Причем против мух на корабле Ной, этот поборник чистоты, не протестовал! Что вы. Он считал их неизбежным злом: ведь патриарх и в самом деле верил в то, что эти насекомые появляются из отходов. И все попытки птицы — секретаря объяснить ему, что это распространенное заблуждение, Ноя лишь раздражали. Ну, еще бы. Он ведь прислушивался исключительно к самому себе. И, ах, да, конечно, называл это «мое общение с Богом». Доходило до того, что когда у патриарха бурчало в животе, он говорил, что это какой-то небесный знак. Как будто Богу больше нечего делать было, кроме как залезать в дряхлого занудного старика, и вещать ему что-то на ухо или прямиком в пузо. На самом-то деле Ною следовало ограничить себя в еде (тут он меры не знал никакой), побольше заниматься физическими упражнениями и поменьше пить.
Кстати, возвращаясь к Барнсу и его «Истории мира в 10 с половиной главах». Не подумайте, что я злословлю, когда утверждаю, что большая часть данных, приведенных им — неправда. Этого человека просто ввели в заблуждение: коль скоро вы читали его книгу, то обратили внимание на то, от чьего имени написана глава о Ное, Потопе и спасении избранных. От имени жучков — древоточцев, которых, якобы, пронес на борт корабля в полом кончике своего рога баран. Это дело автора, конечно, кому доверять больше, но я не склонна считать безмозглых насекомых надежным источником информации. И дело даже не в том, что жучки существа глуповатые и беззлобные: специально врать они бы не стали. Просто древоточцы, в силу некоторых особенностей своего вида (и Барнсу бы следовало это учесть) большую часть жизни проводят в дереве. И ничего не видят. Потому свою историю Потопа и спасения они составили на основе слухов, разговоров и сплетней. Они не были очевидцами, вот что я хочу вам втолковать. И потому к их рассказам я бы отнеслась с изрядной долей скепсиса.
Я вынуждена просить у вас прощения за то, что мой рассказ носит несколько сбивчивый характер. Да, как вы уже догадались, некая взбалмошность — тоже приобретенная черта нашего вида, приобретенная именно на подлодке «Спасение». Во-первых, мы не переносим качки, во-вторых, тесных замкнутых помещений, в третьих, собственно воды, в четвертых, угрозы столкновения корабля с подводными рифами, а таковых угроз было много (не забывайте, Ной был отвратительным капитаном). В общем, море, которое мы и до потопа не очень-то любили, сейчас для нас — самое страшное, что только может быть в мире. И уж только такому несносному старику, как Ной, могла прийти в голову «забавная» мысль окрестить нас МОРСКИМИ свинками! Как же, морскими…
Едва «Спасение» столкнулось с какой-то горой, и мы поняли, что все, путешествие кончилось, как наш маленький и сплоченный коллектив немедленно покинул лодку. Мы даже не остались на прощальный парад, поучаствовать в котором старикан так просил всех пассажиров. Ну, уж дудки! Видели бы вы, как все мы (четыре самца, и две самки — одна из которых я) прытью помчались от воды подальше, к зеленым сочным лугам, уже подсохшим на солнце. И с тех пор стараемся к воде без надобности не подходить. И поскольку надобности такой у нас за шесть тысяч лет не возникало (нам вполне хватает жидкости в травах), мы к воде вообще не подходим.
Но сначала, конечно, было путешествие, которое трудно забыть всем нам. Знайте: если морская свинка резко подпрыгивает, и поворачивается в воздухе, это вовсе не свидетельство того, что ей хочется с вами поиграть (как вы до сих пор думаете). Если морская свинка подпрыгнула, она просто вспомнила Потоп. И путешествие на «Спасении», конечно.
Нет, Ной вовсе не был таким тираном, как его описывают оппозиционеры. Но и добрым волшебником (как описывает его Библия) он тоже никогда не был, и, надо отметить, стать им не стремился. Он был очень противоречивой личностью, этот Ной. Лично меня во время путешествия раз десять подмывало то укусить его в пятку, то нежно полизать руку. Хотя эти порывы я старалась сдерживать: никто не знал, каким будет настроение капитана через минуту. Он был маленькой бомбой, этот Ной, и история с ламантином — лучшее тому свидетельство.
Как вы знаете, ламантин — морское животное, похожее на тюленя. Но это вы знаете. Ной об этом и не подозревал, и когда звероловы притащили ему большого ламантина с печальными глазами, найденного, как сами охотники признали, неподалеку от морского берега, то патриарх почему-то решил, что это сухопутное животное. Звероловы срочно отправились ловить самку этого же вида, а сам Ной сколотил для ламантина большой, и, чего уж там, достаточно удобный ящик. Достаточно удобный для того, чтобы спасти свою жизнь, но недостаточно удобный для того, чтобы провести в нем полгода. Вы понимаете, что я хочу сказать.
Итак, ящик был сколочен, самка ламантина доставлена на борт «Спасения», и несчастных животных присыпали стружкой, которая, по замыслу Ноя, должна была их согревать. Абсолютно, подчеркиваю, сухой древесной стружкой. Этого добра у капитана было достаточно: плотники трудились дни напролет.
Все попытки интеллигентного ламантина объясниться, втолковать, что его виду Потоп совершенно не грозит, не произвели на Ноя никакого впечатления. Старикан, — видимо, из-за влажных печальных глаз ламантина, — вбил себе в голову, что это животное просто решило уйти из жизни. Совершить добровольное самоубийство.
— Бедняжка просто не хочет бороться, — сказал о ламантине Ной своей невестке (и, заодно, любовнице) Анаис, — что-то его угнетает…
Эти слова были встречены гомерическим хохотом крысиных блох, подслушивавших, как обычно, разговоры Ноя. К счастью, для человека смех этих насекомых недостаточно громкий, и патриарх ничего не заподозрил. И при всей своей неприязни к блохам я на этот раз с ними согласна. В этом, кстати, мое отличие от представителей рода человеческого: я могу признать правоту особи, лично мне несимпатичной.
Озаботившись судьбой ламантина, Ной, первым делом, решил, что животное угнетает страх перед Потопом. Тогда он решил проводить с ним курс своеобразной терапии. Выражалась она в том, что старик по вечерам приходил к ящику ламантинов, и, будучи в подпитии, рассказывал о том, что скоро Потоп закончится, и он, ламантин, будет жить в доме Ноя. Старик расписывал ламантину самые радужные перспективы грядущей совместной жизни, называл его своим любимцем, обещал кормить до самой смерти, и никогда не обижать. Ламантин, отчаявшись что — либо объяснить Ною, помалкивал, отдуваясь. Нехватка воды, сами понимаете, сказывалась на нем и его супруге не очень хорошо. Ной не обращал на это внимания: ему казалось, что животные потеют просто от страха. Из жалости он даже распорядился занавесить иллюминатор в каюте ламантинов, чтобы «бедняжек не пугал вид морских глубин». В результате ламантины лишились возможности просто посмотреть на свою естественную среду обитания. Как они выжили, спросите вы. К счастью, среди животных был слон, который многое повидал на своем веку. И ламантины были ему знакомы. Когда на подлодке «Спасение» трубили отбой, слон выкачивал воду из отделения для амфибий и поливал ламантинов. Так они продержались два месяца. Потом Ной заметил, что животные выглядят «мокрее, чем обычно». Чтобы решить эту, как ему казалось, проблему, он распорядился утеплить каюту ламантинов, и повелел павлинам три раза в день обмахивать бедолаг хвостами. К чести павлинов, — не самых, увы, умных представителей мира пернатых, — они распускали хвосты только в присутствии Ноя.
В общем, каким-то чудом ламантины сумели выжить во время путешествия на подводной лодке. И в самый последний его день самец, разбив ящик, навалился на иллюминатор (лодка в то время была погружена в воду примерно наполовину) и выдавил его. После чего ламантины спокойно выплыли в море, чтобы спешно отплыть с мелководья подальше. Медлить было нельзя, вода же отступала! Но ламантины, проявив в который раз вежливость и такт, решили сначала попрощаться с Ноем. Они подплыли к борту лодки и посвистыванием дали о себе знать. Всякий порядочный человек, увидевший в море животных, которых считал сухопутными и держал полгода на сухом пайке, сгорел бы со стыда. Но только не Ной. Капитан первого ранга (это звание он присвоил себе на сорок шестой день путешествия) не может ошибаться! Покоритель морей Ной никогда не бывает не прав!