За три века до Рождества Христова Аристотель, философские творения которого прочно вошли в педагогику братских школ Малой и Белой Руси, дал определение добродетели, выделив четыре основных ее свойства: мудрость, справедливость, мужество и уверенность. К «способности поступать наилучшим образом во всем» Аристотель впоследствии добавил еще несколько: кротость, щедрость, честолюбие, дружелюбие, любезность, правдивость.

Сильную половину рода человеческого Аристотель, его последователи и почитатели желали видеть наделенными именно такими качествами, хотя многими из них обладали не только мужчины, но и женщины.

Царица Мария Ильинична принадлежала к их числу, о чем свидетельствовало обращение к супруге Алексея Михайловича, в котором рядом с официальным поименованием «государыня и великая княгиня» непременно соседствовали слова: «благочестивая, благоверная и христолюбивая».

Вирши Симеона Полоцкого, возможно более, чем дотошное описание домашнего быта русской царицы, доносят до нас немаловажные подробности из жизни Марии Ильиничны, которая, как оказывается, вовсе не являлась простой созерцательницей деяний венценосного супруга. На царицу-мать, продолжательницу династии Романовых, молились все родные и близкие, клир православный, люд российский.

И не виной, а сущей бедой для Марии Ильиничны были безвременные кончины ее любимых чад. И не потому ли ее материнское сердце печалилось о здравии Федора Алексеевича?

Симеон Полоцкий обосновался в Москве, когда царевичу Федору шел четвертый год и по сложившейся традиции порфирородный мальчик был отдан на руки мамок и нянек. В пятилетнем возрасте к Федору был приставлен подьячий Посольского приказа Памфил Беляников. Ясно, что без влиятельного советодателя такой выбор не мог состояться, В 1672 году, как свидетельствуют источники, «воспитателем к царевичу определен был знаменитый богослов и ученый того времени Симеон Полоцкий». Царевич Алексей, при котором иеромонах Симеон состоял в подобной должности, ушел из жизни двумя годами ранее. Горечь утраты потрясла Алексея Михайловича, однако не ослепила разум. Можно предположить, что Симеон Полоцкий, не менее родителей переживавший о кончине своего даровитого ученика, после того, как миновали дни скорби и траура, получил приглашение стать воспитателем царевича Федора и царевен Софьи и Марии. Такое решение, как мы убедимся далее, произвело подлинный переворот в теремной жизни дочерей Алексея Михайловича.

К этому периоду деятельности Симеона Полоцкого относится характеристика, данная ему Петром Николаевичем Полевым, историком русской литературы:

«Симеон Полоцкий не только представлял собой ходячую энциклопедию современной образованности, но еще при этом был большой мастер и легко передать, и красиво изложить знания свои и приохотить к науке. Занимаясь воспитанием царевича, он в то же время и беспрестанно успевал говорить проповеди, писал стихи по поводу каждого сколько-нибудь замечательного события… заботился о распространении образованности в России — одним словом, не оставлял без ответа ни один из тех вопросов, разрешения которых настоятельно требовала живая современность».

…Горе обрушилось на Алексея Михайловича с появлением на свет Божий дочери Евдокии, тринадцатого ребенка в царской семье. Следом за новорожденной[115]

3 марта 1669 года преставилась Господу царица Мария Ильинична. Погребение состоялось в Вознесенском девичьем монастыре, а панихиды по почившей в Бозе не прекращались даже тогда, когда Алексей Михайлович второй раз пошел под венец. Государь не изменял своим жизненным правилам и нежной привязанности, которую питал к покойной супруге.

«Френы, или Плачи всех санов и чинов православного российского царства…», написанные Симеоном Полоцким на смерть Марии Ильиничны, настолько горестны и проникновенны, что с подносным экземпляром-книжицей[116] Алексей Михайлович долгое время не расставался ни на минуту.

По великому горю царь, вероятно, запамятовал о поощрении Симеона Полоцкого за труды, понесенные им в скорбные дни, и тогда поэт напомнил о себе.

«Царю Государю и Великому Князю Алексею Михайловичи)… бьет челом твой Государев богомолец иеромонах Симеон Полоцкий. В прошлом… во 177 году, егда изволил Господь Бог блаженныя памяти Государыню Царицу и Великую княгиню Марию Ильиничну от временные жизни переселити во вечную, написал я… во похвалу святого ея Государыни жития и во воспоминание вечное добродетелей ея, вечныя памяти достойных книжицу хитростью пиитического учения, и вручил тебе Великому Государю, ради утоления печали сердца твоего, и за тот мой прилежный труд… я ничем не пожалован».

Сие слезливое прошение не осталось без ответа, и царь, по обыкновению, щедро одарил подателя и сочинителя «Френа…».

«Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5, 4), — говорил Христос в Нагорной проповеди. Почти два года вдовствовал царь Алексей Михайлович, забросив многие потехи и увлечения. Но горе вечно продолжаться не могло, и нашелся в окружении царя человек, который исподволь готовил государя-жизнелюба к бракосочетанию. По церковным меркам такое не возбранялось. Человеком тем был боярин Артамон Сергеевич Матвеев, ведавший Большим посольским приказом и царской аптекой.

В противовес биографам российского монарха, которые ставили в вину Алексею Михайловичу податливость и слабохарактерность, подверженность влиянию окружения, мы вправе заметить, что без доверенных помощников не обходился и не обходится ни один из правителей, какой бы беспредельной властью он не обладал. Тишайший царь позволял собой «руководить» только тогда, когда это влияние соответствовало его потребностям и гармонировало с душевным настроем.

Симеону Полоцкому, любомудру и энциклопедисту, при таком раскладе отводилась роль душеполезного собеседника, обладавшего завидным тактом и с особым рвением выполнявшего различные поручения царя. Однако повлиять каким-либо образом на судьбоносные решения, принимаемые государем, игумен монастыря Всемилостивейшего Спаса не мог, впрочем, и не собирался это делать.

Боярин Артамон Сергеевич Матвеев, человек широких познаний, недюжинного ума и прирожденный аристократ, имел на воспитании юную дворянку Наталью Кирилловну Нарышкину. По суждениям того времени, воспитанница пользовалась небывалой свободой; увлекалась чтением, благо хоромы А.С. Матвеева ломились от фолиантов и иноземных диковин. Как отмечает один из биографов Натальи Кирилловны, «девушка имела представление о культуре и быте европейских стран и не знала обычного в старомосковских порядках женского затворничества».

Мы не станем вдаваться в подробности сватовства, однако заметим — царь влюбился в девушку, обладавшую веселым нравом, в которой жизнелюбие било ключом.

Семейное счастье, нежданно-негаданно обретенное Алексеем Михайловичем, свадебная суета и медовый месяц на какое-то время вычеркнули из обыденной жизни визиты Симеона Полоцкого в царские палаты. Приписать очередное письменное прошение к мелочности и назойливости его автора не поворачивается язык, скорее это был образчик скопидомства, что и подтвердила впоследствии духовная Симеона Полоцкого. Прочтем прошение: «…В 179 году, егда Господь Бог изволил тебе Великого Государя милосердным своим призрети оком, и даровати тебе супружницу Благоверную Государыню Царицу и Великую княгиню Наталью Кирилловну, жаловал ты Великий Государь всяких чинов людей прещедрым, духовных и мирских, твоим царским деянием, а я твой… богомолец ничем не пожалован. Ради всемирной радости от сочетанного супружества во восположение моей скудости [подай], что тебе Господь Бог известит обо мне».