Чтобы слухи обрели форму документа, в местной прессе периодически появлялись статьи о преступной деятельности «лагерной Ассоль».

А на горизонте, в море, которое она так любила, не было ни единой вспышки никаких парусов…

Каждый, кто приезжал к жене своего любимого писателя, сначала наталкивался на тысячу предостережений. А уже потом, растерянный и сбитый с толку, шел к «Ассоль», чтобы посмотреть ей в глаза, и… вздыхал с облегчением: «Совершенно ТАКАЯ!»: тех, для кого книги Грина были «второй библией», трудно провести сплетнями!

– Чтобы вернуть дом и сделать там музей, вам сначала надо самой реабилитироваться! – советовали ей друзья.

А она только пожимала плечами:

– Зачем? Это пустая трата времени. А я не успею сделать главного – устроить здесь все так, как было при жизни мужа. Если я этого не сделаю – никто не сделает. А репутация… Что она по сравнению с вечностью? Моя совесть чиста.

Пока в «курятнике» первого секретаря Старокрымского райкома партии лежали дрова и спали куры, ее душа не могла быть спокойной, а остальное ее не волновало!

Она поселилась неподалеку в комнате, которую сдала ей старинная приятельница, и в окно видела, как каждое утро во дворе партийного босса медленно идет строительство нового сарая – старый постепенно все же освобождали для музея благодаря ходатайству друзей-писателей.

Возглавляя это движение и до последнего веря в справедливость, она писала письма, ездила к высокому начальству, обивала пороги ненавистных ей инстанций и медленно собирала и выкупала все разворованные из Домика вещи – ломберный столик, чернильницу, медную фигурку собаки, кровать с металлическими перилами, на которой скончался ее муж…

Некоторые жители, пряча глаза, возвращали вещи бесплатно и извинялись.

Шепотом…

Ведь уже готовые для реабилитации документы были аннулированы с грифом: «Оснований для реабилитации нет».

…Она проходила по улицам своего родного города – прямая, спокойная и гордая, а ей в спину летели палки и камни. Дети, любившие ее за гостинцы и хорошее отношение, бежали за ней следом и кричали:

– Фашистка!

– Шпионка!

Однажды разогнать маленьких озорников выскочила молодая учительница. А разогнав – горько расплакалась.

– Ну что вы, девочка, не беспокойтесь! – сказала ей Нина Николаевна. – Дети не виноваты. Их научили.

Но были и другие…

Двести человек в месяц!

Они приезжали группами и по одному. Они выходили из автобусов на остановке маршрута «Симферополь – Старый Крым» – с горящими глазами и пылающими от волнения щеками, они были пыльные, как древние путешественники, и выжженные солнцем, как капитаны, они были разного возраста – от мала до велика, среди них были девочки и женщины с глазами, полными бликов моря, с ветром в волосах и ощущением неотвратимости чуда в их жизни! Все они хотели поклониться той, которую их любимый писатель назвал «лучшим подарком “Секрета”»!

Своим светлым, свежим и разноцветным присутствием они разряжали душную атмосферу несправедливости, окружавшую эту женщину.

Новый удар назрел после смены начальства в городском совете. Если предшественник нового главы только распускал слухи, писал «телеги» и печатал лживые статьи в прессе, его преемник просто приказал снести Домик Грина, ведь его руины якобы портили вид города.

И Нина Николаевна в очередной раз сорвалась в Киев, чтобы опередить подписание приказа в более высокой инстанции.

– Грин? – спросил у нее инструктор ЦК по культуре. – Для того, чтобы восстановить его Дом, кое-чего не хватает…

– Чего именно? – спросила она.

– Причина в том, что он… м-м-м… выпадает из контекста русской литературы! – услышала в ответ. – Он никогда не писал о времени, в котором жил. У него нет родины!

– Его родина – человеческие души! – в отчаянии бросила она.

И вышла.

Вернулась в Старый Крым.

И снова шла под пулеметными очередями взглядов, ведь за время ее отсутствия в «Каперне» расцвела новая «легенда».

Жители шептались о том, что домик, за который борется «лагерная Ассоль», никогда и не принадлежал писателю А. С. Грину!

– …и вообще, Грин никогда не жил в Старом Крыму!

– Да вы что?

– Ага. Он в этом доме никогда и не был!

– А кто там был?

– А вы разве еще не знаете? Так слушайте, я вам расскажу. Значит так, в конце двадцатых годов супруги Грин возвращались на лодке из Ялты в Феодосию. Вместе с ними ехал и любовник этой сумасбродки. По дороге законный муж умер. Хотя, скажу я вам…

– Что, что?

– Только это – между нами: говорили, что его убил тот же любовник! Убил – и забрал себе его документы. Тело самого писателя злодеи бросили в море. После этого поселились здесь как супруги…

– А я вам другое скажу: она вообще никогда не была законной женой этого несчастного! Только пару лет побыла любовницей, а потом спекулировала его именем!

– Ага, а во время войны она уехала в Румынию и занималась там шпионской деятельностью. Теперь занимается ею здесь под видом борьбы за этот никому не нужный курятник!

«– Вы все врете! Врете так гнусно, что даже я протрезвел!.. – сказал угольщик».

…Он до сих пор был там, с Ассоль, на двадцать седьмой странице. И мог защитить ее от лжи.

Рядом с Ниной не было даже такого защитника.

Но теперь она могла постоять за себя сама:

– Когда меня обвиняли в том, что я работала в оккупации, я не обижалась: я действительно работала. И не всякому дано знать и понять причины, побудившие меня это сделать! У меня сейчас такое странное ощущение: я не волнуюсь и не страдаю. Я – солдат, который должен победить эту зловонную гидру. И я смогу победить!..

Даже сам Грин не мог предположить, что именно такой – стойкой и сильной – станет его Ассоль. Но теперь сказку дописывала реальность…

…Несколько лет продолжалась война вдовы писателя Грина за собственный дом, купленный ею для своего тяжелобольного мужа в начале 30-х годов.

Менялись времена, как карты в колоде тасовалось столичное и крымское начальство, писались фельетоны, как «за» так и «против», вставала на защиту несокрушимой женщины одна часть общества, другая – продолжала бросать камни в спину.

Эти смешные и не очень, изнурительные, бессмысленные, коварные, жестокие распри в конце концов, тяжело громыхая ненавистью ко всему, что не укладывается в «систему» ценностей того времени, откатили. Вдове наконец позволили вступить во владение полуразрушенным курятником и по своему усмотрению делать в нем все, что угодно…

23 августа 1963 года в день рождения Александра Грина в Старом Крыму был торжественно открыт Дом-музей писателя.

И еще семь лет было отведено «лагерной Ассоль», чтобы чувствовать себя «блаженно счастливой» в земной жизни.

Ее пенсия, на которую она пыталась самостоятельно содержать музей, составляла… двадцать один рубль. И хотя у нее была масса друзей, помощи она не принимала. И тогда самые близкие из них придумали такое: посылать ей собранные всеми друзьями деньги – кто сколько мог – от имени… Литфонда как доплату к пенсии. И она никогда об этом не узнала.

Последние годы жизни выдались по-настоящему счастливыми.

Как только может быть счастливой жизнь человека, который достиг своей цели.

Нина Грин умерла в Киеве 27 сентября 1970 года на квартире своей подруги Юлии Александровны Первовой, назначив распорядителями своего наследства ее, Юлию Александровну, и своего друга, молодого инженера-изобретателя Александра Верхмана.

Последняя ее воля: быть похороненной рядом с мужем на Старокрымском кладбище под посаженной ею алычой…

Но именно с этого момента и начинается «вторая часть» ее бытия – уже неземного.

Ведь в Старом Крыму по поводу захоронения «гражданки Н. Н. Грин» рядом с могилой А. Грина срочно собирается четыре заседания облсовета, направляется запрос в ЦК КПУ. Ответ однозначный: «Запретить!»