Черт.

Черт. Черт. Черт.

Шоссе М1 обратно в Лидс.

Черт. Черт. Черт.

Вокруг меня жирные серые куски субботнего послеобеденного неба превращаются в ночь.

Черт. Черт. Черт.

Я настороже: не пропустить «ровер» Джека, мать его, Уайтхеда.

Черт. Черт. Черт.

Настраиваю приемник на «Радио Лидс»:

Тело пропавшей школьницы из Морли, Клер Кемплей, было обнаружено рабочими на свалке Дьявольский Ров в Уэйкфилде сегодня, ранним утром. На пресс-конференции в полицейском отделении Уэйкфилда на Вуд-стрит начальник уголовного розыска Джордж Олдман объявил о начале охоты на убийцу, обратившись с просьбой к потенциальным свидетелям: «От имени имени семьи Кемплей и городской полиции Западного Йоркшира я хотел бы еще раз обратиться с просьбой ко всем гражданам…»

Черт.

— Кто-то до тебя добрался. Ой, добрался, мать твою!

— Ты сильно заблуждаешься, и я был бы тебе признателен, если бы ты выбирал выражения.

— Извини, но ты же знаешь, как близко я…

Тут я опять не смог расслышать слов и перестал пытаться. Дверь в кабинет Хаддена была толще, чем казалась, к тому же мне мешал стрекот печатной машинки Жирной Стеф, секретарши.

Я посмотрел на отцовские часы.

Доусонгейт: средства местной администрации, использованные на строительство частных домов, некачественные стройматериалы для муниципального жилья, сплошное взяточничество.

Любимое дитя Барри Гэннона, его пламенная страсть.

Жирная Стеф снова оторвалась от своей работы и сочувственно улыбнулась, думая: ты следующий.

Я ответил улыбкой на улыбку, пытаясь угадать, действительно ли ей нравилось, как Джек трахал ее в задницу.

Барри Гэннон снова повысил голос из недр хадденовского кабинета.

— Я просто хочу съездить к этому дому. Она бы не перезвонила, мать ее, если бы не хотела поговорить.

— Она не в себе, ты же знаешь. Это неэтично. Это неправильно.

— Этично!

Черт. Это будет длиться всю ночь.

Я встал, закурил новую сигарету и снова начал ходить по комнате, бормоча:

— Черт. Черт. Черт.

Жирная Стеф снова оторвалась от машинки, она злилась, но далеко не так сильно, как я. Наши глаза встретились. Она снова принялась за работу.

Я снова посмотрел на отцовские часы.

Гэннон с пеной у рта спорил с Хадденом о чертовом Доусонгейте, об этом говне, которое никому, кроме самого Барри, на фиг не интересно, в то время как внизу Джек, мать его, Уайтхед писал статью о самой важной истории года.

Историю, которая была интересна всем.

Мою историю.

Внезапно дверь открылась, и из нее вышел улыбающийся Барри Гэннон. Он тихо закрыл дверь за собой и подмигнул мне:

— Ты мой должник.

Я открыл было рот, но он поднес палец к губам и исчез в глубине коридора, насвистывая.

Дверь снова открылась.

— Прости, что заставил ждать. Заходи, — сказал Хадден. Он был без пиджака, кожа под его серебристой бородой была пунцовой. Я прошел за ним, закрыл дверь и сказал, садясь:

— Вы хотели меня видеть?

Билл Хадден уселся за стол и заулыбался, как хренов Дедушка Мороз.

— Я хотел убедиться, что ты не держишь никаких обид по поводу сегодняшнего. — Он продемонстрировал мне выпуск «Сандей пост», как бы подчеркивая сказанное.

УБИТА.

Я взглянул на жирный черный заголовок и уставился на следующую строчку, еще более жирную и черную:

ДЖЕК УАЙТХЕД, СПЕЦКОРРЕСПОНДЕНТ ГОДА ПО КРИМИНАЛЬНОЙ ХРОНИКЕ.

— Каких обид? — переспросил я, не в состоянии сообразить, подстегивают меня или успокаивают, травят или ласкают.

— Ну, я надеюсь, ты не думаешь, что тебя каким-то образом отодвинули в сторону, — тускло улыбнулся Хадден.

Мне казалось, что я схожу с ума, как будто после Барри бациллы его паранойи облепили стены этого проклятого кабинета. Я понятия не имел, к чему весь этот разговор.

— Значит, я отстранен от дела?

— Нет, вовсе нет.

— Ясно. Тогда я не понимаю, что сегодня произошло.

Хадден перестал улыбаться.

— Тебя не было на месте.

— Кэтрин Тейлор знала, где я.

— Я не мог с тобой поговорить. Поэтому я послал Джека.

— Я понимаю. И теперь, значит, это его история.

Хадден снова заулыбался.

— Нет. Вы оба будете об этом писать. Не забывай, что Джек работал в этой газете…

— …спецкорреспондентом по криминальной хронике Северной Англии в течение двадцати лет. Я знаю. Он напоминает мне об этом через день, черт побери.

Я чувствовал, что отчаяние и страх тянут меня на дно.

Хадден встал, повернулся ко мне спиной и стал смотреть на черный Лидс.

— Может быть, тебе стоит прислушаться к тому, что говорит Джек.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, в конце концов, Джек смог наладить прекрасные рабочие отношения с неким начальником уголовного розыска.

— Ну, раз уж речь зашла об этом, может быть, нам вообще, бля, назначить Джека главным редактором, а? — сказал я, раздражаясь все больше и больше.

Хадден отвернулся от окна и улыбнулся, почти проигнорировав реплику.

— Похоже, тебе мало с кем удалось выстроить здоровые отношения, не правда ли?

Грудь сдавило, я чувствовал, как колотится сердце.

— С вами Джордж Олдман разговаривал?

— Нет. Но я говорил с Джеком.

— Ясно. Все понятно, — сказал я, чувствуя, как ситуация проясняется, от чего мне стало только хуже.

Хадден снова сел.

— Слушай, давай забудем об этом, а? Я сам виноват не меньше других. Я хочу, чтобы ты занялся кое-какими другими вещами.

— Но…

Хадден поднял руку.

— Послушай, я думаю, мы оба понимаем, что твоя маленькая теория была в определенном смысле опровергнута событиями сегодняшнего дня, поэтому…

Прощай Жанетт. Прощай Сьюзан.

— Но… — пробормотал я.

— Прошу тебя, — улыбнулся Хадден, снова подняв руку. — Мы вполне можем оставить это дело в покое.

— Согласен. Но что вы на это скажете? — сказал я, показывая на заголовок. — Как насчет Клер?

Хадден покачал головой, уставившись на газету.

— Просто ужас.

Я кивнул, понимая, что проиграл.

— Но сейчас канун Рождества, так что дело будет раскрыто либо завтра, либо никогда. В любом случае рано или поздно оно будет похоронено.

— Похоронено?

— Так что пусть Джек возьмет на себя основную часть работы.

— Но…

Улыбка медленно сползала с лица Хаддена.

— А я хочу, чтобы ты занялся другими делами. Сделай мне одолжение, поезжай завтра в Кастлфорд с Барри Гэнноном.

— В Кастлфорд?

В желудке пустота, ноги пытаются нащупать пол, не в состоянии ощутить, насколько он далеко.

— Барри с чего-то взял, что Марджори Доусон, жена Джона Доусона, наконец собирается с ним встретиться и подтвердить те данные, которые он накопал против ее мужа. Я считаю, что это маловероятно, учитывая психическое состояние женщины. Но он все равно к ней поедет, и поэтому я попросил его взять тебя с собой.

— Почему меня? — сказал я, прикидываясь полным дураком, думая: Барри был прав, и если ты сходишь с ума, это еще не значит, что у тебя нет для этого оснований.

— Ну, если из этого всего действительно что-нибудь получится, то начнутся аресты, судебные расследования и прочее, так что ты как корреспондент этой газеты по криминальной хронике Северной Англии… — Хадден улыбнулся, — …будешь по уши занят этим делом. И еще, моя личная просьба: смотри, чтобы Барри не перегнул палку.

— Перегнул палку?

Хадден со вздохом посмотрел на часы.

— Что ты знаешь о том, чем занимается Барри?

— В плане Доусонгейта? Да, в общем, то, что знают все остальные.

— И что ты думаешь? Между нами, а? — Он явно к чему-то клонил, но я понятия не имел, к чему и зачем. Я решил поддаться.

— Между нами? Я думаю, что здесь точно есть повод для статьи. Но мне кажется, что этот материал скорее подойдет для «Строительного еженедельника», чем для нас.

— В таком случае мы придерживаемся одного и того же мнения, — улыбнулся Хадден, подавая мне через стол большой желтый конверт. — На данный момент это — все его наработки. Барри представил их в юридический отдел.