— Ты же знаешь, если тебе будет нужно, чтобы я остановился, замедлился, или если просто захочешь поговорить, я все сделаю, — говорит он, пытаясь успокоить меня. Я нервничаю, несмотря на то, что уже делала это с ним прежде.

— Я знаю. — Медленно вдохнув и выдохнув, едва не говорю, что люблю его, потому что держать эти слова в себе мучительно.

Но я молчу, и вот Кайден уже целует мои губы, входя в меня. Нет такой сильной боли, как в первый раз, когда мы занимались сексом, поэтому мои ноги раздвигаются, и я более охотно встречаю его толчки. Обвив руки вокруг него, прижимаюсь теснее, пока мое тело снова переносится туда, где я свободна, где есть только мы с ним.

Моя кожа покрывается потом. Мышцы рук и груди Кайдена сокращаются, когда его движения ускоряются. Все мысли покидают мою голову. Мне хочется задержать это мгновение, взять его в руку, сохранить навечно, потому что тогда моя жизнь станет цельной, захватывающей, настоящей.

Она станет идеальной.

Кайден

Я быстро усвоил урок – у меня не получается сохранять контроль рядом с ней. Каждый раз, когда Келли смотрит на меня, клянусь, она завладевает очередным фрагментом моей души. В отличие от большинства людей, ей безразлично, что я испорчен. Когда мы целуемся, я исчезаю. Разбитый, бездушный, пустой Кайден, созданный после первого удара отца, прекращает существовать. Я принадлежу Келли, и хочу лишь быть с ней.

Я поднимаю ее, несу в спальню, потому что то, что собираюсь с ней сделать, не для грязного пляжа. Целую ее так долго, как могу, прижимаюсь к ней, с восхищением наблюдаю, как она содрогается от удовольствия. Мне нужно больше, поэтому я поднимаюсь, утягивая Келли за собой, раздеваю ее. Затем она раздевает меня. Я знаю, она смотрит на мои шрамы, думает о том, в результате чего они остались. Когда снимаю футболку, ее взгляд сосредотачивается на самом большом рубце в центре моей груди.

— Упал на грабли, когда отец меня ударил, — говорю я, сам не зная почему. Ненавижу об этом рассказывать, только мне вдруг хочется, чтобы она узнала, потому что тогда мне будет лучше, и груз на плечах станет немного легче.

Келли явно собирается сказать что-то, что может разрушить момент, поэтому я обрушиваю свои губы на ее, лишая нас обоих дыхания и голосов. Я падаю на нее, поддерживая свой вес, замечаю, насколько маленькой и беззащитной она выглядит подо мной.

Когда снимаю нашу оставшуюся одежду, испуганное выражение Келли под стать моему внутреннему страху. Ее глаза такие огромные; я чувствую, как она вздрагивает с каждым вздохом.

— Ты же знаешь, если тебе будет нужно, чтобы я остановился, замедлился, или если просто захочешь поговорить, я все сделаю, — говорю, стараясь ее успокоить. И это правда. Я остановлюсь, если она меня попросит. Ради нее я готов на все.

Келли ничего не отвечает, и я вхожу в нее, ощущая ее тепло, желая остаться в данном мгновении навсегда и лишь чувствовать ее. Это успокаивает, пугает. Это идеально. Лишь с ней я позволяю себе пережевать чертову гамму эмоций. Когда я с ней – чувствовать не так уж сложно.

Она раздвигает ноги шире и крепче обнимает меня, а я погружаюсь все глубже в нее, зная, что с этим ничто не сравнится. Я двигаюсь в ней, восхищенно наблюдаю, как взгляд Келли рассеивается, голова запрокидывается назад. Она прикусывает губу, выгибает шею, ее ногти пронизывают мою кожу. Черт, мне ненавистно то, насколько это приятно, но не могу сдержаться. Даже когда я с Келли, желание испытывать боль вместо чувств до сих пор здесь, скрыто внутри меня.

— Кайден, — стонет Келли, теряя себя в моих движениях.

Она прижимается ко мне, наша кожа влажная, мы дышим прерывисто. Я замираю внутри нее. Моя голова склонена, поэтому дыхание Келли касается моей щеки, ее пальцы скользят по моей спине вверх-вниз. Когда снова обретаю контроль над собой, целую ее в щеку и начинаю отстраняться, только Келли крепче сжимает ноги вокруг моей талии, держа меня на месте, не позволяя выйти из нее.

Немного приподнявшись, смотрю ей в глаза, в попытке понять, что не так.

— С тобой все нормально?

Она кивает со странным выражением на лице.

— Просто пока не готова тебя отпустить.

У меня на губах появляется улыбка. Искренняя, а не на показ, как большинство моих улыбок. Я целую Келли, вкладывая в поцелуй каждую унцию страсти, что во мне есть.

— Дай мне несколько минут, — говорю, переворачиваясь на бок. — И я снова буду в деле.

На сей раз, она меня отпускает, я ложусь на спину, сложив руки под головой, и смотрю в потолок. Вспоминаю каждый свой шрам; сейчас у меня складывается впечатление, словно они все стали меньше. Я начинаю понимать кое-что… Но не уверен, что действительно хочу это понять. С Келли я чувствую себя лучше. Значит ли это, что я должен быть с ней? Хотя мне не хочется, чтобы так было. Не хочу ее обременять.

Укрываясь простынями, Келли поворачивается на бок и откидывает волосы с моего лица.

— О чем ты думаешь? — спрашивает она, проводя пальцем между моих бровей и разглаживая беспокойную складку.

Обернувшись, смотрю ей в глаза.

— Ты действительно хочешь знать?

Она кивает, опустив руку себе на бедро. Мой взгляд скользит по ее хрупкой фигуре.

— Я всегда хочу знать.

Тоже переворачиваюсь на бок, чтобы мы оказались лицом к лицу.

— Я думаю, что ты должна меня оставить.

Ее дыхание учащается.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

Быстро кладу руку ей на бедро.

— Ни секунды не думай, будто я хочу, чтобы ты ушла. Я не хочу тебя отпускать, никогда. Хочу, чтобы ты была рядом. Со мной… Но не хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива… если в моих словах есть хоть доля смысла.

Она обдумывает то, что я сказал, прикусывая нижнюю губу, а мне лишь хочется склониться и тоже ее прикусить, но это разрушит мои намерения отпустить Келли.

— Я понимаю, что ты пытаешься сказать. Но не согласна с тобой. Ты единственный… — Ее нижняя губа дрожит, когда она делает глубокий вдох. — Ты единственный, с кем я могу почувствовать себя целой.

— Ты не знаешь наверняка. — Я продолжаю пытаться ее оттолкнуть. — Наверняка найдется еще кто-нибудь.

Она качает головой.

— Нет… и… и я не хочу, чтобы нашелся.

— Келли, — говорю тихо, положив руку ей на щеку, поглаживая пальцем родинку на ее виске. — Со мной ничего хорошего у тебя не будет. Ты заслуживаешь лучшего. — Произнеся эти слова вслух, я словно ощущаю глубокую рану в груди. Но я должен это сказать.

— Нет ничего лучше, — едва слышно отвечает она, смотря в изножье кровати и пытаясь сдержать слезы. — Просто тебе самому нужно это понять.

— Я лишь хочу, чтобы ты была свободна… от моих проблем, сложностей моей чертовой жизни.

— Я не хочу быть свободной. Я хочу быть здесь. С тобой. Я… меня не беспокоят сложности твоей чертовой жизни или твои проблемы. Я просто хочу тебя… И хочу, чтобы ты был счастлив. Ты этого заслуживаешь.

Твою мать. Никто никогда не говорил мне такого. Я даже не уверен, что значит счастье. Больше не могу себя контролировать. Каждый мой шрам изнывает, и мне нужно их заглушить. Я склоняюсь, обхватываю рукой затылок Келли, приподнимаю ее и целую с такой настойчивостью, от которой мои шрамы словно вновь открываются. Переворачиваю нас, прижимаю ее к кровати, опускаю руку на ее грудь. Келли вздрагивает, разводит колени, и я снова у нее между ног. Целую ее пылко, прикусываю губы, касаюсь каждого доступного участка ее тела. Когда наконец-то отстраняюсь, едва могу отдышаться, затем прокладываю дорожку из поцелуев по линии челюсти, спускаюсь на ее шею, к ключице. Покусываю нежную кожу, отчего Келли крепче сжимает ноги вокруг меня.

Опускаюсь все ниже, ее бедра приподнимаются, когда я обвожу языком ее сосок, потом целую. Она сексуально стонет, запускает пальцы мне в волосы. Мой поцелуй становится жестче, после чего я переключаюсь на другую грудь. Ласкаю ее языком до тех пор, пока не дохожу до исступления.

Отклонившись назад, достаю новый презерватив. Секунды спустя я снова в ней. Мне хочется, чтобы так было всегда. Только Келли и я, без звуков и тяжести окружающего мира. Без чертовых жизненных сложностей.