Более того, в обеих линиях он видит не только различие:
И все же для себя и своей поэзии Ломоносов выбирает путь гражданственности, общественных интересов, в чем по сути продолжает традиции русской письменности. «Разговор» заключает ода Анакреонта, в которой поэт заказывает живописцу портрет своей возлюбленной. В ответе Ломоносова речь идет тоже о портрете возлюбленной, но ею оказывается Россия, однако Россия, воплотившая идеалы законности и мира.
Ломоносову было дано выразить, оформить возникшие в русской культуре тенденции, придать им дополнительные импульсы, определенные черты и тем самым продвинуться к новому этапу в истории русского языка, литературы, общественного сознания. Он стал крупнейшей вехой на пути секуляризации русской мысли. В истории мировой культуры он принадлежит к числу мыслителей, увлекавших человечество к активной деятельности, опирающейся на безграничные возможности человеческого разума. Он утверждал идеалы раскрепощенного разума, ценности личности вне зависимости от ее сословной принадлежности. Активность разума, личности, занятой земными заботами и делами, являлась несомненной принадлежностью духа Нового времени, но у Ломоносова эти идеи неразрывно соединялись с идеей общего блага.
В средневековой культуре над идеей частного, индивидуального возвышалась идея общего, восходящего к трансцендентной области. Человеческая мысль, устремленная к трансцендентному, отличалась серьезностью и напряженностью. Ломоносов стал одним из тех мыслителей, которым принадлежит исключительная заслуга переключения человеческого интеллекта с трансцендентных проблем на естество, реальность. Но, обращая человеческий разум к земле, поощряя земную деятельность, он был обеспокоен тем, чтобы не порвать их связи с идеями общего и блага. Он разрабатывал философию мира реальностей, в котором сохраняются такие ценности, как общее и благо.
Глава VI. История объединяет народ
В поэтических произведениях Ломоносова множество исторических реалий, переданных с большой точностью. Он касается, так или иначе, всех узловых событий допетровского времени, связанных с борьбой за независимость русского народа и с деятельностью исторических личностей от Гостомысла до Алексея Михайловича. Поэма «Петр Великий» являлась по своему жанру героической и исторической; в ней с мастерством и тщательностью историка рассказаны драматические обстоятельства воцарения Петра I. В работе над поэмой использованы «Поденные записки, или Журнал Петра Великого», «История Свейской войны» П. П. Шафирова, «История Петра Великого» Феофана Прокоповича, «История стрелецкого бунта» А. А. Матвеева, «Созерцание краткое» С. Медведкова, записки датского резидента в Москве Б. фон Розенбуша, сочинения типа летописцев, «Краткое описание... дел Петра Великого...» П. Н. Крекшина, повесть о стрелецком восстании, входившая в состав Соловецкого сборника, и др. (см. 67, 257). Не только исторические факты, но и «ряд элементов стилистических средств» (67, 239) взяты для поэмы из повести о Московском восстании 1682 г., помещенной в Соловецком сборнике, с которым Ломоносов познакомился, возможно, в пору своей юности в библиотеке Соловецкого монастыря, куда он приплывал на отцовском гукоре.
Трагедия «Тамира и Селим» написана не без влияния модных в России восточных повестей, но у Ломоносова восточный сюжет является одновременно и историческим. Главным действующим лицом стал хан Мамай, а наиболее яркими страницами трагедии — описание Куликовской битвы. В основу исторических сцен трагедии положены «Повесть о Мамаевом побоище» из «Синопсиса», «Сказание о побоище», известное в так называемой киприановой редакции, вошедшей в состав Никоновской летописи, и рассказ о Куликовской битве из «Истории российской» В. Н. Татищева (см. 67, 11).
Отмеченная бурной преобразовательной деятельностью, Петровская эпоха не теряла интереса к истории. Петр I давал задания по исследованию русской истории Ф. Поликарпову, А. И. Манкиеву, П. Шафирову. В 1720—1722 гг. издаются указы о собирании исторических рукописных материалов. В 1718 г. в России печатается русский перевод «Введения в Гисторию европейскую» С. Пуфендорфа, в 1724 г. появляется «Феатрон, или Позор исторический» В. Стратемана. Сподвижники Петра начали создавать исторические обзоры его деяний.
Древняя, средневековая Россия обладала изумительной по своему богатству исторической литературой, однако время требовало нового осмысления истории, порывающего с традиционным провиденциализмом. Нужны были труды, освещающие с позиций новой культуры, освобождающейся от диктата религии, всю русскую историю, начиная с самых ранних периодов ее существования. «Синопсис, или Краткое описание о начале славенского народа, о первых киевских князех и о житии... князя Владимира... и о его наследниках... до ...Феодора Алексеевича самодержца всероссийского», который относят Иннокентию Гизелю, уже устарел, хотя его и продолжали переиздавать (до 1810 г. было девять изданий). Труд А. И. Манкиева «Ядро Российской истории» долгое время (до 1770 г.) оставался неопубликованным.
Формирование истории как особой области научного знания началось в России во второй четверти XVIII в. Существенное значение в этом процессе имеют исследования В. Н. Татищева, создавшего «Историю Российскую» по существу уже вне рамок провиденциалистских концепций. В трудах Ломоносова проводилась концепция «чисто светской истории» (3, 6, 579), которую он разрабатывал, опираясь на солидную литературную, источниковедческую основу. Он знал много древнерусских памятников, с особенным вниманием относился к русским летописям, считая их незаменимым источником изучения истории страны. Одно из основных его критических замечаний по поводу диссертации Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского» сводилось к тому, что Миллер «весьма немного читал российских летописей» (3, 6, 20). Богатое летописное наследие было предметом его гордости: «...противу мнения и чаяния многих, толь довольно предки наши оставили на память, что, применясь к летописателям других народов, на своих жаловаться не найдем причины» (3, 6, 170).
Помимо летописей он использовал степенные книги, хронографы, разрядные и родословные книги, многочисленные сказания и исторические повести. Изучая историю древних славян, «собрал с великим прилежанием из иностранных писателей все, что ему полезно казалось к познанию состояния России прежде Рурика...» (3, 6, 577). А. Шлёцер засвидетельствовал это в предисловии к «Древней Российской истории» Ломоносова. По словам М. Н. Тихомирова, «Ломоносов обнаружил большую осведомленность в латинской и древнегреческой историографии. Он пользовался не переводами античных писателей, а непосредственно их оригинальными текстами...» (см. 95, 65). Как писал Б. Д. Греков, «каждое положение свое Ломоносов доказывает ссылками на источники. Тут у него и Прокопий Кесарийский, и Иордан, и Птоломей, и Плиний, и Тацит, и Гельмольд, и Саксон Грамматик, и многие другие авторы...» (24, 415).