— Хорошо. Обязательно заеду. И обязательно отвоюем церковь…

Потом он седлал рыжего. А она стояла и смотрела. Потом так же молча прошли они, ведя коня в поводу, до моста. Здесь он сел в седло, чуть улыбнулся Кате, и жеребчик дробно ударил копытами по настилу моста, размашисто зарысил по мягкой проселочной дороге. Катя стояла на мосту и смотрела ему вслед, как смотрела, может, в далеком девятнадцатом году ее мать, провожая ее отца в партизанский отряд молодого тогда Данилова.

13

С детства любил Сергей ездить верхом. Еще мальцом мечтал служить в кавалерии, читал книги об уходе за конем, по джигитовке, с мальчишеской пылкостью любил Буденного, наизусть знал все боевые походы Первой конной. И сейчас, будучи секретарем райкома, выпросил у Данилова седло и с удовольствием разъезжал на единственном райкомовском жеребчике.

Рыбьей чешуей сверкало на дороге множество крохотных лужиц, смачно чавкала под копытами загустевшая за ночь грязь. Жеребчик, игриво помахивая головой, шел проворно. Не менее благодушно был настроен и его хозяин. Еще вчера он ехал в Петуховку с затаенным чувством тревоги, а сегодня было радостно на сердце. Он вспоминал, как вчера после разговора на сельсоветском крыльце Катя, непривычно смущенная, пригласила их к себе ночевать, как была беспомощной в первые минуты дома.

Поначалу Сергея беспокоило угрюмое молчание Катиного отца. Тот сидел на голбце — возвышении сбоку печи, курил самокрутку и изредка, будто мимоходом, посматривал на гостей. Сергей заметил, что Катя была похожа на мать: такая же белокурая, с белыми ровными зубами, только глаза, большие, темные, задумчивые, были отцовские.

Разговорились только за ужином. Оказалось, что хозяин хорошо знал отца Сергея.

— Лихой был партизан! — вспоминал Тимофей Назарович. — Вместе мы с ним воевали в седьмом партизанском полку у Коляды. Был такой полк «Красных орлов». Колхоз наш сейчас в честь его прозывается. Много нас тогда из села было в этом полку, поэтому и назвали после колхоз этим именем. Многие уже теперь поумирали — давно ведь было дело. А кто и разъехался — в руководстве теперь многие, кто учился-то после гражданской. Вот. А отец твой погиб в Солоновке. Жаркий там бой был. Командира нашего ранили, Коляду, обе ноги перебило пулеметом. А батька твой возле него был, так и погиб вместе, не бросил командира. Железный был человек. Обличием ты на него смахиваешь, только он был суровый на вид, исподлобья больше смотрел. И в бою был такой же суровый. А как человек — душевный.

В эти мунуты Сергею казалось, что его отец — герой, о каких он много читал в книгах. Думал: неужели когда-нибудь в книжке рядом с Колядой напишут и о его отце, как пишут о сподвижниках Чапаева, Щорса? Лестно было еще и то, что все эти боевые дела знает именно Катин отец и что рассказал он о них в присутствии Кати…

Сергей не торопил жеребчика. Большую часть пути ехал шагом — так лучше думалось.

Миновав последний колок, рассыпанный у самой поскотины, Сергей въехал в Николаевку. Он боялся, что не застанет никого в колхозной конторе. И, действительно, опоздай он еще на несколько минут, пришлось бы долго ждать местных властей, потому что, как правило, обедают и деревне по два-три часа. Но Сергею повезло. В правлении он встретил собиравшегося уходить домой председателя колхоза Пестрецова, грузнеющего сорокалетнего мужчину.

По какому случаю к нам? — улыбнулся тот, протягивая Сергею руку. Кажется, сенокос ведем не хуже других, сводки об этом посылаем. К чему бы это уполномоченный пожаловал?

Я в комсомольскую организацию. Мне — Шевелева, нового секретаря вашего.

— Витьку? Можно. Это мой шуряк. Пойдем ко мне на квартиру, он со мной живет.

Шагая рядом с Пестрецовым, Сергей вспомнил, как Данилов однажды сказал о нем: «Хорош председатель, добрый хозяин, но недальновидный, учиться не хочет, агрономию не признает. Лет пять еще протянет, а потом колхозники от него откажутся…»

Председательский дом, высокий, крестовый, с большими светлыми окнами, стоял на взгорке недалеко от колхозной конторы. На крыльце их встретил малец лет семи. Он сидел на ступеньке и старательно выбирал из корзинки смородину, сортировал: которая почернее — на варенье, а позеленее— сушить. Отец любовно потрепал мальчишку за вихры.

— А где Витька?

— Вон в огороде с мамкой огурцы собирает.

Пестрецов подошел к высокому тыну, крикнул:

— Виктор!.. Поди-ка сюда.

Через минуту из огорода вышел с пустыми ведрами паренек лет семнадцати — года на два-на три моложе Сергея.

— Вот секретарь райкома комсомола приехал к тебе, — сказал Пестрецов и направился в дом.

— Товарищ Новокшонов! — паренек обрадованно схватил его руку. — Понимаете, я совсем запутался!.. Не знаю, что делать и как организовать работу. Урзлин был у нас, наговорил мне много, но я почему-то ничего не могу из его указаний выполнить. Когда говорил он, я понимал, а сейчас понять ничего не могу. Вы надолго к нам? Расскажите мне еще раз, а я запишу подробнее, а то я такой заполошный, все путаю и все забываю. Пойдемте в контору, там у меня все дела, какие велел завести мне Урзлин.

Он было направился к калитке, потом вдруг остановился.

— Вот это здорово! — воскликнул он и виновато посмотрел на Сергея. — Вы, наверное, с дороги проголодались и устали, а я скорее в контору…

Обедали в большой горнице: сам Пестрецов, Виктор, семилетний Володька, Сергей и хозяйка, молодая женщина с чистым румяным лицом; Сергей удивился — она казалась намного моложе мужа.

За столом Пестрецов все время шутил то над сыном, то над Виктором.

— Вы ему из райкома мандат хоть какой-нибудь дайте, — подмигивал он Сергею. — Чтоб сразу видно было, что человек облечен доверием… А то без мандата какой, он секретарь, его Вовка и тот перестал слушаться.

Или:

— Виктор, ты теперь начальство на селе, а начальству не с руки холостому быть, не солидно растрясать свой авторитет по вечеркам. Давай мы тебя женим. Отделю тебя честь по чести: полдома отдам, скотиной поделюсь, а?

Вовка морщил нос, измазанный сметаной, тоже гнул за отцом:

— Женись, Вить, на Марейке Полосухиной, а я к тебе буду в гости ходить. А ты меня сметаной кормить будешь?

Сергею понравилась эта веселая дружная семья, он с удовольствием поддерживал разговор, от души смеялся.

До вечера Сергей работал на покосе с ребятами, а потом заседали — спорили о роли и задачах комсомола в деревне на данном этапе строительства социализма. После доклада Сергея о международном и внутреннем положении Страны Советов выяснилось из выступлений, что комсомольская организация здесь давно воюет с потребкооперацией. Всю свою роль и свои задачи в деревне «на данном этапе» ребята сводили к требованиям контроля над торгашами.

— Кумовство да сватовство развели и все товары из-под прилавка гонят!

— С поличным поймали продавца.

— В стране не хватает ситца на рубахи, а Марья Шимонаиха полог к кровати сшила!

— Не допросишься, чтобы книг привезли, за каждой брошюркой в район ездить надо!

А «война» эта с кооперацией началась, как выяснилось, с того, что полгода назад организация решила устроить комсомольскую свадьбу двум своим комсомольцам. Ребята собрали деньги, хотели сделать молодоженам свадебный подарок. Обратились к правлению сельпо, чтобы продали самое необходимое не по нормам, а чуточку побольше — событие, мол, немаловажное, надо сделать людям исключение. Правленцы сочли затею комсомольцев ребячьей выдумкой, баловством и не стали даже разговаривать. С этого и пошло.

Как ни старался Сергей повернуть собрание на более широкую дорогу, разговоры все равно сворачивали на сельповский проселок. На второй вечер Сергей пригласил на собрание председатели сельского Совета. Тот рубанул сразу: Правильно ребята толкуют — с сельпом у нас неладно. Давно собираемся заняться им, да все руки не доходят. Переизбираем ревизионную комиссию! Там они все пообнюхались, сжились. Свежего человека туда надо, чтоб плесень ихнюю расчистил. Правильно я толкую, ребята?