Нора и Мария возмущенно наблюдали за этой сценой. Конечно, новоприбывшая женщина должна была взять себе кого-нибудь в мужья, это было общепринято. Однако же не так быстро, чтобы это не было похоже на набег! В Африке девушек выдавали замуж их отцы — чаще всего даже не спрашивая их согласия. И об этом женщины тоже уже узнали. Однако в этом поселении прижилась обычная, принятая на плантациях практика: когда сюда прибывала одинокая женщина, то неженатые мужчины начинали бурно ухаживать за ней, и, в конце концов, она сама выбирала, кого возьмет себе в постель. При этом молодые женщины в Нэнни-Тауне в основном ориентировались на то, каким авторитетом пользуется мужчина в обществе и сколько у него земли. Но к этому нельзя было принуждать Принцессу. Если для нее вера ее мужа была важнее...

Удивительно, но именно Маану в какой-то момент вышла вперед.

— Разве ты, Аквази, ее отец, что выдаешь ее замуж? — насмешливо спросила она. — Или ты ее баккра, что продаешь ее? Что тебе за нее предложил Талли? Ты не должна выбирать себе мужа прямо сейчас, Принцесса. Ты можешь сама построить себе хижину и найти мужа позже.

— Но я не умею строить дом! — в отчаянии сказала та.

Эта ситуация была явно не по ней. Она совсем не так представляла себе свободу.

— Вот видишь, — заметил Аквази своей жене. — Она хочет Талли. Или лучше Робби?

Другой мужчина, несколько меньше ростом, тоже из ночного эскорта Принцессы, выступил вперед и облизал себе губы.

— Я хочу христианина, — настаивала смущенная Принцесса. — Кто-то из вас двоих христианин?

Люди на деревенской площади рассмеялись. Среди потомков испанских рабов многие молились Святой Троице, однако при этом поклонялись и другим богам и духам-обеа. Никто здесь не называл себя христианином.

— Она может подождать, пока возвратится Нэнни! — настаивала Маану. — А Талли и Робби пусть уже сейчас строят хижины. Тогда она могла бы выбрать того, кто построит более красивый дом.

Это тоже, казалось, было важным критерием в выборе мужа в определенных племенах Африки.

— Я хочу христианина! — повторила Принцесса. — Но где же спать, если нет дома?

Нора наморщила лоб. Она не могла толком понять, как ей оценить девушку. Принцесса, скорее всего, была домашней рабыней — пусть даже у нее был только один хозяин, и она не жила в большом доме с хозяйской женой и детьми. Она явно была не с плантации — там никто не боялся провести несколько ночей под открытым небом. И еще она сказала, что пришла из Кингстона. Нора с удовольствием познакомилась бы с новым тамошним проповедником, который крестит рабов. Однако теперь ей придется позаботиться об этой явно не самостоятельной девушке. И остается надеяться, что Маану поддержит ее в этом.

— Ты можешь пожить у меня, — сказала она спокойно. — Пока не вернется Нэнни.

Принцесса засияла — на ее лице появилось что-то похожее на выражение радостного признания. Нору это удивило: обычно только что освобожденные рабыни враждебно относились к белой женщине.

— Твой муж не будет возражать? — спросила Принцесса.

Нора бросила на Аквази твердый взгляд.

— Мой муж тут руководит делами вместо королевы, — она словно выплевывала эти слова, — пусть даже очень своевольным образом. Однако, пока она не вернется, он будет оставаться в селе. У своей другой жены.

Принцесса перекрестилась.

— А ты — христианка? — переспросила она.

Нора кивнула, хотя в последнее время стала сомневаться в этом. В конце концов, ни Бог, ни его сын, ни разу не услышали ее молитв.

— Я крещена, — сказала она.

Принцесса счастливо улыбнулась.

— Тогда я идти к миссис! — ответила она Аквази и кандидатам на ее руку.

Талли и Робби начали наперебой уговаривать Аквази. Остальные же из присутствующих неженатых мужчин увидели в этом новые шансы для себя и стали многообещающе улыбаться Принцессе, когда Нора вела ее через толпу, которая уже начала рассеиваться. Однако девушка не обращала на этих мужчин внимания.

— Я также новость для миссис! — прошептала она Норе, которая не очень прислушивалась к ней, поскольку озиралась вокруг в поисках своей дочери. — Поэтому хорошо, что я иду с вами. Бог распоряжается всем по своему усмотрению, говорит проповедник.

Нора вздохнула.

— Тогда будем надеяться, что он прав, — оборвала она женщину и широко улыбнулась, когда обнаружила свою дочку. Малышка играла с Джефом в великих воинов и вся была покрыта боевой раскраской — известью и красной грязью.

— Дэдэ, вот ты где! Хотя тебя трудно узнать. Иди сюда, нам пора уходить. У нас гостья, Дэдэ, и, представь себе, ее зовут Принцесса! Разве это не прекрасное имя? — Она подняла маленькую девочку на руки, и Принцесса ошеломленно взглянула в ярко-зеленые глаза ребенка, так похожие на глаза ее матери.

— Принцесса, это моя дочь Дейрдре.

Она не поняла, почему Принцесса снова перекрестилась.

Аквази ночью не показывался, но Нора этого и не ожидала. Принцесса, полностью изможденная, заснула на полу в ее хижине, в то время как хозяйка с Дэдэ была еще у ручья, смывая с малышки краску. Вернувшись, Нора не стала будить ее, решив подождать до следующего утра, когда та проснется от ароматов еды. При этом она задумала приготовить своей новой подруге «белый завтрак». У нее не было трески, но она поджарила сладкие стручки гибискуса — Нора сама, как и раньше, предпочитала традиционный завтрак белых людей на Ямайке, в отличие от африканцев, которые любили бобы. Кроме того, Нора поднакопила немного кофе. Она выращивала кофейные бобы на своем участке земли и сама поджаривала их.

Как и ожидалось, Принцессу выманил на свет божий запах еды. Она с сонным видом, пошатываясь, вышла из хижины и присела на корточки рядом с Норой у огня. Сидеть на земле, казалось, было ей непривычно — она точно попала сюда не из Африки. Возможно, она родилась уже здесь, в рабстве.

Пока Нора маленькими глотками пила свой кофе, внезапно появилась Маану. Нора удивилась этому. Та редко оказывала ей честь своими визитами и уж точно никогда не появлялась так рано утром. Нора насторожилась, в то время как Принцесса уставилась на молодую женщину с восхищением. У Маану был яркий и экзотический вид. На ней был пестрый кафтан, а ее длинные волосы кто-то сплел в несколько десятков мелких косичек, тесно прилегавших к голове. Это подчеркивало изящную аристократическую форму ее черепа и лица — Нора опять невольно вспомнила легендарную царицу Клеопатру. Однако у Маану был далеко не счастливый вид, и держалась она не так гордо и самоуверенно, как обычно.

— Я хотела спросить, как у нее дела, — обратилась она к Норе и указала на Принцессу, после того как поздоровалась с той.

Нора пожала плечами.

— Спроси у нее сама, она в состоянии говорить за себя, — заметила она. — А у меня до сих пор еще затруднения со чтением мыслей. Но это ты знаешь...

Она налила еще один стаканчик кофе для Маану.

Та не удостоила Принцессу даже взглядом. Она явно пришла сюда только к Норе и по какому-то делу.

— Ты... ты же не расскажешь об этом королеве? — тихо спросила она.

Нора наморщила лоб.

— О чем? — спросила она. — О деле с Аквази? О его попытке выдать новую жительницу Нэнни-Тауна за трофей для заслуженных воинов? Королева все равно, так или иначе, узнает об этом. И, как ты прекрасно знаешь, я не отношусь к доверенным лицам королевы.

Маану играла своим браслетом. Она носила пестрые украшения, которые изготовляли несколько женщин из Африки в свободное время.

— Он... не такой, — робко пробормотала она. — Он просто...

Нора старалась поймать ее взгляд.

— Маану, тебе не нужно защищать его. Я совершенно точно знаю, какой он. Наш с тобой общий муж переполнен жалостью к себе самому, потому что, когда ему было десять лет, с ним обошлись ужасно несправедливо. Чтобы отомстить за это, он много лет наносит удары вокруг себя, хотя теперь у него уже нет никакого основания для подобных действий. Он является уважаемым человеком, он получает все что хочет — но нет, ему еще нужно и покрасоваться...