Изменить стиль страницы

Кирка вспомнил, как отец копил пушнину, чтобы купить ему жену, и как пропил ее на ярмарке. Потом собирался Мару продать, а на вырученные деньги ему привести жену, но все это стало ненужным, когда Исоака по закону левирата перешла ему в жены. Мару вышла замуж по любви, вез тори.

— Ты опять лекарственные травы будешь собирать? — спросила Далда. — Мы с Мару кое-что собрали.

— Буду, обязательно буду.

— Пошли, пошли, нехорошо, все ушли на работу, — заторопился Калпе.

Кирка пошел осматривать колхозное поле, лоскутками разбросанное по тайге. Он ходил от одного лоскутка к другому, бродил по тайге в поисках нужных ему трав. С малых лет Кирка был приучен к таежной жизни, знал все съедобные ягоды, травы, коренья, знал, какие растения помогают избавиться от рези в животе, от головной боли; знал, чем останавливают кровотечение. Это были необходимые знания таежного жителя. А теперь ему требовалось проникнуть в тайны знахарей, и в этом ему помогали все: мать, отец, сестра и друзья. Помогали и сами знахари, делясь секретами изготовления лекарств. Какова их действенная сила, Кирка должен был проверять сам на себе. Кроме трав знахари широко пользовались желчью медведя, кабана, струей кабарги. Кирка в первое время принимал все рецепты знахарей, даже самые смехотворные, в которые сам не верил. А теперь он только выискивает травы, цветы, коренья, которыми когда-либо пользовались его сородичи. В берестяной коробке уже лежал неплохой гербарий этих лекарственных трав. Делился Кирка своими мыслями с преподавателями техникума, они его поддерживали, хвалили, но, занятые своими делами, не проявляли большой заинтересованности. Понял это Кирка и потому хранил свой гербарий дома, в Нярги. Понимал он и другое: что ему, с его небольшими знаниями, нельзя использовать на практике лекарственные травы. Он надеялся встретить среди преподавателей такого же энтузиаста, каким был сам, и с его помощью приготовить новое лекарство. …Когда Кирка нашел саранку и начал раскапывать ее клубень, рядом хрустнул прутик.

— Бачигоапу, — услышал он голос Мимы.

Он поднялся, встретился с ней глазами. Она улыбалась.

— Ты зачем здесь? — спросил строго Кирка.

— По своим делам. Захотела и пришла.

— Мне что, тебе же хуже.

Кирка присел на корточки и продолжил свое занятие.

— Ты вечером придешь в школу? — спросила Мима.

— Не знаю.

— Приходи, у нас интересно.

«Нет, родная, у нас ничего не выйдет, — думал Кирка. — Если даже ты сохранила любовь, нам уже не вернуть прошлое, у тебя дети, его дети»…

— Едем с ночевкой? — спросил Калпе, когда Кирка вернулся на его поле.

— Сетка у тебя есть?

— Есть, с собой. Острога есть.

— Нет, сын, я тебя не отпущу, — воспротивилась Далда, — только вернулся, должен переночевать дома.

— Он таежник, рыбак, соскучился по делу.

— Нет, папа, он будет ночевать дома, — заявила и Мару.

— Куда зовешь? Встречу, что ли, не хочешь справить? — это был последний и самый решающий довод Далды.

— Верно, верно, встречу надо справить, — засмеялся Калпе и подмигнул сыну. — Все деньги у нее, не дает мне, — пожаловался он. — Магазин рядом. А все же мы за талой сейчас отправимся.

Калпе обошел огородников, забрал у них сети и выехал на озеро Ойта устраивать гон.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Все важные дела решаются утром — это закон жизни Пиапона, принятый им в молодые годы и безукоризненно выполняемый всю жизнь. Раньше это выполнялось само по себе, тогда все дела начинались с утра, да и были они привычные, укоренившиеся: охота, рыбная ловля. А теперь Пиапону приходится думать о большом хозяйстве. Это тебе не о семье и не о большом доме заботиться, здесь куда сложнее.

На счету появились деньги — ссуда для приобретения скота, и Пиапону надо посоветоваться с людьми. Попытался он поговорить с огородниками, но те отмахнулись, заявив, что председатель колхоза пусть сам решает, каких коров покупать, а они их только издалека видели и потому даже не могут отличить быка от коровы. Что поделаешь, если не хотят советоваться? Надеялся Пиапон на бухгалтера, думал, он разбирается в коровах, но тот родился в городе и тоже разбирался в коровах не лучше огородников.

К кому же обратиться Пиапону, как не к грамотным людям? Поговорил с племянником — Киркой.

— Я будущий людской доктор, — объяснил Кирка. — В коровах понимаю столько же, сколько в астрономии. Дед, для этого есть коровий доктор, ветеринаром называют его.

Молодец Кирка! Вот что значит грамоте выучиться. Все в нем изменилось: и поведение, и разговор не тот, слова новые произносит без запинки! Разве сравнишь его с Хорхоем? Надо побольше молодых посылать учиться, даже тех, которые женаты: ничего, проживут без жен год-два, зато вернутся обновленными людьми и жены будут любить еще крепче. Чем больше грамотных будет, тем легче будет колхозом управлять. А пока приходится советоваться с бухгалтером, кассиром, с Леной да старым Холгитоном.

Пиапон вошел в школу, огляделся. Парты сдвинуты, сор не убран — поленились после репетиции прибрать за собой.

— Лена! Ты встала? — гулко прогудело в пустом классе. — Неси сюда свою железную землю.

— Доброе утро, отец Миры, — поздоровалась Лена, появляясь в дверях своего закутка с глобусом в руке. — Что так рано на занятия?

— Надо спешить, ты же уезжаешь.

— Я еще немного задержусь. Ладно, пока я там кое-что прибираю, разыщите в Америке реку Амазонку.

— Обожди, дочка, мне тоже некогда, я зашел к тебе посоветоваться, Для колхоза надо покупать коров, а в них никто не разбирается. Ты хоть понимаешь?

— А чего не понимать?

— Ты хоть доила их?

— Нет.

— Тогда, выходит, тоже не понимаешь, — вздохнул Пиапон. — В каждом деле свое понятие, дочка. Когда мы лошадей стали покупать, русские, которые похитрее, подсовывали нам больных или загнанных лошадей, а то и старую. Вот как. Я не хочу, чтобы мне подсунули старых дохлых коров или старого быка. Значит, ты не понимаешь в коровах?

— Нет, не понимаю, отец Миры.

— Ну что поделаешь. Вот Америка, нижняя и верхняя, — Пиапон ткнул в глобус. — Теперь покажи, где эта река. Как ты назвала?

— Амазонка. А Америка Северная и Южная, сколько раз повторять! Вот Амазонка, самая крупная, самая многоводная река на земле.

— Больше нашего Амура?

— Намного больше.

— Неужели есть реки больше Амура?

Пиапон проследил за указательным пальцем Лены, которым она водила по глобусу, и сказал:

— Короткая.

— Так это же на глобусе. Вот Амур, еще короче.

— Ну, ладно, дочка, пойду я, дел много.

Пиапон погладил шершавыми ладонями глобус, крутанул его и вышел из школы. Глобусу Пиапон не верил, не мог он представить, что земля круглая и вертится. Закрывал он глаза и видел голубой большой шар, и шар этот крутился. Но как ни прикреплял к нему Пиапон дома, людей, собак — не могли они удержаться на гладком шаре, все летело в тартарары! Горы рушились, реки выливались! Другое дело — карта. Когда Лена показала ему карту — все встало на место. На плоской карте все было понятно. Пиапон без разъяснений сам в ней разбирался. Разбирались и другие охотники, потому что на карту они смотрели как на свою землю, только с облаков. Это было всем понятно, ясно как день и ночь.

Пиапон вошел в новый дом Холгитона. Большая семья была уже на ногах. Пиапон взглянул на недавнее приобретение старика — настенные часы-ходики. Они отчаянно стучали, маятник ходил ходуном: к гирьке — продолговатой чугунной шишке — кто-то привязал еще два болта, круглое кольцо-прокладку и стограммовую гирьку. Стрелки ходиков показывали три часа. Пиапон усмехнулся и спросил стоявшего рядом Нипо:

— Сколько времени они показывают?

— Спроси у него, — Нипо указал на отца.

— Сколько надо, столько показывают, — буркнул Холгитон. — Сейчас утро? Тогда, выходит, утро.

— Часов семь сейчас.

— Какая разница — семь, десять или три? Идут часы — хорошо, смотри, как идут, очень бодро, намного быстрее, чем шли.