Тот пожал протянутую ему руку Абарбарова, хотел пожать руку Димитрову, но Денис сидел засунув ладони за помочи своих шортов. Две кандидатки в лауреаты размеренно хлопали, а Ребров смотрел то на свой диплом, то куда-то в зал.
Сошникова вручила Горчаковскому рамку с дипломом и конверт, а Купряшин взял с другого подноса, своевременно доставленного еще одной красавицей в кивере, лавровый венок и водрузил его на голову Горчаковского.
— Впору! — выкрикнул тот в микрофон. И, придерживая венок, стал кланяться во все стороны зала.
Девушки одаривали финалистов дипломами и букетами. Зал сопровождал торжественный момент полуленивой овацией.
— А кто в жюри? Почему они не показываются? — спросила Ксения.
— Все сидят на первом ряду, увидишь их на фуршете…
— А с председателем познакомишь?
— Тебе надо? Но учти: они не комментируют свое решение. Таково жесткое правило, так что ты к ним с этим не лезь!
И Ксения вновь вперилась взглядом в происходящее на сцене.
После того как Купряшин сообщил, что и финалисты получат денежное вознаграждение, а их романы будут выпущены издательским домом «Бестер», он вновь обратился к залу:
— Как вы знаете, каждая наша церемония завершается сюрпризом. Особым сюрпризом победителю! Скажите, дорогая Галина, помните ли вы, каким сюрпризом приветствовал вас оргкомитет премии при вручении венка победительницы?
— Разумеется, хорошо помню. Можно сказать, навсегда запомнила. — трудно было понять, всерьез ли говорила это Сошникова. — Для меня, как автора романа «Собачий марш», на эту сцену вывели невообразимых мастеров из Театра городских животных под управлением народного артиста Гурия Калачева, и они, перед тем как станцевать для всех присутствующих собачий вальс, столь же бесподобно передо мною промаршировали. Да вы сами все прекрасно помните!
На этот раз аплодисменты зала были добродушно искренними.
— Помним, помним! — воскликнул Купряшин. — И надеемся, что сюрприз этого года также всем, и прежде всего нашему лауреату, запомнится надолго, а может, и навсегда! Скажите, пожалуйста, дорогой Игорь, помните ли вы, что помещено на триста сорок седьмой странице вашего увенчанного лаврами романа?
Горчаковский подошел ближе к микрофону, который держал Купряшин, снял с головы лавровый венок, повертел его в руках, но молчания не нарушил.
— Ну! — с вожделением произнес Купряшин. — Что же там помещено?
— Я полагаю, что там помещены буквы, соединенные в слова, — почти растерянно произнес Горчаковский.
— Замечательно! Дамы и господа, извольте видеть: сейчас перед вами происходит совершенно непредумышленное действо. Автор настолько разволновался, что не смог сразу вспомнить одну из примечательнейших страниц своей книги!
— Возможно, дело еще в том, что мой роман уже вышел вторым изданием, а вы, досточтимый Василий Николаевич, не уточнили, какое имеется в виду! — Горчаковский потихоньку брал себя в руки.
— Срезал, срезал! — обрадованно воскликнул Купряшин. — Облегчу вам жизнь! Я имею в виду первое издание.
Ксении показалось, что Купряшин облегчил Горчаковскому жизнь еще и неслышной для зала подсказкой, ибо автор, несколько картинно походив вдоль рампы, наконец шагнул к купряшинскому микрофону и выдохнул в него:
— Рецепт? Неужели вы имеете в виду рецепт?!
— Ну конечно же рецепт! Не стану перебивать, так сказать, аппетит тем, кто пока что не стал читателем вашего замечательного текста, и не буду углубляться в хитросплетения сюжета. Скажу только, что главный персонаж романа, оказавшись в безвыходной ситуации, ухитрился, имея под рукой лишь ледяную рыбу, приготовить ее так, что те, кому она была предназначена, — о нет, я не выдам других захватывающих коллизий! — приняли ее за то блюдо, какое и заказали, — фаршированную стерлядь по-царски…
— Стерлядь, фаршированную по-царски… — поправил Горчаковский.
— Ну вот, он все вспомнил! — воскликнул Купряшин.
Горчаковский удовлетворенно развел руками.
— Один из членов нашего жюри, сохраним его инкогнито, прочитав описание того, как готовилась эта стерлядь из ледяной рыбы, признался: он испытал почти физиологическое ощущение того, что он это блюдо съел, и съел именно стерлядь. И так, постепенно, когда ваш роман был избран лауреатом… — в этот момент Денис Димитров все же встал с кресла и, положив свой букет и диплом на место, где сидел, прыгающей походкой школьника ушел за кулисы, а Купряшин продолжил: —…родилась идея сюрприза для вас!.. Прошу подать на сцену!
Из-за кулис вышли барабанщицы и сыграли нарастающую дробь.
Но из глубин сцены ничего не явилось.
Барабанщицы вновь сыграли дробь.
Но и после этого ничего не произошло.
Пауза продлилась довольно долго, затем дробь прозвучала в третий раз, Купряшин с облегчением провел ладонью по лбу, но…
Ничего.
— Как можно догадаться, наш сюрприз связан с кулинарией, с поварским искусством. И, очевидно, наши друзья, которым мы этот сюрприз заказали, хотели, чтобы рыбка была посвежее — все-таки середина мая, а ведь по старому русскому поверью рыбу есть можно только в месяцы, названия которых содержат букву «р»…
Как настоящий филолог, Купряшин был краснобаем и, вместе с залом понимая, что вновь произошла какая-то накладка, несколько минут довольно живописно рассказывал о рыбах в русском фольклоре и в классической литературе…
Наконец боковым зрением он увидел, что официант выкатывает из-за кулис сервировочный столик с блюдом, прикрытым мельхиоровой сферой, и совершил резкий словесный вираж от «Мертвых душ» Гоголя к творению Горчаковского:
— На основании рецепта, описанного в романе-лауреате «Радужная стерлядь», шеф-повар фирмы «Boil and Carrot», обеспечившей наш праздничный фуршет, приготовил специально для автора, Игоря Горчаковского, стерлядь, фаршированную по-царски. Причем… — Купряшин хитро заулыбался, — одна рыбка там, на тарелочке, будет стерлядкой, а вторая — рыбкой ледяной… бывшей ледяной. И нашему дорогому Игорю предстоит определить, как говорится, ху из ху. Поверить, можно сказать, литературу жизнью!
В этот момент официант подкатил столик к Горчаковскому.
Кроме блюда под сферой, на нем стояли бутылка вина и одинокий бокал.
— Прошу прощения, — обратился Купряшин к присутствующим на сцене. — Хотя у нас торжественная церемония, она предельно демократична. Уважаемый Игорь Феликсович, вне сомнений, разделил бы с вами дегустацию описанного им блюда, но мы не можем устраивать застолье на сцене под взорами уважаемых гостей, которых внизу ждет обильное угощение. И тоже с приятным сюрпризом! Поэтому Игорь Горчаковский дегустирует стерлядь, фаршированную по-царски, сообщает нам о своих впечатлениях и мы все устремляемся к накрытым столам! Прошу, мастер!
Официант снял сферу, и Горчаковский уставился на блюдо, поигрывая ножом и вилкой.
Из-за кулис с большим бокалом красного вина вышел Димитров и, поскольку его кресло было занято собственным букетом и дипломом, сел в кресло Горчаковского. После чего сделал щедрый глоток из своего бокала.
Горчаковский, показывая на блюдо, стал что-то спрашивать у официанта, а тот что-то отвечал, разводя руками.
— Игорь Феликсович не требует, чтобы ему подсказали, он просто выражает восхищение искусством приготовления одного блюда из двух различных рыб, — пояснил Купряшин, но без уверенности в голосе.
Между тем Горчаковский наконец начал резать нечто на блюде — им в зале было не видно что, — а потом опять обратился к официанту. Тот пожал плечами.
— Игорь Феликсович полагает, что в этих обстоятельствах дегустации ему надо было подать не прекрасное французское вино, поставленное нашими спонсорами, а кувшин чистой воды, чтобы все же попытаться распознать стерлядь и ледяную рыбу, которую… вот наш друг подсказывает, — он кивнул на официанта, — правильнее называть белокровной щукой.
В это время Горчаковский, которому, очевидно, надоело играть в дегустацию, один за другим отправил в рот два куска придуманного им яства, осушил бокал вина и, все еще жуя, схватил у Купряшина микрофон.