— Пожалуйста, продолжайте. Боб, — немного погодя говорит Зигфрид.

— Я и продолжаю. Дай мне минутку. Больно! Вероятно, это можно назвать основной болью.

— Пожалуйста, не ставьте себе диагноз, Боб. Просто говорите. Пусть выходит наружу.

— О, дерьмо!

Я тянусь за сигаретой и застываю. Это обычно хорошо действует, когда мне туго приходится с Зигфридом, потому что почти всегда вовлекает его в спор, не пытаюсь ли я облегчить напряжение, вместо того чтобы справиться с ним. Но на этот раз я испытываю такое отвращение к себе, к Зигфриду, даже к своей матери... Я хочу покончить с этим. «Послушай, Зигфрид, вот как это было. Я очень любил маму и знаю — знал! — что она меня любила. Но она не очень хорошо показывала это».

Неожиданно я осознаю, что держу в руках сигарету, перекатываю в пальцах и даже не зажигаю. Удивительно, но Зигфрид никак не прокомментировал это. Я продолжаю. «Она мне этого не говорила. И не только это. Странно, Зигфрид, но, знаешь, я не могу вспомнить, чтобы она касалась меня. Ну, не совсем... Иногда она меня целовала на ночь. В макушку. И помню, она мне рассказывала сказки. И всегда была рядом, когда я в ней нуждался. Но...» Мне приходится остановиться на мгновение, чтобы справиться с голосом. Я глубоко вдыхаю, ровно выдыхаю через нос, сосредоточившись на процессе дыхания.

— Но, видишь ли, Зигфрид, — говорю я, репетируя про себя слова и очень довольный их ясностью и уравновешенностью, — она не часто притрагивалась ко мне. Кроме одного обстоятельства. Когда я болел. А я часто болел. Все на шахтах болеют: постоянные насморки, болезни кожи. Она давала мне все необходимое. Всегда была рядом. Всегда: работала и заботилась обо мне в одно и то же время. И когда я заболевал, она...

Немного погодя Зигфрид говорит: «Продолжайте, Робби. Скажите это».

Я пытаюсь, но не получается, и он говорит:

— Просто скажите, как можете. Избавьтесь. Не беспокойтесь о том, пойму ли я, имеет ли это смысл. Просто избавьтесь от слов.

— Ну, она измеряла мне температуру, — объясняю я. — Понимаешь? Совала в меня термометр. И держала меня, знаешь, сколько времени нужно, три минуты. А потом доставала термометр и смотрела на него.

Я на краю вопля. Хочу начать, но прежде хочу довести до конца. Почти сексуальное ощущение. Как будто принимаешь решение о женщине и не хочешь, чтобы она слишком тебя занимала, но все равно начинаешь. Я пытаюсь справиться с голосом, чтобы он не подвел меня, пока я не кончу. Зигфрид молчит, и немного погодя я нахожу слова:

— Знаешь что, Зигфрид? Забавно. Всю жизнь... сколько прошло с тех пор? Сорок лет? И тогда и теперь у меня сумасшедшее представление, что любовь — это когда что-то в тебя вставляют, а потом вытаскивают.

Глава 26

Пока я отсутствовал, на Вратах произошли большие изменения. Повысили плату за суточное содержание. Корпорация хотела избавиться от прихлебателей, вроде Шики или меня. Плохая новость — рассчитывал на три оплаченных недели, оказалось всего десять дней. Появилось много ученых с Земли: астрономов, ксенотехников, математиков. Прилетел даже старый профессор Хеграмет; весь в синяках от старта, он бойко бегал по туннелям.

Но Оценочная комиссия не изменилась, и я был приколот к скамье, а моя старая знакомая Эмма объясняла, какой я глупец. На самом деле докладывал мистер Сен, Эмма только переводила. Но мне ее перевод понравился.

— Я предупреждала вас, Броудхед. Вам следовало прислушаться. Почему вы изменили установку курса?

— Я уже говорил. Обнаружив, что я на Вратах-Два, я просто не мог этого вынести. Хотел отправиться куда-нибудь еще.

— Чрезвычайно глупо с вашей стороны, Броудхед.

Я посмотрел на Сена. Он висел на стене, прицепившись воротником на крюк, улыбался, сложив руки. «Эмма, — сказал я, — делайте, что хотите, только отцепитесь от меня».

Она радостно ответила: «Я и делаю, что хочу, Броудхед, потому что должна это делать. Это моя работа. Вы знали, что изменять установку курса запрещено».

— Кем запрещено? Я застрял в том корабле.

— В правилах сказано, что нельзя уничтожать корабль, — объяснила она. Я не ответил, она сделала что-то вроде перевода для мистера Сена, который серьезно выслушал, поджал губы и произнес две аккуратных фразы на языке мандаринов. Можно было расслышать даже знаки препинания.

— Мистер Сен говорит, — сказала Эмма, — что вы весьма безответственная личность. Вы уничтожили невосполнимое оборудование. Оно не принадлежало вам. Оно принадлежало всему человечеству. — Он произнес еще несколько предложений, и она закончила:

— Мы не можем окончательно судить о вашей ответственности, пока не получим дополнительной информации о степени урона, нанесенного кораблю. Мистер Итуно обещал при первой же возможности произвести полную проверку корабля. Ко времени его доклада в полете находились два ксенотехника. Они должны отправиться на Афродиту. Сейчас они уже на Вратах-Два, и их заключение, вероятно, прибудет с очередным пилотом-перевозчиком. Тогда мы снова пригласим вас.

Она замолчала, глядя на меня, и я понял, что встреча окончилась. «Большое спасибо», — сказал я и оттолкнулся в сторону двери. Она позволила мне долететь до нее, прежде чем сказала:

— Еще одно. В докладе мистера Итуно сообщается, что вы работали на погрузке и изготовлении костюмов на Вратах-Два. Он установил вам плату — сейчас взгляну — двадцать пять сотен долларов. Ваш пилот-перевозчик Эстер Берговиц перевела на ваш счет один процент своей оплаты за услуги, оказанные в полете; соответственно произведены изменения в вашем счете.

— У меня не было контракта с ней, — удивленно сказал я.

— Не было. Но она считает, что должна поделиться с вами. Немного поделиться, разумеется. Хотя, — она снова посмотрела в бумаги, — двадцать пять сотен плюс пятьдесят пять сотен — всего получается восемь тысяч долларов на вашем счету.

| ОТЧЕТ О ПОЛЕТЕ

|

| Корабль 1-103, рейс 022В18.

| Экипаж Дж.Геррон.

|

| Время до цели 107 дней 5 часов. Примечание:

| время обратного пути 103 дня 15 часов.

|

| Извлечение из журнала: "На 84 день полета, на

| 6-ом часу инструмент Q начал светиться, и

| наблюдалась необычная активность огней на

| контрольном табло. В то же самое время я ощутил

| изменение в направлении толчка двигателей.

| Примерно с час продолжались изменения, затем свет

| Q погас и все пошло как обычно".

|

| Предположение: Курс был изменен для того,

| чтобы избежать столкновения с какой-нибудь

| опасностью, может, звездой или другим небесным

| телом. Рекомендован компьютерный поиск в журналах

| аналогичных происшествий.

Восемь тысяч долларов! Я направился к шахте, схватился за ведущий вверх кабель и задумался. Особой разницы нет. Конечно, этого не хватит, чтобы оплатить стоимость поврежденного корабля. Во всей вселенной не найдется достаточно денег, если с меня потребуют полную стоимость восстановления. Корабль восстановить невозможно.

С другой стороны, теперь у меня на восемь тысяч долларов больше, чем раньше.

Я отпраздновал это изменение, купил выпивку в «Голубом Аду». Пока пил, думал о том, какие у меня возможности. Чем больше думал, тем сильнее они уменьшались.

Меня признают виновным, это несомненно, и предъявят иск по меньшей мере в несколько сотен тысяч. Но у меня их нет. Счет может быть и большим, но это уже безразлично: когда заберут все, что у тебя есть, больше уже брать нечего.

Как подумаешь, мои восемь тысяч долларов — это волшебное золото. Оно может растаять с рассветом, как только поступит отчет ксенотехников с Врат-Два. Оценочная комиссия соберется снова, и на этом конец.

Поэтому нет особой причины беречь деньги. Можно их и потратить.