— А вот правнук у меня, из городских, — продолжила, несмотря на упорное нежелание студента общаться, матушка Мария, — тот тоже все читает, читает, читает. А зачем? Для кого? Вот ты, к примеру, что читаешь?

Не дожидаясь ответа, матушка ласково, как ей показалось, рванула из рук студента книгу, глянула на название, и минут пять читала его.

— История румын, — небрежно вернула покрасневшему парню Мария книгу, — ты лучше меня послушай. Матушка Мария тебе столько про эту историю расскажет, что в этом твоем институте тебя на руках носить начнут. Помню, как будто вчера это было, война началась, и через поле сосед мой бежит. Павел Лазарчук его зовут. Не слышал про такого? Нет? Странно. Откуда ты? Из Трибужен? Странно, из Трибужен, а Лазарчуков не знаешь. Его двоюродный брат Ион еще механизатором после войны стал, на тракторе ездил. Потом как-то напился, и съехал в кювет. Так чтобы его машину оттуда вытащить, мы людей в четыре села гоняли, за подмогой. Так на руках и вытащили. Что поделать, сынок, время было такое…

Студент, деликатно отвернулся и попытался продолжить чтение. Чужой, подумала Матушка Мария. И правнук такой же. И дети, которые в город уехали. Приедешь, сядешь, руки на животе сложишь, — в общем, сидишь, как порядочная женщина, — а они все носы отворачивают. Чужая, для всех чужая. Один Василий свой, да и тот каждый вечер зарубить собирается. Но склонность к меланхолии не была отличительной чертой характера матушки Марии. Иначе она просто не пережила бы войну и коллективизацию.

— Значит, не знаешь Лазарчуков из нашего села, — задумчиво сказала она, — ну, скажи на милость, что же это получается? Какого-нибудь Кутузова, который здесь за турками гонялся и от них бегал, ты знаешь, а Лазарчука из Старых Плоешт — нет. А ведь Лазарчук, он такой же человек, как и этот твой Кутузов. И, получается, зачем тебе вся эта книжная история? Послушай вот лучше историю матушки Марии.

— Гм, — неопределенно ответил студент, и перевернул страницу.

Оттуда выпала фотография милой девушки. Матушка Мария подслеповато сощурилась, сделала совсем уж лукавое лицо, и подмигнула несчастному парню.

— Невеста?

— Угу, — краснея все больше, ответил студент, и добавил почему-то, — жарко здесь.

— А ты открой люк, сынок! — обрадовалась матушка Мария, — Открывай, не стесняйся. Матушка Мария вон старая какая, ей люк не открыть, а ты возьми, да и приналяг на него.

Студент сунул фотокарточку обратно в книгу, и, пытаясь не упасть, встал. Сильно толкнул люк, и в маршрутку хлынул поток свежего воздуха. Матушка Мария счастливо улыбалась: пока студент открывал люк, она рывком сумела бросить на сидение свои сумки, и примостилась там сама. Печально поглядев на нее, студент взял книгу, и собрался снова читать.

— Эй, — проснулся дремавший до сих пор мужчина в потертой кепке, и хлебнул из бутылки вина, — а ну закройте люк! Сквозит! Что, не слышно там?! Закройте люк! Жарко им, видите ли.

— Точно! — поддержала мужчину группа картежников, игравших в подкидного, — закройте. А то карты сдувает.

— Ну, чего смотришь, сынок? — ласково спросила матушка Мария. — Ты молодой, силенок у тебя много, приналяг-ка на люк, да и закрой его. А то и вправду сквозит.

— Вы же сами открыть хотели, — удивился бедолага-студент, — как же так?

— Вот молодежь, — покачивала головой матушка Мария, обращаясь уже к пожилой соседке, — вечно им лишь бы старшим перечить, а не просьбу уважить!

— Кто там стариков обижает? — заорал мужик в кепке, допив вина. — А, ну, поди сюда.

Студент закрыл люк, и положил в сумку книгу.

— Ты это, на спинку-то не налегай, — попросила Мария, ерзая, чтобы устроиться поудобнее, — мне неудобно сидеть, когда ты на спинку опираешься. Постой так, сынок, ноги у тебя молодые.

Водитель оглянулся, развернувшись почти полностью, и машину едва не занесло.

— Кто там в проходе встал?! — оживленно заорал он. — А ну, сядь на корточки, чтобы полиция не оштрафовала за перегруз!

— Точно! — согласились картежники, не поднимая глаз от колоды.

— Ишь, совсем уж обнаглели, — включилась вдруг женщина средних лет, с сумкой картофеля, — То им не это, это не то.

— Открой люк, — поддержал ее мужичонка в кепке, — закрой люк. То сел, то встал.

— А ну, пригнись! — хохотал водитель.

— Це, це, це, — пощелкала языком матушка Мария, — ну и молодежь пошла.

— Урод!

— Ботаник!

— А они еще в городе бардак устроили!

— Бесплатного троллейбуса им хочется!

— Я не бастую, — оправдывался студент.

— Все вы одним миром мазаны!

— Дармоеды! Бездельники!

— Скоты! В поле бы их! Я всю жизнь пахал!

Маршрутка гоготала. Матушка Мария была счастлива. Студент, положив ей на колени сумку с книгой, протиснулся в задние ряды, снял с мужичонки кепку, сдавил горло, и хриплым шепотом сказал:

— Убью.

В маршрутке воцарилась тишина. Мужичонка быстро притворился очень пьяным, и спящим, водитель поскучнел, стал следить за дорогой, и перестал — нарушать правила, поэтому машина поехала очень медленно.

— И ты, — нежно сказал ему на ухо студент, вернувшись в начало салона и крепко взяв шофера за шею, — следи за дорогой, урод. Вчера здесь лихач, такой, как ты, в «КАМАЗ» врезался. Десять трупов. Я такого ждать не буду. Я лучше сейчас один труп сделаю. Из тебя.

Водитель стал совсем скучным, и даже выбросил в окно сигарету, которую умудрялся держать загипсованной рукой. Уже бледный студент вернулся к своему месту, и по пути со всей силы наступил на руку одного из картежников. Тот терпеливо ждал, когда студент сделает следующий шаг. Немного постояв на руке, студент вернулся к своему бывшему месту и сел на колени матушке Марии. Та, подумав, сказала:

— Так их, сынок. Нет житья порядочному студенту среди деревенского быдла. Удобно устроился? И, слава Богу!

— Наталья, — Константин Танасе, повертев в руке служебное удостоверение, повторил в трубку, — Наталья.

— А, это ты, — равнодушно сказала девушка.

Танасе помолчал. Потом решился.

— Ты что, ушла от меня?

— Костя, — и обращение это резануло Танасе слух, — что за глупости ты несешь? Я с тобой не жила, чтобы уходить, или возвращаться.

— Мы больше не встретимся?

— Да откуда я знаю. Может, захочется, так я позвоню. Ты только, — тут она хихикнула, — не волнуйся, милый.

— Почему? — недоуменно спросил он.

— В твоем возрасте вредно, — она снова хихикнула, — давление, нервы, мигрень, целлюлит.

— А целлюлит-то здесь при чем? Разве у меня может быть целлюлит? Я же мужчина!

— Это я образно, — Константин по голосу понял, что надежды нет, — образно. Какой ты дотошный.

— Наталья, — он собрался с духом, — я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я готов оставить семью, и жить с тобой. Предварительно, конечно, распишемся. Если хочешь, я устрою свадьбу.

— Да нет, не хочу, — она и в самом деле не хотела.

— Наталья, такие вещи не говорят по телефону, но все-таки я это сделаю, потому что сейчас уезжаю в служебную командировку, — зачастил Танасе, опасаясь, что девушка бросит трубку, — У меня положение. Связи. Деньги. Я, если хочешь знать, начальник Службы информации и безопасности.

— Ой, ну какая мне разница? Я все равно в компьютерах не разбираюсь.

— При чем здесь компьютеры?!

— Ты же сам сказал — информации…

— О, Боже. Наталья, неужели ты не знаешь, что такое Служба информации и безопасности. Нет? И кто у нас президент, не знаешь. И газет не читаешь, верно?

— Конечно. Это же неинтересно.

Танасе застонал, и оперся свободной рукой о стол. Он понимал, что трубку нужно положить, но это была словно не его рука, не его ухо, не его голова, вообще, это был не он сам. И кто виноват? Нет виноватых. Связался с молоденькой. А ведь еще и рассюсюкался, поэт чертов, старый идиот… К черту!

— Наталья, — протянул он, — у тебя кто-то есть?

— У меня всегда кто-то есть, — очень холодно бросила она, — у тебя все?