Действительно, нигде в России антисоветские партии не смогли без посторонней помощи закрепиться у власти — ни сами по себе, ни в формате широкой коалиции. Последний же процесс — надпартийного объединения против общего врага — шел очень активно, сотрудничество монархистов с республиканцами и социалистами принимало значительные масштабы, политические разногласия отодвигались на второй план ради конкретной цели.
Поэтому действительно сложно сказать, какой конкретно партии принадлежали те или иные решения, тот или иной «государственный строй». Хоть политическая дифференциация и вводилась советской историографией, и существует по сей день («правоэсеровские правительства» и т. д.), она в очень большой степени является искусственной.
Яркий пример — эволюция подпольных военно-политических антисоветских организаций.
В начале 1918 года в Москву, вслед за Советским правительством, стали перебираться и штабы антибольшевистских партий и групп. Первым подпольным контрреволюционным объединением стала так называемая «Девятка», история которой идет еще от Совещания общественных деятелей времен московского Государственного совещания августа 1917‑го. В «Девятку» из этого совещания были делегированы три представителя полукадетско–полуоктябристского толка, к ним присоединились по три представителя от ЦК кадетской партии и торгово–промышленной общественности. Главную роль в ней играли бывший министр царского правительства А. Кривошеин, кадет, бывший «легальный марксист» и будущий идеолог «белого дела» П. Струве, член кадетского ЦК П. Новгородцев. «Девятка», стоявшая на политической и идеологической платформе корниловской программы, установила связь с Доном, Корниловым и Алексееввым, направляла туда людей и деньги [1].
Постепенно расширяясь, организация включила в свою орбиту Всероссийский Союз земельных собственников и ряд других монархистских групп. К весне 1918 года она называлась уже «Правый центр». Возглавляли его А. Кривошеин, П. Новгородцев, бывший член Государственного совета В. Гурко, товарищ министра внутренних дел Временного правительства С. Леонтьев.
Определенные изменения претерпела и идеология подполья, теперь в нем сильны были промонархические взгляды, что закономерно, если учитывать, что даже Конституционно–демократическая партия изначально выступала за конституционную монархию.
Этот момент, впрочем, не помешал руководству организации, расширяясь и далее, вступить в переговоры с наиболее крупной партийной силой страны — эсерами, преследуя цель объединиться «в межпартийной организации с несколькими представителями социалистических партий» [2].
На тот момент считалось, что одна из главных причин триумфа большевиков коренилась в «партийном догматизме», «партийном разъединении» их противников. Отсюда следовал вывод: желательно блокирование всех антибольшевистских групп, создание под «национальным» флагом общего контрреволюционного фронта [3].
Как пишет активный участник Правого центра кадет Н. Астров в записке «Московские организации 1917‑1918 гг.», вначале была сделана попытка достичь соглашения между центральными комитетами партий. В переговорах с кадетской стороны участвовали Астров и Щепкин. Однако это соглашение не состоялось потому, что социалисты настаивали на признании верховной власти Учредительного собрания [4]. В итоге, констатировав невозможность коалиционного объединения, переговорщики сошлись на возможности «соединиться персонально в союз… чтобы независимо от партийности осуществить общую задачу» [5]. Возникла новая подпольная организация — Союз возрождения России (или «Левый центр»). В него вошел почти весь ЦК отколовшейся от эсеров Партии народных социалистов (энесов), правые эсеры, позднее в Союзе появились и меньшевики.
Вместе с тем в Левом центре была заметно представлена КДП, в том числе члены кадетского ЦК, бывшие министры Временного правительства Н. Кишкин и Д. Шаховской. Три кадета — Астров, Степанов и Щепкин — с согласия Правого центра и Союза возрождения являлись членами обеих организаций «с целью… согласовать действия той и другой в наиболее ответственные минуты» [6].
Энес А. Титов сообщал на Дон Деникину, что в обеих организациях «признано необходимым особенно согласование в области военных вопросов, для чего и образовано совещание из представителей от Союза возрождения — генерала Болдырева, от Правого центра — адмирала Немитца и генерала Циховича» [7].
Кстати, интересный факт — генерал В. Болдырев, командующий 5‑й армией, ранее был арестован за отказ подчиниться Советской власти. Незадолго до описываемых событий, 2 марта 1918 года, он был освобожден из тюрьмы по амнистии. В дальнейшем активно участвовал в боевых действиях в рядах Добровольческой армии.
В результате возникновения тесно взаимосвязанных Правого и Левого центров в Москве, таким образом, сложился совершенно противоестественный тактический союз социалистических партий, стоявших на республиканской платформе, с буржуазной организацией, часть членов которой придерживалась корниловских, а часть — промонархических взглядов. Причем сами эти взгляды имели крайне специфические особенности — внутри Правого центра не было единства по вопросу антантофильской или прогерманской ориентации. Так, убежденным сторонником германской ориентации был руководитель Центра А. Кривошеин. Он настаивал на необходимости «прямого призвания немцев и совершения при их помощи монархического переворота» [8].
Германофильские настроения подпитывала «безболезненность» свержения Советов на Украине при помощи немецких войск. Астров писал: «Все чаще стали раздаваться речи, что Россию следовало бы лет на тридцать отдать в обучение Германии, что война с Германией была крупным недоразумением, что Германия естественная соседка с Россией, что союзники не выдержат напора Германии и никакой помощи русским в борьбе с большевиками не окажут. Германия же… готова низвергнуть власть Советов, только желает сделать это руками русских, которым окажет могущественную поддержку» [9].
Сомнительная заслуга разработки подробного плана свержения большевиков в России с помощью Германии принадлежит лидеру кадетской партии П. Милюкову. По его собственным словам, он был «уверен если не в полной победе немцев, то во всяком случае в затяжке войны, которая должна послужить к выгоде Германии, получившей возможность продовольствовать всю армию за счет захваченной ею Украины… На западе союзники помочь России не могут». При таком раскладе сил, полагал Милюков, немцам «самим выгоднее иметь в тылу не большевиков и слабую Украину, а восстановленную с их помощью и, следовательно, дружественную им Россию». Лидер кадетов надеялся «убедить немцев занять Москву и Петербург, что для них никакой трудности не представляет», и помочь образованию «всероссийской национальной власти» [10].
В мае 1918 года в ходе обсуждения тезисов Милюкова состоялся знаменательный диалог — левый кадет В. Оболенский воскликнул: «Неужели вы думаете, что можно создать прочную русскую государственность на силе вражеских штыков? Народ вам этого не простит». На что Милюков «холодно пожал плечами»: «Народ? Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться» [11].