— А, вот это кто! — Обрадовался счастливый отец. — Садись, Манька, щас поедем, пивка попьём. За встречу. Быстро садись, а то выскочу — и поймаю. Ха-ха-ха.

Я представила себе лица моих соседей, которые щас увидят как за мной бежит усатый мужик с криком «Эгегей, Манька! Поехали в пивнушку, воблочки пососём!» — и самостоятельно села в машину. На этот раз Пётр был трезв как стекло. За свою жизнь можно было не беспокоится. Пока.

— В кабак-быдляк за воблой не поеду. — Я сразу воспользовалась трезвостью Петра. — Поеду в «Скалу».

— Чо за «Скала»? — Напрягся Пётр. — У меня с собой только три тысячи, имей ввиду. А у меня ещё бензин на нуле.

«Нищеёб устый» — подумала я про себя, а вслух сказала:

— На пиво хватит, я не прожорливая. Поехали, я дорогу покажу.

Сидим в «Скале», пьём пиво с димедролом, Пётр распесделся соловьём, а я всё молчу больше.

— У тебя такие глаза, Машка… — Дядька подпёр рукой подбородок, и посмотрел мне в лицо. — Как у цыганки прям…

Я поперхнулась:

— Ну, спасибо, что с китайцем не сравнил. Чойта они у меня как у цыганки-то?

— А глубокие такие. — Пётр отхлебнул пиво. — Как омут блять. Может, у тебя в семье цыгане были?

— Может, и были. — Говорю. — Я лошадей очень люблю, и когда их вижу — мучительно хочется их спиздить.

— Точно цыганка. — Удовлетворённо откинулся на спинку стула Пётр, и подкрутил ус: — А гадать ты умеешь?

Вот хрен знает, какой чёрт меня в ту секунду дёрнул за язык.

— Давай руку, погадаю.

Пётр напрягается, но руку мне даёт. Я в неё плюнула, заставила сжать руку в кулак, а потом показать мне ладонь.

— Чота я в первый раз вижу такое гадание… — Засомневался мужик в моих паранормальных способностях.

— Это самое новомодное гадание по цыганской слюне. — Говорю. — Не ссы, щас всё расскажу.

И начинаю нести порожняк:

— Вижу… Вижу, жена от тебя ушла… Так? — И в глаза ему — зырк!

— Да… — Мужик напрягся.

— Вижу… Вижу, Катькой её звали! Так?

— Так…

— Проститутка жена твоя, Пётр. Смирись. Не вернётся она к тебе. К карлику жить ушла. В шапито.

Молчит.

— Вижу… сына вижу! Сашкой зовут. Тупиздень редкий. Пятнадцать лет — а всё в шестом классе сидит!

— Всё правильно говоришь, Машка… — Пётр покраснел. — Глазам своим не верю.

— А знаешь, почему сын у тебя тупой? Наследственность дурная. Мать твоя, Мария, Царствие ей Небесное, бухала жёстко. Оттого и померла. Поэтому и сын твой пьёт втихушу. Если меры не примешь — сопьётся нахуй.

— Машка… Машка… — Пётр затрясся. — Как с листа читаешь, как с листа! Всё сказала верно! А ещё что видишь?

— А нихуя я больше не вижу. — Я отпустила руку Петра, и присосалась к своему пиву. — Темнота впереди. Щас ничего сказать тебе не могу.

— Что за темнота?! — Пётр заволновался. — Смерть там что ли?

— Нет. — Говорю. — Порча и сглаз. Жена тебя сглазила. Если не исправить вовремя — скопытишься. Точно говорю.

— А ты? Ты можешь сглаз снять? — мужик опять затрясся. — Можешь?

— Могу, конечно. — Тут я явственно вспомнила КАМАЗ, летящий прямо на меня, и добавила: — Тока это небесплатно.

— Сколько? — Пётр схватился за кошелёк, и вытащил оттуда пять тысяч.

«Вот жлоб сраный» — думаю про себя — «Три тыщи у меня, больше нету нихуя» Вот и верь потом мужикам.

— Хватит. — Говорю, и купюру сразу — цап. — Слушай меня внимательно. Щас мы с тобой едем ко мне. На такси. Потому что хуй я ещё с тобой в машину сяду, когда ты за рулём. Ты меня подождёшь у подъезда, а я тебе вынесу херь одну. И расскажу чо с ней делать надо. Согласен?

— На всё! — Пётр хлопнул по столу ладонью. — Чо скажешь — то и сделаю.

Уверовал в мои способности, залупа усатая.

Приехали на такси к моему дому, я оставила мужика в машине, а сама — домой. Кинуть его в мои планы не входило, поэтому надо было срочно чота придумать. Открываю шкаф, и начинаю шарить глазами по полкам в поисках какова-нить артефакта, который можно выдать за хуйню от сглаза. Тут мой взгляд падает на мешок с сушёной полынью. Мать в сентябре с дачи привезла. Говорит, от моли помогает. Курить её всё равно нельзя, а моли у меня и не было сроду. Поэтому я этот мешок даже не открывала. Так и стоит уже два месяца. Я этот мешок схватила, и на улицу.

Пётр сидит в машине, по лицу видно что в трансе и в состоянии глубокого опизденения. Так ему и надо. Меня увидел — из машины выскочил сразу, руки ко мне тянет:

— Это что? — И мешок пытается отнять.

— Это трава «Ведьмин жирнохвост». Раз в триста лет вырастает на могиле Панночки. Ты «Вий» читал? Ну вот, Панночка — это нихуя не выдумка. Это реальная баба была. Похоронена в Днепропетровске. Это ещё от моей прапрапрабабки осталось. Куда ты блять весь мешок схватил? На твою сраную пятёрку я тебе щас грамм сто отсыплю — и пиздуй.

— А мне хватит, чтоб сглаз снять?

— Не хватит, конечно. Ещё бабло есть?

— Штука на бензин…

— На хрен тебе бензин? Ты всё равно на таски. Давай штуку — полкило навалю.

Беру деньги, отсыпаю ему полмешка полыни во все карманы, и учу:

— Домой приедешь — собери траву, сложи в матерчатый мешочек, можно в наволочку, и спи на ней месяц. И всё. И никакого сглаза. Как рукой снимет.

— А сын? — Спрашивает с надеждой. — Сын поумнеет?

— Обязательно. Ему тоже насыпь децл под матрас. Всё, езжай домой, и смотри ничо не перепутай.

Обогатившись на двести баксов, и получив огромное моральное удовлетворение, иду домой, и тут же забываю об этом досадном недоразумении.

На месяц.

Потому что через месяц раздался звонок:

— Привет, Манька!

— Идите нахуй, не туда попали.

— Погоди, Мань, это ж я, Пётр!

— Первый?

— Ха-ха, какая ты шутница. Ну, Пётр… Я месяц уже на траве сплю.

— Заебись, — говорю. — На какой траве?

— Как на какой? На Ведьмином жирном хвосте. С могилы Вия.

Твою маму… А я и забыла. Щас, наверное, приедет, и будет меня караулить у подъезда с целью отпиздить за мошенничество…

— А… — Типа вспомнила такая. — Молодец, Пётр! И как, помогло?

— Очень! — Радуется в трубке Пётр, а я вдруг икнула. — Жена вернулась, сын бухать бросил! Правда, теперь какие-то марки жрёт, но зато к водке не прикасается! Я это… Спросить хотел только…

— Кхе-кха-кхы, блять… — Я поперхнулась. — Спрашивай.

— Я, вот, на травке этой сплю всё время, и теперь у меня на шее какие-то лишаи появились, и волосы на груди выпали. Может, аллергия?

— Не, это типа знаешь чо? Это типа плата ведьме. Ну, она тебе помогла типа, а взамен лишаёв тебе дала, и волосы забрала… — Несу какую-то хуйню, и чувствую, что ща смогу спалиться.

— А делать-то мне что?

— А ничего. Всё, можешь травку эту под кровать свою убрать, пусть там лежит всегда. Если будешь на этой кровати ебацца — хуй стоять будет как чугунный. Это такой побочный эффект. И лишаи скоро пройдут.

— Точно? — Обрадовался Пётр.

— Стопудово! — Мой голос звучал твёрдо. — Если чо — звони.

И положила трубку.

Потом подумала немножко, достала из телефона симку, и выкинула её в окно. Всё равно у меня все номера в телефон записаны.

Вроде, особой вины я за собой и не чую, а вот пизды получить всё равно могу. А ну как придёт к нему какой-нить ботаник с гербарием, распотрошыт мешок с полынью, и скажет Петечке: «Наебали тебя, друк мой. Нет никакого Ведьминого жирнохвоста, а ты, мудила, месяц спал на мешке с полынью Одно хорошо — моль тебя не сожрёт»

Может, я конечно, и не цыганка, несмотря на то, что у меня к конокрадству способности есть, но жопой чую — телефончик-то сменить нужно. Предчувствие у меня нехорошее.

А вы, если вдруг надумаете сделать мне комплимент — выбирайте слова.

Обидеться не обижусь, но лишай — вещь неприятная.

Это ктой-та к нам приехал?

24-10-2008

Телефонный звонок разбудил меня в восемь утра. В субботу.

— Доча… — Печально сказала телефонная трубка материнским голосом, и замолчала.