Так вышло, что я провел свою первую ночь в палаццо Валомбра.
На следующее утро я проснулся с прекрасным самочувствием. О вчерашнем недомогании остались одни воспоминания. Лежа на удобной кровати, я думал о картине, запертой в доме пожилой баронессы. Не она ли снилась мне сегодня ночью? Как уговорить баронессу показать ее эксперту? Сделал ли Лоренцо все, что было возможно в этой ситуации? Ездил ли он в Швейцарию? Достаточно ли убедительными были его речи? Или же, наоборот, его настойчивость заставила владелицу картины насторожиться?
Пробило девять. Я встал, принял душ в просторной ванной комнате, где нашлись все необходимые бритвенные принадлежности, причесался и оделся. Этим утром по дворцу сновали слуги, мужчины и женщины. Все они вежливо со мной здоровались. Одна из горничных спросила, что я желаю на завтрак, и сообщила, что хозяйка дома, синьора, ожидает меня в маленькой гостиной.
В утреннем свете Кьяра Валомбра показалась мне старше, чем вчера вечером, и все же она была очень красива. Супруга Лоренцо улыбнулась, села за стол и налила мне чаю. «У Лоренцо сегодня утром деловая встреча, но он скоро вернется», – сообщила она и добавила, что старшие дети уже ушли, а маленькая Флоранс играет с няней в своей комнате.
«Вам лучше?» – спросила она хорошо поставленным, приятным голосом. Я кивнул и придвинул к себе тарелку с завтраком. Невзирая на ее приветливость, в обществе столь аристократичной дамы я чувствовал себя неотесанным, неловким болваном, стыдился своей помятой одежды и своего скромного происхождения.
– Муж сказал, что вы – близкий друг Констанции… Ее внезапная смерть, я думаю, стала для вас большим горем.
– Да, это так, – сказал я. Ее настойчивый взгляд заставил меня смутиться.
Кьяра Валомбра раскурила сигарету белого табака из пачки, забытой на столе Лоренцо.
Мы довольно долго молчали. Что знала она о Констанции Деламбр? О чем она догадалась, что почувствовала, что заподозрила? Я посмотрел на ее руки. На мизинце левой руки у нее была печатка с гербом Валомбра, на котором были изображены крест, орел и лилия. Элизабет никогда не носила украшений с моим гербом хотя бы потому, что у меня его не было (да и что могло быть изображено на гербе Бутара? Компьютерная мышка? Антенна телевизора? Штопор?), но кое-что общее у них с Кьярой все же имелось: у обеих был потухший взгляд и грустное лицо, по которым можно легко узнать женщину, которой изменяет супруг.
Но если Элизабет ушла от меня со скандалом, то Кьяра осталась с Лоренцо. Почему? «Ради детей»? Потому что Валомбра не разводятся? Потому что сумела его простить? Или, быть может, просто потому, что до сих пор любит его?
Это продолжительное молчание смущало меня.
– У вас красивые дети, – сказал я, набив рот сладкой сдобой.
– Да, – тихо отозвалась она.
– Джулия очень похожа на вас.
– А Лодо – вылитый отец!
«И ни слова о Флоранс!» – отметил я про себя.
Я понимал, что она тоже чувствует себя неловко. Внезапно выражение ее лица изменилось, и последовал вопрос, которого я не ожидал:
– Вы были очень близки с Констанцией?
– Да.
– Она поверяла вам свои сердечные тайны? – спросила Кьяра, в упор глядя на меня золотисто-карими глазами.
– Она рассказывала мне очень многое.
Она прощупывала территорию, совсем как ее муж во время вчерашнего разговора. Кьяра продвигалась вперед очень осторожно, соблюдая тысячу предосторожностей, чтобы понять, что именно известно этому неотесанному французу в помятом свитере.
– Она рассказывала вам о нашей семье?
В глазах ее я прочел страх. Она боялась, что я запятнаю ее счастье. Страх, что я заведу речь о неверности Лоренцо. Это было ее слабое место, ее рана – я понимал это по тому, сколько боли было в ее улыбке.
Я вдруг преисполнился сочувствием. Мне захотелось взять ее за руку, успокоить. Я решил соврать, пощадить ее, чего бы мне это не стоило. Мои слова не заставят ее страдать еще больше… Однако одним-единственным взглядом она дала мне понять, что знает, что творится сейчас в моих мыслях, и догадывается о том, что вчера я не сказал Лоренцо о том, что мне известно об их с Констанцией любовной связи. Лгать мне не пришлось, потому что она упредила меня.
– Я никогда не испытывала ненависти к Констанции, – заговорила Кьяра волнующим, звонким голосом. – Хотя могла бы. Но она была такой очаровательной! Полной жизни, страстной… Красивая, высокая, веселая… У нее были молодость и талант. Да, она была само обаяние. Разве не так?
Мне оставалось только кивнуть.
Кьяра налила себе чаю. Потом она встала, с чашкой в руке подошла к окну и стала смотреть на улицу, потягивая горячий напиток. На ней были облегающие брючки и светлая рубашка с расстегнутой верхней пуговичкой. Допив чай, она снова села со мной рядом.
– Девушки-стажеры часто влюбляются в Лоренцо. Я к этому уже привыкла. Видели бы вы его за работой! – Она невесело улыбнулась. – Он просто великолепен! Но я никогда не волновалась. До тех пор, пока не появилась Констанция. Я сразу же почувствовала опасность. Какой у вас знак зодиака, мсье Бутар? – спросила она внезапно.
Этот вопрос меня обескуражил.
– Дева.
– И вы верите в астрологию?
– Нет.
– Я тоже не верю. И все же судьба Констанции и Лоренцо была предопределена звездами. Он – Скорпион, она – Козерог. Это было сильнее их. Я ничего не могла сделать.
Голос ее опустился до едва слышного шепота. Мне пришлось придвинуться ближе, чтобы услышать следующую фразу. Печаль наложила на ее губы свою печать.
– Ее смерть вернула мне Лоренцо. Но что-то в нем ушло вместе с ней. С. тех пор он сам не свой.
Дверь гостиной распахнулась. К нам семенила маленькая Флоранс. Ее няня шла следом. Кьяра подхватила девочку и усадила себе на колени. Кудрявые волосы девочки были собраны под ленточку. Личико у нее было более безмятежное, чем вчера.
Я рассматривал дочь и мать. У девочки личико было загорелое и пухленькое, а у Кьяры – более зрелое, с выраженными чертами. Светлые волосы Флоранс контрастировали с эбеново-черными локонами ее матери.
А еще у Флоранс были ярко-голубые глаза.
«Как это возможно? – вдруг спросил я у себя. – Ведь у Кьяры глаза орехово-карие, а у Лоренцо – черные. Да и Лодо с Джулией оба темноглазые…»
Когда девочка подняла на меня свои лазурные глазки, в моей памяти вдруг всплыла фраза:
«Это письмо – маленькой девочке, странной а страстной, нежной и неистовой, гордой и послушной; ясноглазой Констанции, которая отдается и уходит, как морской прилив, той, в чьих волосах играют лучи солнца, в чьих глазах отражается вся глубина и голубизна неба».
И этот вихор надо лбом, похожий на струю фонтана…
Джулия походила на Кьяру, Лодо – на своего отца, но на кого же тогда была похожа Флоранс?
«Ты не покинула мою жизнь, потому что дала мне частичку себя. Когда грусть переполняет сердце, когда разлука становится непереносимой, я говорю себе, что у меня осталось это несравненное сокровище, самый прекрасный подарок, которым ты могла меня одарить».
Я прижал руку к груди, чтобы успокоить сердце. Мой жест и моя бледность не укрылись от внимания хозяйки дома. Я заверил ее, что виной тому быстро проходящая боль. В этот момент в гостиную вошел Лоренцо. Девочка с радостным криком кинулась ему на встречу.
– Принцесса моя, красавица, чертик мой родной! – ласково приговаривал он, в то время как дочь ласково терлась щекой о его бороду.
Кьяра взяла малышку на руки и вышла, оставив нас с Лоренцо наедине.
– Вы бледны, Брюс, – обратился ко мне Лоренцо как только его супруга с девочкой покинули комнату. Он попросил, чтобы ему принесли кофе, и сел за стол напротив меня. – Когда вы возвращаетесь в Париж?
– Сегодня вечером у меня поезд.
– Завтра же покажитесь своему доктору. Так будет лучше. И он был прав.
Но в настоящий момент состояние моего здоровья беспокоило меня куда меньше, чем открытие, которое я только что сделал. Нет, это не может быть ошибкой! Все совпадало…