Они обменялись рукопожатием.
– А теперь к делу.
Капитан говорил быстро, необходимость крайней спешки заставляла его быть немногословным.
– Под нами огонь уже больше двух недель. Каждую минуту этот ад может вырваться наружу. Вот почему я держал курс на Питкэрн. Я хочу ее доставить на берег или просверлить ее и спасти корпус.
– В таком случае вы ошиблись, капитан, – сказал Мак-Кой. – Вам следовало бы направиться к Мангареве. Там прекрасный берег в лагуне, где вода точно в мельничной запруде.
– Но мы ведь здесь, разве не так? – спросил помощник. – И в этом все дело. Мы здесь, и мы должны что-нибудь предпринять.
Мак-Кой добродушно покачал головой.
– Здесь вы ничего не сделаете. Здесь негде пристать, даже негде бросить якорь.
– Ерунда! – сказал помощник. – Ерунда! – повторил он, когда капитан сделал ему знак выражаться помягче. – Не говорите мне таких нелепостей. Где же причаливают ваши лодки, шхуны, катера, – что у вас там имеется? Ну, отвечайте же мне.
Мак-Кой улыбнулся так же мягко, как говорил. Его улыбка была лаской, объятием, обвивавшим усталого матроса и пытающимся приобщить его к тишине и спокойствию безмятежной души Мак-Коя.
– У нас нет шхун или катеров, – возразил он. – И мы втаскиваем наши каноэ на вершину скалы.
– Не продемонстрируете ли вы это? – фыркнул помощник. – Каким же образом вы плаваете дальше, к другим островам, а? Расскажите мне!
– Мы далеко не заходим. Как губернатор Питкэрна, я иногда путешествую. Когда я был помоложе, я совершал много поездок – иногда на торговых шхунах, а чаще на миссионерском бриге. Но теперь он ушел, и мы зависим от идущих мимо судов. Иногда их здесь проходит немало – до шести в год. В другое время за целый год, а не то и больше, не проходит ни одного. Ваше – первое за семь месяцев.
– И вы хотите мне рассказать… – начал помощник.
Но капитан Давенпорт вмешался:
– Довольно об этом. Мы теряем время. Что можно предпринять, мистер Мак-Кой?
Старик обратил свои карие, ласковые, как у женщины, глаза по направлению к берегу, и оба – капитан и помощник – следили за его взглядом, вернувшимся от одинокой скалы Питкэрна к матросам на баке, и тревожно ждали объявления какого-нибудь определенного решения. Мак-Кой не торопился. Он обдумывал спокойно и медленно, как человек, который никогда не подвергался мучительному издевательству жизни.
– Ветер сейчас слабый, – наконец сказал он. – Здесь сильное течение к западу.
– Вот это нас и отнесло к подветренной стороне, – прервал его капитан, желая засвидетельствовать свою опытность в морском деле.
– Да, это вас и отнесло, – продолжал Мак-Кой. – Хорошо, но сейчас вам не удастся пробраться против течения. А если и пройдете, здесь негде пристать. Ваша шхуна погибнет.
Он смолк; капитан и помощник обменялись взглядами, полными отчаяния.
– Но я скажу вам, что вы можете сделать. Бриз посвежеет сегодня ночью, приблизительно около полуночи. Видите те перистые облака и их скопление на подветренной стороне вон там? Оттуда, с юго-востока, и придет сильный ветер. До Мангаревы триста миль. Отправляйтесь туда! Там прекрасное ложе для вашей шхуны.
Помощник покачал головой.
– Зайдем в каюту и посмотрим на карту, – предложил капитан.
В маленькой каюте Мак-Коя охватила удушливая, ядовитая атмосфера. Проникавшие сюда струи невидимого газа щипали и разъедали ему глаза. Пол был горячий, почти невыносимо горячий для его голых ног. Тело покрылось потом. Почти с испугом он оглядывался вокруг. Эта жара внутри поражала. Казалось невероятным, что каюта до сих пор не загорелась. Он чувствовал себя словно в раскаленной печи, где жара с каждой секундой могла еще больше усилиться и иссушить его, как стебелек травы.
Когда он поднял одну ногу и потер горячую ступню о свои штаны, помощник дико, озлобленно засмеялся.
– Преддверие ада, – сказал он. – Преисподняя прямо внизу, под вашими ногами.
– Большая жара! – вскрикнул Мак-Кой, вытирая лицо ярким носовым платком.
– Вот Мангарева, – произнес капитан, наклоняясь над столом и указывая черную точку на карте. – А здесь на пути лежит другой остров. Почему бы нам не направиться к нему?
Мак-Кой не смотрел на карту.
– Это остров Кресчент, – ответил он. – Он необитаем и поднимается всего лишь на два-три фута над водой. Есть лагуна, но входа в нее нет. Нет, Мангарева – ближайший пункт, пригодный для вас.
– Итак, пусть Мангарева, – сказал капитан, прерывая ворчливое возражение помощника. – Ладно. Созовите команду на корму, мистер Кониг!
Матросы повиновались, устало волоча ноги по палубе, с трудом пытаясь ускорить шаги. Полное изнеможение проглядывало в каждом их движении. Вышел послушать и кок из своего камбуза, возле него приютился юнга.
Когда капитан Давенпорт разъяснил положение и объявил о своем намерении плыть к Мангареве, поднялся шум. Среди гула встревоженных голосов слышались неотчетливые выкрики возмущения, из некоторых групп ясно доносились проклятия, отдельные слова и целые фразы. На миг выделился резкий голос кокнея[61]; заглушая остальных, он взволнованно кричал:
– Радуйтесь! Пятнадцать дней мы на этом плавучем аду, и он хочет теперь снова заставить нас плыть на нем в море.
Капитан не мог усмирить их, но присутствие Мак-Коя подействовало, и они стали спокойнее. Ропот и проклятия замерли. Вся толпа, кроме нескольких с тревогой обращенных на капитана лиц, молчаливо и печально повернулась к зеленеющим вершинам и крутым берегам Питкэрна.
Нежный, как дуновение Зефира, раздался голос Мак-Коя:
– Капитан, мне казалось, я слышал, кто-то говорил, что они голодают.
– Ну да, и мы тоже! – был ответ. – За последние два дня я съел один сухарь и кусочек лососины. Мы всю провизию поделили. Видите ли, обнаружив огонь, мы немедленно заколотили все входы вниз, чтобы потушить его. А уже после выяснилось, как мало провизии оставалось в кладовой. Но было слишком поздно. Мы не посмели проникнуть в трюм. Они голодны? Я голоден не меньше их.
Он снова заговорил с матросами, и опять поднялся ропот и проклятия. Лица их были искажены животной яростью. Второй и третий помощники присоединились к капитану и стали позади него на юте. Их лица были сосредоточены и бесстрастны. Бунт команды, казалось, надоел им больше чем кому-либо. Капитан Давенпорт вопросительно посмотрел на старшего помощника, а тот только пожал плечами в знак своего полного бессилия.
– Вы видите, – сказал капитан Мак-Кою, – немыслимо заставить матросов покинуть спасительную землю и уйти в море на горящем судне. Оно было для них плавучим гробом больше двух недель. Они выбились из сил и изголодались, достаточно уже вытерпели они на этой шхуне. Мы постараемся добраться до Питкэрна.
Но ветер был слабый, подводная часть «Пиреней» окутана водорослями, и шхуна не могла двигаться против сильного западного течения. К концу второго часа она была отнесена на три мили назад. Матросы работали ревностно, как будто их усилия могли помочь шхуне в борьбе с враждебными стихиями. Однако упорно – и на левом и на правом галсе – ее уносило к западу. Капитан беспокойно ходил вперед и назад, иногда останавливаясь, чтобы понаблюдать за вьющимися струйками дыма и проследить их до тех участков палубы, откуда они вырывались. Плотнику было поручено разыскивать такие места, и, когда ему удавалось найти, он старательно, все плотней и плотней их конопатил.
– Ну, что же вы думаете? – спросил наконец капитан Мак-Коя, наблюдавшего работу плотника с детским интересом и любопытством.
– Я думаю, было бы лучше отправиться на Мангареву. С ветром, который уже приближается, вы будете там завтра вечером.
– Но что, если огонь вырвется наружу? Это возможно каждую минуту.
– У вас ведь наготове шлюпки. Тот же ветер пригонит ваши шлюпки к Мангареве, если судно запылает.
Капитан Давенпорт на момент задумался, а затем Мак-Кой услыхал вопрос: этот вопрос он не хотел бы слышать, но знал, что он непременно последует.
61
Cocney – презрительная кличка уроженцев Лондона.