Изменить стиль страницы

— Как же вы «мессеров» допустили до аэродрома? — накинулся я на летчиков.

— Да мы только что с задания возвратились, — оправдывались они. — Не успели даже заправить самолеты.

В это время в небе показалась группа «хейнкелей». Они тоже заходили на поселок. Взлетать было уже поздно, и я лег на землю рядом со скирдой. Снова засвистели бомбы. Они падали совсем близко. Но и на этот раз ни я, ни мой самолет не пострадали.

Вернувшись в санчасть, я сбросил халат и стал надевать обмундирование.

— Куда вы? — удивленно спросила врач.

— Не могу больше ползать по земле, доктор!

Я вовремя явился к самолету: наша эскадрилья вылетала на штурмовку. Поднявшись в воздух, я окинул взглядом поселок и — ахнул: рядом с аэродромом, на усадьбе МТС, стояли ряды комбайнов. С высоты они очень походили на автомашины и танки. Так вот почему нам не помогает никакая маскировка самолетов. Пока эта техника находится здесь, не будет нам покоя…

Вечером стало известно, что с каховского плацдарма противник перешел в наступление. Полку приказали рано утром перелететь под Мелитополь. Ой, Днипро, Днипро, и с тобой приходится расставаться! Надолго ли — не знаю. Но уверен, что рано или поздно мы вернемся к тебе.

…На новом аэродроме мы приземлились после штурмового удара по вражеским войскам. Каждый израсходовал свой боекомплект полностью, а здесь не оказалось ни горю чего, ни боеприпасов. Мы затащили самолеты в лесопосадки, забросали их ветками и от нечего делать стали «травить баланду». Даже в небо посматривали лишь изредка.

А чего за ним наблюдать? Кто сюда залетит? Попробуй разыщи нас в таком глухом уголке. И все-таки, когда в воздухе послышался гул самолета, мы насторожились. Интересно, кто же это летит? Комдив! Его-то УТИ-4 нам хорошо знаком.

Самолет идет низко над землей, на уровне макушек деревьев, с теневой стороны лесопосадок. Очень хорошо маскируется, хотя в воздухе никакой опасности. Видно и «мастерство» летчика, особенно по тому, как он заходит на посадку.

— Комдив с инспектором. Вдвоем пилотируют.

— Достанется нам за то, что бездельничаем.

— Не бойся, прежде чем сесть, они еще за земной шарик заденут.

— Не каркай!

Самолет вдруг действительно резко просел, чиркнул крылом по земле и рухнул.

Кто-то захохотал, но, поняв, что неуместно, сразу умолк. Бежим к самолету. Если бы такое произошло с кем-нибудь другим, а не с нашим начальством, можно было бы от души посмеяться. Их падение оказалось и комичным и удивительно счастливым.

Когда мы помогли им выбраться из-под сломанной машины, комдив, несмотря на то, что рана на щеке мешала ему говорить, начал отчитывать инспектора:

— Я же тебе передал ручку!

— А я считал, что вы сами будете сажать.

Подъехала машина и увезла пострадавших. Теперь можно было и пошутить…

Несчастье с УТИ спасло и нас и командира БАО от обычных грозных разносов комдива. Машины с горючим и боеприпасами пришли с опозданием из-за того, что их бомбили по дороге. Но они все-таки пришли, и мы, заправив самолеты, вскоре вылетели штурмовать вражеские войска, продвигающиеся к Мелитополю и Сивашу.

На полеты я пришел не сразу. Собрав летчиков, я рассказал им о Чкалове и Супруне, о том, что мне было дорого в них: беззаветная отвага, решительность, широкая эрудиция, глубокие знания. Я говорил о многом, а все свел к испытанному вертикальному маневру, к резкости и перегрузке при пилотировании, к расчетам при стрельбе. Это были первые крупицы нашего боевого опыта, мои личные наблюдения и выводы.

В тот день я с каждым из молодых «подрался» в воздухе, над аэродромом. А вечером, за ужином, спросил ребят:

— Ну как, завтра снова будем гоняться друг за другом или?..

Они не дали договорить:

— На фронт!

— В полк!

Утром наша группа в четком строю пар сделала круг над Володарском и взяла курс на запад, к Мелитополю. Никитин, Труд и Супрун шли ведущими. Поглядывая на них, я вспомнил свои первые боевые полеты над Прутом, первые успехи и неудачи. На минутку показалось, что я тоже только сейчас лечу на фронт. Молодой задор охватил меня, хотелось вот так, с ходу, ринуться с этими парнями в бой и сокрушать врага. Я подумал о том, что уже сделали мы, живые и павшие, в первые дни войны. Да, Прут и Днестр находились далеко отсюда, но борьбе с врагом мы отдали все что могли. Перед теми, которые встают сейчас рядом с нами, наша совесть чиста. Это поймут они в первых же испытаниях.

Показался Мелитополь. Южнее его горела Акимовка.

Аэродром встретил нас необычным оживлением. Проворно, почти торопливо подкатывали к самолетам бензовозы, метались на стоянках техники.

Мы направились группой на КП. И здесь, у землянки, на меня наскочил выбежавший по ступенькам посыльный. За дверью кто-то громко, приподнятым тоном разговаривал по телефону. Чувствовалось что-то новое, небудничное в нашей установившейся жизни отступающей части.

Командир полка ставил задачу летчикам. Наше появление, мой доклад о прибытии на минуту прервали деловой разговор. Все присутствовавшие загляделись на уже знакомых пополненцев в регланах и шлемофонах. Виктор Петрович выслушал мой доклад, спросил:

— Ну, полетишь с молодежью на штурмовку?

— Давайте задание. Ребята рвутся в бой.

— Это хорошо. Бои идут рядом. Надо помочь нашим наступающим частям.

— Наши наступают?

— Не слыхал? Двинулись в направлении Каховки. Мы бьем по опорным узлам обороны немцев, — бодро звучавшим голосом командир рассказал о том, что происходило на фронте.

Услышать о наступлении наших войск было очень радостно. Летчикам, ежедневно обозревавшим весь район нашего фронта с воздуха и по картам, особенно было понятно значение дорог крымского направления, перехваченных вражескими войсками. Очевидно, командование решило возвратить утраченные здесь позиции.

— Посылайте их на Акимовку, Никандрыч, — распорядился командир полка, указав на меня.

От учебного полета к боевому во фронтовых условиях — поистине один шаг. Изучен маршрут, определены заходы на цель, выслушаны напутственные слова командира полка. Может быть, мы, бывалые, уделили даже слишком много внимания первому боевому вылету новичков. Нам, встретившим врага у границы, не пришлось ни услышать напоминаний, ни почувствовать пожатия руки старшего командира.

Летим к Акимовке. Под крыльями наших самолетов — зажигательные бомбы. Надо сбросить их точно на опорные пункты.

За мной пикируют самолеты Комлева, Никитина, Труда, Супруна. Молодые летчики атакуют с азартом, сбрасывают бомбы почти у самой земли. Пусть почувствует враг силу нашего оружия.

После нашего налета противник оставил Акимовку. Весть об отступлении немцев пришла вместе с благодарностью пехотинцев. Молодые летчики чувствовали себя за ужином именинниками. Баянист играл для них веселые песни. Всем хотелось верить, что местный успех наших войск на юге разрастется во что-то большое.

С таким настроением мы летали несколько дней. Наш полк поддерживал наступающие части. Продвигались они очень медленно: для быстрого рывка явно не хватало сил.

В один из таких дней меня послали на разведку, по существу, в наш тыл — к Орехову.

— Обрати внимание на дороги. Есть неподтвержденные сведения, что там появились немецкие мотоциклисты, — уточнил задание Виктор Петрович.

Я вылетел в паре с капитаном Барышниковым уже перед вечером. Осеннее небо синело кучевыми облаками. По дорогам двигались на запад, к Днепру, небольшие группы наших войск — подкрепление. Западнее Мелитополя шли тяжелые бои. Но как очутились в нашем тылу немецкие мотоциклисты? Ведь если они появились у Орехова, то завтра и танки выйдут в тыл нашим наступающим войскам. Неужели здесь повторится то же, что было под Котовском и Николаевом?

На дорогах — машины, повозки, беженцы; все движется на юго-восток. Уже виден Орехов. Чтобы не пропустить ничего существенного, летим на малой высоте. Правее Орехова в небе рвутся зенитные снаряды. Наши или нет? Чтобы уточнить, надо подойти ближе к разрывам. Через несколько минут все проясняется: нас обстреливают «эрликоны».