Он посмотрел на меня слегка раздраженно, но в ответ тоже сделал комплимент:

— Вы отлично знаете историю технологии, Робин. Впрочем, хоть я и Альберт Эйнштейн и чрезвычайно близок к оригиналу, но не ограничен возможностями реального Эйнштейна. Например, миссис Броадхед включила в мою программу все известные записи хичи, а мой плотский оригинал даже не знал о самом существовании хичи. Я также включил в свою программу большинство своих коллег и многочисленные системы поиска информации. Я попытался подключиться к главной системе, но в этом, Робин, — он виновато взглянул на меня, — меня постигла неудача. Впрочем, я включился в военную систему. Ваш вылет состоится в Лагосе, Нигерия, завтра в полдень, и самолет вам вернут вовремя, так что вы успеете в Лагос. — Он нахмурился. — Что-то не так?

Я не столько слушал Альберта, сколько разглядывал его. Эсси проделала замечательную работу. Никаких мелких погрешностей, когда он начинает предложение с трубкой в руке, а заканчивает, жестикулируя куском мела.

— Ты кажешься вполне реальным, Альберт.

— Спасибо, — сказал он, открыл ящик стола, достал оттуда спички и поднес пламя к трубке. В прежние дни у него просто материализовался бы коробок спичек. — Может, хотите больше узнать о своем корабле?

Я подтянулся.

— Есть что-то новое?

— Если и есть, — извинился он, — я об этом не знаю: я уже сказал, что не мог связаться с главной сетью. Тем не менее я получил копию сертификата от Корпорации «Врата». Корабль значится как двенадцатиместный, то есть он способен брать двенадцать человек, если не предназначается для специальных исследований…

— Я знаю, что такое двенадцатиместный корабль, Альберт.

— Конечно. Ну, так вот, он снабжен всем необходимым для четверых, хотя можно поместить еще двоих. Он испытан в полете на Врата-Два и обратно, весь полет функционировал нормально. Доброе утро, миссис Броадхед.

Я оглянулся через плечо: Эсси кончила завтракать и присоединилась к нам. Она склонилась ко мне, тщательно рассматривая свое создание.

— Хорошая программа, — сказала она наконец, потом: — Альберт! Где ты взял это ковыряние в носу?

Альберт виновато извлек палец из носа.

— Из неопубликованного письма Энрико Ферми к родственнику в Италию. Уверяю вас, жест аутентичен. Есть ли еще вопросы? Нет? Тогда, Робин и миссис Броадхед, — закончил он, — я предлагаю вам упаковаться, потому что только что по полицейским каналам связи получил сообщение, что ваш самолет приземлился и его заправляют. Вы можете вылететь через два часа.

Так оно и было, и мы благополучно вылетели — или почти благополучно. Почти. Мы уже садились в самолет, когда сзади от пассажирского аэровокзала послышался шум, и мы оглянулись.

— Похоже на перестрелку. — удивленно сказала Эсси. — А вон те большие штуки на стоянке, видишь, они раздвигают машины? Одна из них только что своротила пожарный кран, и из него бьет вода. Неужели это то, что я думаю?

Я втащил ее в самолет.

— Может, — сказал я, — если ты думаешь, что это танки. Давай убираться отсюда.

И мы убрались. Без проблем. Для нас, во всяком случае, хотя Альберт, подключившийся наконец к главной сети, сообщил, что опасения лейтенанта оправдываются и что действительно началась революция. Итак, у нас проблем не было, хотя в обширной вселенной происходило многое, и со временем проблемы у нас появятся, и весьма болезненные.

15. НАЗАД ИЗ НЕПРЕРЫВНОСТИ ШВАРЦШИЛЬДА

Придя в себя, Джель-Клара Мойнлин не была мертвой, как она справедливо ожидала. Она находилась в исследовательском корабле хичи. Внешне бронированный пятиместник, но не тот, в каком она была в последний момент.

Последние ее воспоминания были хаотическими, лихорадочными и полными боли и ужаса. Она помнила все очень хорошо. Но в этих воспоминаниях не было худого смуглого мрачного парня в ограничительных ремнях и шарфе. Больше на нем ничего не было. В воспоминаниях не было места и для незнакомой молодой светловолосой девушки, плачущей навзрыд. Да, в последнем воспоминании Клары люди кричали и плакали! И бранились, и мочили нижнее белье, потому что оказались пойманными за барьером Шварцшильда в черной дыре.

Но эти люди совсем другие.

Молодая девушка утешающе склонилась к ней.

— Как ты, милая? Тебе действительно трудно пришлось. — Для Клары это утверждение не было новостью. Она знала, как ей было трудно. — Она пришла в себя, — сказала девушка через плечо.

Мужчина наклонился, оттолкнув девушку. Он не стал тратить времени, расспрашивая Клару о ее состоянии.

— Как тебя зовут? И еще орбиту и номер полета — быстрее!

Когда она сказала ему, он ничего не ответил. Просто исчез, и его место снова заняла светловолосая девушка.

— Я Долли, — сказала она. — Прости, я ужасно выгляжу, но по правде говоря, я боюсь до смерти. Как ты? Ты была в ужасном состоянии, а здесь нет никакой медицинской программы.

Клара села и обнаружила, что да, она в ужасном состоянии. Все ее тело болит, начиная с головы, которая, по-видимому, обо что-то ударилась. Клара осмотрелась. Она никогда не видела корабль, настолько забитый инструментами и игрушками. И здесь очень приятно пахнет кухней.

— Слушай, где это я? — спросила она.

— В его корабле, — указала. — Его зовут Вэн. Он летает и заглядывает в черные дыры. — Долли выглядела так, словно собиралась снова заплакать, но потерла нос и продолжала: — И, милая, мне очень жаль, но все эти люди с тобой, они мертвы. Ты только одна была жива.

У Клары перехватило дыхание.

— Все? И Робин?

— Я не знаю их имен, — сказала девушка. И не удивилась, когда неожиданная гостья отвернула лицо и заплакала. Вэн рявкнул на женщин. Он глубоко задумался. И не знал, какое сокровище обнаружил и как это сокровище усложнит его жизнь.

Правда, что я женился на своей дорогой Эсси в качестве реакции на потерю Клары Мойнлин. Ко мне возвратилась способность чувствовать, когда я отбросил чувство вины, вернее, почти отбросил, — вины в утрате Клары.

Когда со временем я узнал, что Клара жива, я испытал шок. Но, клянусь Господом, ничто — ничто — не может сравниться с шоком, испытанным Кларой! Даже сейчас, в нынешних обстоятельствах, я не могу не чувствовать то, что назвал бы — достаточно несовместимо со своим теперешним состоянием — физической болью, когда я думаю о том, что испытала моя некогда горячо любимая Клара, когда восстала из мертвых. И не только потому, кем она была, не только из-за ее отношений со мной. Всякий должен был бы посочувствовать ей. Захваченная в ловушку, испытывающая ужас и боль, уверенная в близкой смерти — и в следующий момент чудесно освобожденная. Боже пожалей бедную женщину! И положение ее не становилось лучше. Половину времени она проводила без сознания, потому что тело ее испытало огромную физическую нагрузку. Приходя в себя, она не всегда понимала, что бодрствует. Она чувствовала уколы, ощущала тепло, гул в ушах и понимала, что ей вводят обезболивающее. Но все равно ей было ужасно больно. И не только физически. А, приходя в себя, она иногда думала, что галлюцинирует, потому что человеконенавистник Вэн и деморализованная Долли — не те люди, за которых можно ухватиться. Задавая вопросы, она получала непонятные ответы. Она видела, как Вэн разговаривает с машиной, и спросила у Долли, что он делает. Но смысла ее ответа не поняла:

— А, это его Мертвецы. Они запрограммированы на утерянные полеты, и теперь он спрашивает их о твоем рейсе.

Но что может понять человек, никогда не слышавший о Мертвецах? И что она могла подумать, когда прямо из воздуха тонкий неуверенный голос заговорил о ней:

— …нет, Вэн, человека по имени Шмитц не было в этом рейсе. Понимаешь, в этот рейс отправились два корабля…

— Мне все равно, сколько их полетело!

Голос смолк. Потом неуверенно:

— Вэн?

— Да, я Вэн! Кем я еще могу быть?