде всего на культурные особенности человеческого общества, через которые определяет тип взаимоотношений больших масс людей, классифицируемых как «цивилизации». Наиболее известный представитель этой школы британский историк А. Тойнби выделял более двух десятков цивилизаций, среди которых «китайская», «западная», «православная», «арабская» и т. д.

Нетрудно заметить, что цивилизационный подход, будучи способен дать интереснейшие данные при изучении глобальных исторических процессов, не слишком удобен для анализа локальных событий. Этим объясняется практически повсеместное применение основанного на марксизме формационного подхода. Иного метода современная историческая философия предложить пока не смогла. Но именно этот метод заводит нас в тупик при анализе революции в России.

События 1905 года с формальной точки зрения совершенно справедливо названы революцией. По их итогам произошла смена политического строя, был осуществлен переход от абсолютной монархии к «конституционной». Первое народное представительство получило законодательные функции, декретом императора были декларированы права и свободы. То, что изменения были чисто косметическими и просуществовали совсем недолго, свидетельствует скорее о незавершенности революционного процесса. Но следует задуматься — при каких обстоятельствах мы могли бы считать революционный процесс полностью завершенным? Что должно было бы стать закономерным итогом революции 1905 года?

Мы вплотную подходим к вопросу о характеристике этой революции. Какой она была — буржуазной? Социалистической? Некой иной? Это ключевой вопрос исторического анализа, он непосредственно указывает нам на цели, к которым стремились революционеры, позволяет судить об успехе или провале их начинаний. И именно на этот вопрос современная история не может дать однозначного ответа.

Была ли революция 1905 года буржуазной? По ряду формальных признаков — да, разрушая отношения феодализма, она приближала закономерный, теоретически обоснованный переход к капиталистической формации. В рамках этой логики ее политическим итогом должна была стать буржуазная парламентская республика в России, пришедшая на смену абсолютизму.

Но молодая российская буржуазия в революции 1905 года оказалась полностью контрреволюционной. Она не предпринимала попыток идеологически оснастить и повести за собой восставшие массы, напротив, заняла консервативные позиции, солидаризировалась с проводниками феодализма — помещиками–аристократами, царскими чиновниками и правящей династией.

Российская буржуазия возникла благодаря форсированному государственному строительству капитализма в конце XIX — начале XX веков. Она не только миновала классические этапы развития от гильдий к мануфактурам, от мануфактур к крупному машинному производству, но и, получив в свое распоряжение сразу крупные производства, немало способствовала вытеснению «запоздалых» мелких форм капиталистического хозяйства.

«Отец русского капитализма» С. Ю. Витте, от экономического строительства которого либеральные экономисты пришли бы в ужас, в своих воспоминаниях искренне недоумевал: «Говорят, что я использовал искусственные методы для развития промышленности. Что означает эта глупая фраза? Какими способами, кроме как искусственными, можно развивать промышленность»? ^[1]

Таким образом, как отмечал ведущий британский советолог Э. Карр, анализируя специфику русского капитализма XIX — XX веков, «интенсивное развитие русской промышленности» было связано с «отсутствием буржуазной традиции или буржуазной политической философии» ^[2]. В России, в силу специфики развития капитализма, не мог вырасти тот бойкий, зубастый и независимый тип западного капиталиста, который готов на любые преступления ради 300 процентов прибыли. Отечественный буржуа был плоть от плоти системы, которая его породила. Он не был революционен.