— Не надо… — Протестую слабо. Мне ж типа полчаса жыть осталось. Я ж типа потерпевшая и вся израненная наверное. — Пися у меня синяя, патамушта умираю я. Дайте мне поскорее кожаные шорты, только не садитесь рядом. Чимадан не выдержыт двоих.

— Не бойся, не бойся, потерпевшая… — Бормочет Вова, и усажываецца на край чимадана. — Это добротный чимадан, качественный. Я на таком Тихий океан переплыл в прошлом году. Хорошый чимадан.

Вова уселся на ценный девайс всей своей стокилограммовой тушей, и провалился в хороший чимадан.

— Блять! Ты где эту рухлядь нашла?! Я чуть яйца не прищемил! — Завизжал муж.

— Где-где, в пизде! — Тоже заорала. — Сказала тебе, мудаку, русским языком: не садись на чимадан! Нет, бля, приспичило ему!

— Да с тобой вечно так: ни украсть, ни покараулить. Ни подрочить, ни поебацца! Чем тут воняет ещё, а? В этой тельняшке твоего прадеда эксгумировали штоле?

— Чо ты орёш?! Это не моя идея была, в два ночи хуйнёй занимацца!

— Не хуйнёй, а еблей, дура!

— Сам дурак! «Синенькая пися…» У меня теперь пиздец комплекс неполноценности будет!

— А у меня яйца травмированы!

— Мозг у тебя травмирован, Вова! Сказала тебе сразу: давай похряпаю. Нет, ему куртуазность нужна! У нево идеи наполеоновские! На чимадане ему подавай! Мудвин!

— Да иди ты в жопу! Второй раз на те же грабли! Если б не я — ты б девстенницей померла бы, наверное! И сними ты этот саван в полоску, щас сблюю!

…Полтретьева ночи.

В комнате горит ночник, и освещает тусклым светом меня, тельняшку, разломанный чимадан, резиновые тапки, Вовины красные яйца, и мою синюю писю.

Куртуазно так, что ахуеть.

— Вов… Ну, давай мирицца, а? Давай, поиграем шоле? Давай, какбутта бы ты пионер будеш в пелотке красной, а я какбутта бы пионервожатая Надежда Канстантиновна. Хочеш, а?

Мужа жалко. Яйца у него красные, ебло пластилиновое, глаза блестят подозрительно. На шорты уже похуй. Нутром чую, свалит он от меня. Как пить дать свалит. А всё потому, што у меня шляпы нету, тельняшка воняет, и чимадан хуёвый. И пися синяя.

— Давай… — Вздыхает муж. — У тебя есть очки и юбка до колена?

— У меня дудка пионерская есть, а очки только пласмассовые, с грузинским носом и усами. Сойдёт?

— Сойдёт. Давай так: я щас выйду в коридор, и три раза оттуда подудю. А ты мне скажеш: «Петров, заебал ты дудеть! Быстро зайди ко мне, щас я тебе пионерский выговор сделаю!» Идёт?

* * *

Три часа ночи. Лежу в кровати, нацепив мамин халат говнянского цвета, и грузинский нос с усами. В коридоре натужно дудит в пионерскую дудку Вова. Пися у меня синяя.

Ну, скажыте мне, кто из вас не ебался в три часа ночи в мамином халате, и в очках с усами, и я скажу кто вы.

Вы — щастливые люди.

И вам не нужно ебацца на чимадане, штобы спасти свой брак.

Мне, например, это не помогло.

Хотя, скорее всего, во всём виновата оранжевая каска и пианерская дудка. Хуёвое сочетание.

И синяя пися тут совершенно не причом.

Праздничный пирог

16-12-2007

Я Восьмое Марта не люблю. С утра на улицу не выйти — кругом одни пианые рыцари с обломками сраных мимоз. И все, бля, поздравляют ещё. «Девушка,» — кричат, «С праздником вас! У вас жопа клёвая!»

А твой собственный муш (сожытель, лаверс, дятька «для здоровья» — нужное подчеркнуть) — как нажрался на корпоративной вечерине ещё седьмого числа вечером — так и валяецца до трёх дня в коридоре, с вывалившимся из ширинки хуем, перемазанным оранжевой помадой. Нет, он, конечно, как протрезвеет — подорвёцца сразу, и попиздячит за мимозами и ювелирными урашениями грамма на полтора весом, но настроение всё равно нихуя ни разу не праздничное.

Некоторое время назад я прикинула, что Восьмого Марта гораздо логичнее нажрацца с подругами в каком-нить кабаке-быдляке, а без сраных мимоз я обойдусь. Поэтому выключаю все телефоны ещё шестого числа, чтоб восьмого не стать жертвой пианых рыцарей, и жыву себе, в хуй не дую.

И с подарками не обламываюсь. У меня сынуля — креативит дай Бог каждому так. То на куске фанеры, размером полтора на полтора метра, выжигает мой облик с натписью «Я тебя люблю» (называецца картина «Милой мамочки партрет». Я там немножко лысовата, с одним ухом, в котором висит серёжка размером с лошадиный хуй (формой тоже похожа), покрыта сине-зелёными прыщами (сын у меня реалист, рисовал с натуры, а у меня за три дня до начала критических дней завсегда харя цветёт) и улыбаюсь беззубым ртом), то вырежет из куска обоев двухметровую ромашку, и я потом три дня думаю куда её присобачить…

В общем, мальчиком я своим горжусь сильно, но в прошлом году сынуля меня подставил. Сильно подставил. Капитально так.

Всем известно, что в любом учреждении Восьмое Марта отмечают седьмого числа. Школа — тоже не исключение. Всё как положено: празничный концерт, мальчики дарят девочкам хуйню разную, а родители, тряся целлюлитом, быстро сдвигают в классе парты, и накрывают детям поляну. Для чаепития. Ну там, пирожёнки всякие покупают заранее, печеньки и прочие ириски.

Честно скажу — не люблю я такие мероприятия. Стою как овца в углу, скучаю, и ничего не делаю. Потому как ко мне у родителького комитету давно доверия нет. На мне крест поставили ещё три года назад, когда я на родительское собрание припиздячила в рваных джинсах с натписью ЖОПА на жопе, и в майке с неприличным словом ЙУХ. Ну, ступила, ну, не подумала — с кем не бывает…. Однако, меня в школе не любят, и за маму не считают.

В общем, это я к тому, что для меня походы на вот такие опен-эйры — это пиздец какая каторга. Только за ради сына хожу. Чтоб, значит, спиктакли с ево участием посмотреть. Кстати, мне кажецца, что моего мальчега в школе тоже не любят. Иначе, почему ему вечно достаюцца роли каких-то гномиков-уёбков, зайчиков в розовых блёстках, а один раз он изображал грязного падонка, которого атпиздили какие-то типа атличники строевой подготовки, хором распевая незатейливую песенку типа «Ты ленивый уебан! Это стыд, позор, и срам! Быстро жопу ты подмой — будешь бля пиздец ковбой!»? Что-то типа так. Там всё складно было, но я уже не помню.

Ну вот. Значит, на календаре — шестое марта. Одиннадцать часов вечера. Я, чотам греха таить, собралась бездуховно поебацца с бойфрендом Димой, пользуясь тем, что сын остался у своей бабки, которая, в свою очередь, была намерена жостко дрочить Андрюшу на предмет знания своих реплик в очередном гомо-педо-спектакле.

Уж и Дима пришол, и я уж обрядилась в традиционный пеньюар для ебли, и всё уж шло к тому, что меня щас отпользуют в позе пьющево оленя, но вдруг зазвонил телефон.

Я, не глядя на определитель номера, схватила трупку, и вежливо в неё спросила:

— У кого, бля, руки под хуй заточены?

Ну, понятно ж, что нормальные люди в одинаццать вечера на домашний звонить не будут. Для этого мобильник есть. Значит, у кого-то мухи в руках ибуцца, и они куда-то не в ту кнопочку тыцнули.

— У меня… — раздался из трупки смущённый голос сына, а я густо покраснела. — Мам, у меня на мобиле бапки кончились, ты извини, што домой звоню…

Я прям умилилась. Ну, до чего ш воспитанный у миня рыбёнок! Весь в папу, слава Богу.

— Ничего, — отвечаю, — чо надо, сыночек? Бабушка достала? Послать её надо? Это ж мы запросто!

— Нет… — всё ещё стисняецца отпрыск, и тихо добавляет: — Ты миня убьёш.

И тут мне стало страшно. До того момента убить Дюшеса мне хотелось тока один рас. Когда мне позвонили из школы на работу, попали на директора, и заорали тому в ухо: «Передайте Раевской, што ей песдец! Её сын-сукабля, пырнул ножом аднакласснега!».

Нет, вам никогда не проникнуцца той гаммой чуфств, в кою окунулась я, пока неслась с работы домой, рисуя в своём воображении труп семилетнево рибёнка, который венчает горка дымящихся кишок. А у трупа сидит мой голубоглазый сынуля, и аццки хохочет.

Это песдец, скажу я вам.

Вот тогда мне в первый и в последний раз в жызни хотелось убить сопственного сына.