Он выскочил из комнаты. Всю дальнейшую жизнь я буду помнить те бесконечные секунды полного одиночества, которые мне довелось тогда испытать. За стеной по-прежнему стенал ветер, полыхали далекие зарницы, а в глубинах прóклятого здания, куда только что кинулся мой друг, стояла беспросветная тьма и ничем не нарушаемое безмолвие. Лишь тихо поскрипывала дверь комнаты да продолжала звенеть, падая с потолка, кровавая капель.

Прошло совсем немного времени – и Том снова показался на пороге. Однако сейчас и он едва держался на ногах, охваченный ужасом.

– Там кто-то есть! – едва сумел он выговорить оцепеневшими губами. – Не отходи от меня, Джек!

Плечом к плечу, как завороженные, мы словно бы вопреки своей воле, таясь, выглянули в дверной проем. Сейчас луна в очередной раз вышла из-за туч – и квадраты падающего сквозь окна бледного света лежали на полу широкого коридора, как плиты. А из глубины коридора, скользя на грани света и тьмы, к нам приближалась какая-то неясная тень. Вот она подступила ближе, вот еще ближе… до нее всего три освещенных участка, два… один…

Затем эта тень пронеслась мимо нас, замерших у двери в комнату. Собственно, то, что мы увидели, уже не было тенью: это была человеческая, мужская фигура в одеяниях времен столетней давности, но смятых и изорванных. Не оглядываясь на нас, этот человек, если можно его так назвать, в беззвучном отчаянном беге устремился дальше по коридору. Я успел заметить его загорелое лицо и какие-то длинные ленты, свисавшие из волос и волочащиеся следом. В какой-то момент беглец обернулся так, что я сумел рассмотреть и выражение его лица тоже – к сожалению для себя. Оно было настолько исковеркано страхом, а сам призрачный гость, хотя и продолжал бежать изо всех сил, до такой степени явно не надеялся уйти от того невидимого, что гналось за ним следом… Я, хотя тоже был объят ужасом, на мгновение буквально задохнулся от жалости и сочувствия. А в следующее мгновение я проследил за взглядом беглеца – и закаменел окончательно.

То, что гналось за ним, было бесплотным, но не незримым. Вторая тень приближалась по коридору, то появляясь, то исчезая в пятнах лунного света. Как и прежде, мы по-настоящему рассмотрели ее лишь вблизи, когда к лунному освещению прибавился еще и свет горящих свечей и камина.

Это была женщина, подлинная леди середины прошлого столетия: величественная молодая (по виду ей было менее тридцати) красавица, в длинном декольтированном платье. Она скользнула мимо нас, не поворачивая головы, но я успел разглядеть на ее изящной шее несколько пятен: четыре из них, вплотную друг к другу, темнели с левой стороны от кадыка, а пятое, более крупное, – справа.

Взгляд женщины был устремлен вдоль коридора – туда, где только что исчез преследуемый. Легкими, но неуловимо стремительными шагами она настигала скрывшегося во тьме беглеца. Через несколько секунд после того, как и вторая призрачная фигура растворилась во мраке, дом буквально сотрясся от дикого, безумного вопля, в котором звучала невыразимая мука. Этот крик перекрыл звуки бури. А потом наступила тишина…

Наверно, мы с Томом еще долго стояли оцепенев. Во всяком случае, когда мы, все так же прижимаясь друг к другу и еще не окончательно придя в себя, плелись к выходу из флигеля, в подсвечнике была уже новая свеча – от прежней остался лишь огарок. Молча мы открыли тяжелую, изъеденную временем и древоточцами створку входной двери, столь же молча перебрались через внешнюю ограду – а дальше уже помчались не оглядываясь.

Опомниться нам удалось только внутри моего дома. Том попробовал было закурить, яростно выругался («О черт! Я оставил там свою любимую трубку! Теперь мне ее больше не видать: даже под угрозой смерти больше не пойду туда, пускай хоть бы и днем!»), однако тут же заговорил почти спокойно:

– И что же ты скажешь теперь, Джек? Надеюсь, ты хотя бы усомнился в том, что призраков действительно не существует?

– Ну, мы с тобой как-никак видели их собственными глазами… Бр-р-р… Ты помнишь его взгляд, когда он, этот первый, оглянулся на бегу?! Кстати, что это за украшения были у него в волосах?

– Украшения?! Морские водоросли, Джек! А что было у женщины на шее, ты хорошо рассмотрел? Тебе, медику, это должно быть известно даже лучше моего!

– Ты прав, это мне известно. Так должны выглядеть следы пальцев. Он задушил ее, а она после этого… Боже мой, Том! Молюсь только об одном: чтобы больше никогда…

– Воистину так! – прервал меня Том.

На этом наша встреча исчерпала себя. Утром мой друг, утоливший свое самое страстное желание «понаблюдать за призраками», вернулся в Лондон, а вскоре после этого уехал на Цейлон, где его отцу принадлежало несколько плантаций. С тех пор мы не виделись и связей не поддерживали, так что мне даже не известно, жив ли мой друг сейчас.

Только одно не подлежит сомнению: если он жив, то наверняка время от времени вспоминает ту страшную ночь, которую ему довелось провести в старом флигеле нашей родовой усадьбы…

Призраки новых домов

На днях я завел интересное знакомство. Это случилось во время обеда в ресторанном зале гостиницы, где мне тогда довелось остановиться. Внешность у моего нового знакомца (собственно, тогда он еще не был знакомцем) была настолько заурядная, что о таких людях принято говорить: «Что есть, что нет»; не сиди он вплотную ко мне, по правую руку, я бы его точно не заметил. Однако раз уж так вышло, пришлось обратить на него внимание. Особенно когда выяснилось, что мой сосед (родным языком его был немецкий) относится к довольно специфическому типу чрезвычайно зорких людей, которые, бросив на кого-либо мимолетный взгляд из-под нависающих бровей, способны проникнуть в самые глубины души, увидев все необходимое «сквозь» ту маску, которой прикрывает свои подлинные лица большинство из нас. Если же говорить о лице самого моего знакомого, то он был чем-то похож на Гейне: такая же оттопыренная верхняя губа, такая же форма рта, при улыбке обретающая треугольные очертания… Под стать Гейне был и нрав – впрочем, мой сосед по обеденному столу все же был склонен скорее к сарказму, чем к черному юмору.

– Я сегодня встретил старого друга, – внезапно сообщил мне этот человек, оторвавшись от застольного разговора с собственной супругой и поворачиваясь в мою сторону. – Вот уже второй раз за это лето мы с ним видимся. Сперва – в Энгадинэ[71], теперь – здесь…

– Вы, наверное, были рады случаю возобновить знакомство? – вежливо спросил я.

– В высшей степени рад! – ответил мой собеседник, решительно кивая. – Хотя лично я при общении с ним никогда не произносил более трех слов подряд, все же могу сказать с чистым сердцем: да, я рад, что такие люди, как он, еще не перевелись на свете. В их присутствии скука исчезает сама собой!

– Судя по всему, вам регулярно приходится бороться со скукой… – заметил я.

– Мне?! – искренне изумился он. – Вот уж, Бог свидетель, вы пальцем в небо попали! Горжусь тем, что за всю жизнь вряд ли проскучал более часа. Все мы постоянно совершаем столько забавных глупостей – и для меня остается абсолютной загадкой, как некоторые люди при этом умудряются скучать. Да если бы мне такое вздумалось – достаточно вспомнить только ту встречу в Энгадинэ…

Ладно, слушайте. Если вы встретите того моего друга, бесспорно, узнаете его сразу: другого такого нет, это было бы слишком большим испытанием для нашей грешной Земли. Роста он среднего, волосы уже успели покрыться густой сединой, а голос – словно далекий гром. Точнее… Ну, как бы вам объяснить… Представьте себе, что мистер Гром заблудился в подвале и все носится, носится по нему в поисках выхода, с рокотом огибая винные бочки, мечась от стены к стене… Представили?

Нос этого моего приятеля – подлинный образец экзаменационной работы для молодого художника, которому поручили в учебных целях добиться на холсте гармоничного совмещения несочетаемых тонов. Этакая глыба, этакий матерый носище, масть которого на разных участках произвольно меняется от яркого багрянца до пронзительной синевы. Подлинный пир красок! Кстати, о художниках: в теплое время года, удобное для занятий живописью, этот джентльмен выходит на пленер, сопровождаемый двумя служанками, юными и стройными, но при этом здоровенными, как кобылы, обе в красных шелковых плюмажах… я хотел сказать – головных уборах. Эти прелестные кобылицы тащат прогулочную трость, планшет, запасные подрамники, палитру, ящик для красок – ну и все прочие боеприпасы, потребные для занятий живописью. Мой друг, изволите видеть, пейзажист, причем его работы, выдержанные в голубовато-зеленой гамме, очень высоко ценятся… хотя, сказать по правде, то, что в природе имеет зеленый цвет, у него получается голубым, и наоборот…