Мы стояли, беседовали...

Руководитель уставился на меня в упор внимательным, въедли­вым взглядом, сняв даже по этому случаю свои солнцезащитные очки, — я знакомлю его с анкетой, где каждый ответ — нечто вроде отрывка из произведения художественной литературы как таковой; Руководитель то прислушивается ко мне, то явно погружается в раз­мышления о своем будущем труде, потому что время от времени он, по своему обыкновению, характерным жестом вскидывает голову вверх, несколько отведя ее вбок, и, вздернув одну бровь, устремляет­ся взором в неведомые дали, нет-нет возбужденно приговаривая: «О-хо-хо-хо, вот оно как!», «хорошо, очень хорошо». Я пересказываю пространно записанные мною ответы: названный респондент не любит математики, поскольку писатель Сервантес плюс какое-то там ничтожество не составляют в сумме два, то есть это отнюдь не единица плюс единица; невесту у него отбил какой-то человек, похожий на слово «угобзился»; он, если верить ему, не теряет ни мига свободного времени, так как, едучи в битком набитом трамвае, думает о литературе, только в узком понимании этого слова, сиречь — о литературе художественной. Я излагаю все это по порядку и со всей обстоятельностью, Руководитель по большей части меня вни­мательно слушает, — мы занимаемся констатацией фактов. «Не те­ряю, дескать, да?» — таинственно приглушенным голосом спрашивает меня Руководитель. «Нет, — говорит, — нет, вы представляете?» «Но это же просто замечательно, это просто чудно! — восклицает он. — Вот где, надо сказать, индивидуальность... Да вы понимаете, что мы наткнулись на золотую жилу! Этот индивид, с предельно четко выраженными личностными параметрами, смог бы внести ясность в вопросы, значение которых, далеко выходя за очерченные рамки, относится к наиважнейшей сфере; да и можно ли бездумно, так сказать, с кондачка, пренебречь художественной литературой, как таковой? Не ей ли служили своим пером Толстой, Герцен и ээ... ммм... ну и целый ряд других известных всему миру выдающихся людей?! Ну ладно, всё, — говорит он, быстро взглядывая на меня. — Давайте-ка пойдем, названный респондент напрямую предназаначен для сложных вопросов, — и несколько взволнованно: — в общем, на месте посмотрим. Только застанем ли мы его на работе...» — «А куда же ему деваться, — успокаиваю я. — Где он может быть, если не...» «Хорошо, пойдем», — останавливает он меня.

И вот мы идем на пару по улице — Руководитель и я. Хоть он и взволнован, но шаг у него решительный, твердый, весь он подтянут в струнку, пальто элегантно облегает его стройное тело атлета; у него буйная шевелюра и смелый пронзительный взгляд, орлиный! Мне лестно и радостно идти вот так плечом к плечу с Руководителем, как равный с равным; хорошо б встретился кто-нибудь из знакомых! Взяв меня под руку, он на ходу излагает мне свой план: поначалу он задаст респонденту несколько несложных вопросов, разумеется, связанных с литературой... Не с литературой вообще, а с литературой в узком ее понимании... Я ни в коем случае не должен вмешиваться в их беседу, если только ко мне не обратятся, — здесь одно-единственное опрометчиво сказанное слово может испортить все дело. Понятно? «Что и говорить». Не стоит мне и особенно фиксировать взгляд на респонденте, чтобы не смущать его понапрасну, а то у него может возникнуть чувство неловкости. «Как бы не так! — саркастически ухмыляюсь я. — Перевернись хоть весь мир вверх тормашками, ему и тогда будет все до лампочки!» — «Почему?» — «А кто его знает!» «И это тоже весьма примечательно, — говорит Руководитель, — но все-таки ты лучше на него не смотри...» — «И глаз не подниму...» — «Нет, так тоже не годится, ничего не надо подчеркивать. В крайность впадать отнюдь не полезно. Так, поглядывай время от времени, изредка».— «Хорошо, буду поглядывать изредка, — обещаю я. — Это воон там...» «Аа, вот как, — и Руководитель судорожно сжимает мой локоть. — Знаете что, Тамаз, я подожду на улице, а вы предупредите его, что с ним намерен побеседовать ваш коллега, старший по возрасту и по должности, — такая деликатность, несомненно, расположит его в нашу пользу, — а я тут займу такую позицию, чтоб меня было видно из его окна, и стану прохаживаться взад-вперед, понятно? — И вдруг внезапно перерешает:—Хотя нет-нет, пошли лучше вместе...»

Человек, который страсть как любил литературу, фотографиро­вал какую-то сильно декольтированную, всю, с ног до головы, трепещущую дамочку: «Нет, нет, поглядите вверх, я говорю; еще, еще немного повыше. О, о! Поверните головку налево, чуть-чуть, совсем немного, нет, нет, не напрягайтесь, не надо волноваться, голубушка, успокойтесь и вспомните что-нибудь, ну, очень, очень приятное, вспомните, например, свое детство, вольное, беззаботное, подайтесь немного назад... Нет, нет, мысленно отступите назад лет эдак на тридцать... ээ, на двадцать. О,о,о, воот таак; думайте, думайте о счастливом детстве, скорей кассету, Клим, плечи у вас не зябнут? Давай заодно ты сам и вставь, набивай руку. Ого! Глядите, кто к нам пожаловал, прошу, прошу, дорогой Аурелиано, здравствуйте, нет, это не вам, дорогуша, зачем же вы кивнули головой, совсем испортили позу, поднимите, поднимите голову, воот так, немного расширьте глаза, напрягите, напрягите веки, нет, нет, не так сильно, не надо таращиться, во-во-во, так, таак, не волнуйтесь. Ну, теперь вы слишком уж успокоились и забыли про счастливое детство, вспом­ните, вспомните. Что с того, что это было давненько... Вам не холод­но, нет, ну и очень хорошо...»

Наконец-то, облившись семью потами, он закончил. Свершилось. И тут для каждого мигом нашлось свое дело, для всех, кроме одного меня. Все разом засуетились: Человек шарит по карманам, охло­пывает ладонями свою одежду, лихорадочно роется в ящике стола; Клим поспешно гасит свет — дает отдохнуть лампочкам — и начи­нает колдовать подле аппарата. «Мой карандаш тебе не попадал­ся?» — спрашивает его Человек. «Нет, — отвечает Клим. — А разве он не в ящике?» Тем часом Руководитель подходит с обаятельной улыб­кой к дамочке и, подняв на уровень ее плеч пальто с меховым воротником, любезнейшим тоном говорит: «Позвольте, я наброшу на вас пальто, иначе вы можете простыть, дааа». Она только разок успела глянуть на него, подставляя ему плечи, но теперь даже по затылку ее, с сильно забранной кверху копной пышных волос, чувст­вуется — вы не поверите! — что он ей нравится... «Не нашли?» — «Нет, Клим, — досадует Человек. — Нечем выписать квитанцию...» «Вам было очень холодно?» — чарующим бархатным голосом спра­шивает Руководитель; и до чего же он красив, до чего привлека­телен... «Нн-нет, не особенно», — говорит она, тоже очень хорошень­кая, пикантно пухленькая, словом, обворожительная. «В ящике смотрели?» — беспокоится Клим. А Руководитель: «Ну как, теперь вы, надеюсь, согрелись?» Она стоит, слегка наклонив головку. Ру­ководитель средним пальцем отгибает у запястья рукав и с озабо­ченным видом смотрит на часы; женщина, улучив момент, окиды­вает мимолетным взглядом его лицо, на что уходит не более секунды, и вновь опускает глаза, но теперь она уже наизусть знает, какие у Руководителя брови, нос, губы, и, ох, до чего же он ей нравится, зато Человеку, который страсть как любил литературу, совсем не нравится, что куда-то запропастился его карандаш, и он пребывает в мрачном раздумье. «Вот теперь даже по вашей шейке видно, что вы отогрелись, — говорит Руководитель. — Вам никак нельзя мер­знуть, вы всегда должны быть в тепле», — продолжает он вкрадчиво, лаская женщину глазами. Она приникла щекой к меховому воротнику и будто бы отводит взгляд от Руководителя, но он ей нравитсял нравится, ой-ё-ёй как нравится. Не будь там нас, они бы как ошалелые кинулись друг к другу. «Может, у Аурелиано есть ручка?»  — подает мысль Клим. «Верно, верно, — радуется Человек, однако тут же припоминает: — Но ведь его ручка течет... А что, если у того спросить?» — говорит он, поведя головой в сторону Руководителя, который склонился к женщине и с улыбкой заглядывает ей в глаза. «Простите, у вас ручки не...» — начинает Человек, но Руководители его не слышит. В это время Клим находит карандаш, которым оказалась заложена какая-то книга. Человек заполняет квитанцию и вежливо протягивает ее клиентке, она, собравшись уходить, кутается в пухлую, ворсистую шаль. Руководитель галантно распахивает перед нею дверь; подхватив ее под локоть, помогает ей подняться на две невысокие ступеньки и говорит: «До встречи»! Теперь мы остались вчетвером, два — на два, но Человек пока не знает, что мы с Руководителем пришли вместе, и, принимая его за клиента, спрашивает: «Вам для паспорта или...» Руководители широко, во весь рот ему улыбается: «Нет, нет, я пришел вот вмести с моим сотрудником...» — «С Тамазом?» — удивляется Человек, ни тут же припоминает: