Служба в кочегарке оказалась грязноватой, но не жёсткой. Схлопотать по зубам здесь можно пару раз в месяц, не больше. Не так много, чтобы заказывать на гражданке вставную челюсть. Но не так мало, чтоб служба мёдом показалась.

Кочегаров было семеро. Во главе гражданский начальник, Лёша-крейсер. Он ходил в истёртой тельняшке, никогда не меняя её. Может быть, он служил во флоте, а может, приобрёл тельник за бутылку водки, кто знает? Чужая душа – потёмки! Зато лицо Крейсера открыто непреодолимой тяге к спиртному: лилово-красный нос, опухшие верхние и нижние веки, багрово-синий цвет лица. По поведению и манере речи Лёши-крейсера никогда нельзя вычислить, пьян ли он, трезв ли? Начальник кочегарки всегда пребывал в одинаковом полупьяном состоянии, характерном для лиц с длительно текущим алкоголизмом. Командование на это закрывало глаза. Дело своё человек знал, потому и держался в должности. Кстати, очень и очень мало оплачиваемой.

Первый помощник Крейсера – старший кочегар, низкорослый айзер с физиономией, сделавшей заикой не одного ребёнка. Он поставлен командованием части старшим кочегаром для поддержания порядка на объекте как представитель буферной группировки «и нашим и вашим». С одной стороны, он – земляк всем азиатам по сходству языка. С другой – кавказец, земляк высокогорных покеров. Благодаря этой мудрости зампотыла, кочегарка не имела могущественных врагов. Сам по себе старший кочегар представлял собой личность крайне неприятную и тупую, что порождало его, подчас необъяснимую, жестокость.

Среди кочегаров оказался небезызвестный Рудольф. Его привели сюда корки оператора котла, полученные на гражданке.

Гниющая рана на правой ноге вывела из боевого строя Вольфа. От частых ударов сапогами по голеням, разрушенная кость никак не хотела заживать. Из наводчиков он превратился в кочегара. Здесь он просто Немес или Хай-Немес! Обращение к Вольфу зависело от настроения старшего кочегара.

Сифон попал в кочегарку с первых дней службы за счёт природной изворотливости. Не смотря на неприятные качества, вроде лести шакалам и патологического вранья, он был парнем незлым, жизнерадостным и местами, понятливым. Только его продажность не позволяла считать Сифона другом или более-менее близким товарищем.

Кучмон, напарник Лёхи по смене, отличался особой страстью к свинству. Где бы он ни проходил, сидел, задерживался хотя бы на минуту – всюду оставлял за собою кучи мусора. Врождённое засранство не мешало ему страдать непреодолимой страстью к воровству. Пропадало всё, что плохо лежало и попадалось ему в руки. По статусу «земляка» Кучмон никогда и ничего не убирал – не выполнял «жьенский работа». Зато он безошибочно попадал в больное место Вольфа, лёгким пинком сбивая Немса с ног.

Единственным относительно добропорядочным азиатом был Алискер, полноватый и добродушно тупорылый малый. Когда ему приходилось проявлять свою мерзкую сущность, Алискер делал это мягко, без размахивания кулаками. Дома его ждала жена в положении и сын. Единственной задачей этого солдата было ожидание второго ребёнка, то есть, досрочного дембеля.

Серёга знал о взамоотношениях кочегаров. Он предложил проучить Кучмона.

– Он же тебя постоянно запахивает! – сказал хозяин насоски Вольфу. Напарник Серёги Бутай не понимал ни слова по-русски, поэтому никакой опасности не представлял.

– И что? – спросил Лёха за Вольфа.

– Давай, ты ему скажешь, что у твоей бабы есть подружка, и ты можешь дать ей адрес Кучмона!

– Зачем? – не понял Вольф.

– Вот ты тупорылый! Письмо напишем ему от бабы!

– А кто писать будет? – спросил Лёха.

– Забыл, что я художником на гражданке был?

– Это будет прикол! – согласился Тальянкин.

Вольф промолчал. Он думал о том, как сказать про это Кучмону и не огрести неприятностей.

– Сочиняем текст все вместе, – развил мысль Серёга. – Я пишу бабским почерком, изображаю на конверте печать твоего города, а ты приносишь письмо Кучмону!

– А потом Кучмон пишет ответ, а я приношу его сюда! – загорелся идеей Вольф.

– А мы все читаем!!!

– И узнаем его реакцию. Может, он не будет писать ответ?

– Обязательно ответит! – заявил Лёха.

– Всякое может быть.

– Тем более, давайте попробуем! – раззадорился Вольф.

Вольфа часто припахивали по разным делам в кочегарке, он не имел такой свободы передвижения, как Тальянкин. Поэтому решили не откладывать с письмом. Сочинили его сейчас же.

Вольф, пользуясь хорошим настроением Кучмона, предложил дать его адрес подружке своей бабы. Кучмон сплюнул на раскалённую дверцу котла, посмотрел, как кипит слюна, и промолчал. Лёха подмигнул расстроенному Вольфу.

– Чё твой баба не пишет? – через некоторое время спросил Кучмон.

– Рано ещё, – сказал Вольф.

– Какой рано? Уже все получили письма!

– От нас дольше идут.

Рыбка клюнула! Лёха с Серёгой запечатали послание в конверт и «проштемпелевали» его.

– Тебя, наверно, твой баба бросил, – мрачно заключил Кучмон, спустя неделю.

В этот же день, как по заказу, Вольф получил письмо от своей подруги. Конечно же, он «написал» ей о «хорошем парне Кучмоне». Даже показал мучителю это место в своём послании. Правда, письмо он переписал заново, выбросив упоминание о «друге». Но Кучмон об этом знать не мог.

А служба шла. Пришла весна. И «полезла щепка на щепку», как говорил гражданский спаситель Лёхи Федя. Кучмон вовсю терроризировал Немса. Бедняге доставалось больше обычного – письма-то Кучмону не было!

Пользуясь определённой свободой, Лёха распланировал каждый свой день. Как «самая врубастая смена» они с Кучмоном дежурили исключительно по ночам. Полдня уходило на сон, полдня на конспектирование истории и обществоведения. Лёха использовал библиотеку части для подготовки к экзаменам на юрфак. Отдыхал он только по вечерам, на насоске.

Когда Кучмон уже забыл про письмо, Вольф вдруг получил весточку от подружки. Сломя голову, он прилетел на насоску. Пора! Серёга решил сам присутствовать на презентации и пришёл в кочегарку раньше Вольфа, чтобы не вызвать ненужных подозрений.

– Эй, насоска! Чё пришёль? – возмутился Айзер. Он не любил посторонних.

– К вечеру не будет воды! – заявил Серёга. – Если мы с Лёхой не подремонтируем насос.

Остановка работы кочегарки из-за отсутствия воды не могла порадовать старшего кочегара. Лёха всё же получил через пень колоду какие-то знания в ПТУ, за это он пользовался каким-никаким уважением.

– Ладно, жьди! – разрешил старший кочегар.

Тёплое весеннее солнышко выманило кочегаров во двор. Усевшись на прогретые кирпичи, валявшиеся у входа с осени, солдаты закурили, повели разговоры.

Появился запыхавшийся Вольф. Отозвав адресата, он вручил письмо. Леха с Серёгой наблюдали. Кучмон взял конверт, покрутил в руках. Лицо его порозовело, насколько позволяла смуглая кожа.

– Давай, Волф! – вдруг обратился он к Немсу с уважением. – Читай! Всем!

Вольф присел, развернул лист бумаги.

– Здравствуй, дорогой солдат! – зачитал он приветствие.

– Э! Сразу, дорогой что ли? Давай, правилно читай! – встрял Айзер.

Присели, поочерёдно проверили. Точно, написано «дорогой»!

– Читай далше! – распорядился Кучмон.

– Не знаю, как тебя зовут.

– Ты чё, с-сука, не написал что ли? – съездил по затылку Вольфа Кучмон.

– Ладна-а! Кучмон, пусть читает! – вмешался Айзер.

– Но рада, что пишу солдату.

– Тс-це! – щёлкнул языком Алискер: – Русский баба – все шлюхи!

– Я знаю, что ты другой национальности.

– Ай, молодэц! – крикнул Айзер, неизвестно в чей адрес.

– Вы все такие горячие парни.

– Какой, горячий? – спросил Кучмон, трогая себя за лоб.

– Значит, сил-но можьет бабу зажат! – пояснил Айзер.

– Хорощий баба! – сказал Алискер.

– Ну, что там дальше? – для приличия поинтересовался Лёха.

– А меня зовут Люба. Полное имя означает Любовь.

– Хьи-хьи! Хьи-хьи! – раздались дебильные смешки.

– Я так думаю, у вас там, наверное, стреляют?