– Коршунов-чмо! Строиться у тумбочки дневального!!! – грянуло троекратно.

Заспанный женоподобный субъект с мятой повязкой «ДЕЖУРНЫЙ ПО РОТЕ», предстал пред очи тёплой компании.

– Сержант Коршунов! – по праву старшего начал Шершень.

– Я!

– Курсы, курсы не спят, а сержант харю давит! – подключился Быдусь, подкрепляя слова действием. Два по роже, четыре по ливеру, парочка ленивых пинков по горизонтальному телу.

– Сержант Коршунов!

– Я, – провизжал сержант, закрывая ладонями голову.

– На тумбочку, рядом с Баяном! – приказал Шершень. – Смирно! Кстати, Баян, вольно!

Группа младших командиров двинулась вглубь расположения.

– Дюдюсь, кому стоим?

– Товарищ сержант приказал в полной форме…

– Какой сержант? – спросил бубтянин с погонами деда.

– Да Боря это, Боря! – сказал Шершень.

– Дюдюсь, отбой!

Дюдюсь не заставил себя ждать ни секунды.

– Свободный дневальный, ко мне! – приказал Быдусь.

– Я! – примчался Стасик.

– Ведро воды сюда!

– Воды нет.

– Рожай!

Пока переворачивалась на попа кровать с Вурдтом, Стасик сбегал в соседний подъезд и родил ведёрко ледяной воды.

– Лей на чурку! – приказал дед.

Стасик понял, на какую чурку, но не смел шелохнуться. Поучив от волчка по почкам, сразу уяснил задачу и аккуратной струйкой полил Борю.

– Чо за хуйна, а? – удивился Боря.

– Ща, узнаешь! – Волчок вырвал ведро у курса и разом выплеснул воду на голову Бори.

Боря понял, вскочил, оделся «польный форма». Кстати, гораздо быстрее Дюдюся.

– За мной! – скомандовал старший сержант.

Вурдт взял швабру, Боря – фонарик.

– К ночному вождению готовы! – доложили младшие сержанты.

– Под-ём, Абдулля!

– Подъём, Утюг!

– К ночному вождению, готовьсь!

– Не поняль.

– По ходу разберёшься!

Послышались стоны, мычания, шлепки. В глубине тёмного расположения мигал тусклый фонарик и раздавались короткие команды.

– Вправо!

– Влево!

– Трансмиссия!

– Стоп!

– Разворот!

– Орудие к бою!

– Полный ход!

Абдулла, ползая на корточках, тащил сидящего верхом старшего сержанта. Боря светил в глаза «броневой машине». Вурдт тюкал Утюга шваброй по калгану – в строгом соответствии с подаваемыми командами.

Утюг довёз старшего сержанта до середины ЦП и упал без движения, «разулся». Сознание к нему вернулось после ремонта на ходу – нескольких чувствительных пинков. Абдулла повёз бубтянина вглубь расположения, затем вновь на ЦП…

Стасик опять родил ведёрко «живой воды». Вновь упавший Утюг ни на тычки, ни на воду не реагировал. Тогда Быдусь в ярости ухватил его за ногу и протащил мордой по всему ЦП и бросил у кровати.

– Поди не сдохнет.

– Чурки живучие.

– Баян, ты ничего не видел, ничего не слышал! Стасик, кровь с ЦП убрать. У нас не боевое, а только учебное, хотя и ночное вождение!

ВОЙСКА! ВОЙСКА!

Движение – категория бесконечная. Иногда кажется, что время замирает. Но развитие при этом продолжается. Незаметно, исподволь, пробиваются зачатки новой жизни. Неизбежно заканчиваются времена застоя, в ту или иную сторону разрешаются глобальные проблемы.

В жизни людей мрачные периоды сменяются более-менее светлыми, и наоборот. Каждый подсознательно надеется на перемены к лучшему. Человек с момента своего сотворения инстинктивно рад любой новизне. И пусть далеко не всё новое лучшее, но кто скажет, что всё лучшее – не новое?

Приближающийся конец службы даёт самую сильную надежду на лучшее будущее. За сто дней до приказа министра обороны в войсках начинается отсчёт дней до демобилизации.

– Сколько дней до приказа? – спрашивает дед. И молодой обязан знать точное количество дней.

– Загорбатить хочешь? – если назвал лишнее. По числу лишних дней последуют наказания, степень изощрённости которых зависит от желания старика попасть домой.

– Отмазаться хочешь? – если назвал меньше. Кара неизбежна, как дембель.

Неизвестно по какому поверью старички стригутся наголо за сто дней до приказа. С этого дня начинается подготовка: они ищут новые парадки, оформляют дембельские альбомы, обзаводятся различными значками и прочими побрякушками.

Не смотря на чемоданное настроение, старослужащие обязаны поддерживать порядок в части. Они строго следят за исполнением приказов командования, поручая руководство фазанам. Фазаны гоняют гусей. Гуси заставляют работать духов. За все портачки ответят фазаны. Далее, по убывающей. Больше всех достанется духам.

После приказа, в считанные недели до отправки домой, старослужащие перестают что-либо делать, они становятся дембелями. Их функции берут на себя свежеиспечённые деды.

Точно так же плюют на службу дембеля деревянные. Всеобщий пофигизм как эпидемия захватывает каждого курсанта. Не смотря на ужесточение дисциплины, курсы капитально расслабляются, завидев первого покупателя в войска.

Рота механиков-водителей учебного танкового полка под деревянный дембель всё ещё не выполнила основную задачу – вручение квалификационной категории каждому курсанту. Командование ожидало приезда генерала. Половина наводчиков и командиров танков ушла в войска, а механики-водители всё ещё болтались по части. Наконец генерал прибыл. Ротный построил курсантов и объявил о сдаче экзамена по вождению. Майор пожелал всем удачи, поручив сержантам привести роту на танкодром.

С генеральского экзамена исчезнуть нельзя – это чревато тяжёлыми последствиями. Лёха с Вовчиком планировали пожарить картошку в лесу. Всё было готово: Вовчик слямзил в столовке пару буханок хлеба и восемь паек масла, – идти на вождение совсем не хотелось. К тому же водить боевую машину ни Лёха, ни Вовчик не умел. Впоследствии выяснилось, что ездить на танке не может ни один курсант. С настроем на полный провал курсанты топали к танкодрому. Сержанты были спокойны, они помнили свою сдачу экзамена. Не волновался и ротный: система сдачи отлажена и практически не даёт сбоев.

Взвод Тальянкина вывели на исходную позицию.

– По машинам!

Лёха подбежал к ближайшему танку, лихо запрыгнул в люк механика-водителя.

– Быстрее ползи, сволочь, в башню! – прохрипел бубтянин.

Лёха прямо по телу механика-водителя пробрался в пустую башню. За контрольные тридцать минут Лёха успел покемарить. Тем временем «экзаменуемый» показывал умение водить танк и демонстрировал его характеристики, преодолевая различные преграды.

Когда танк резко остановился, Лёха тем же путём выскочил принимать поздравления.

* * *

Новоиспечённые механики-водители третьего класса вечером заступили в караул. Для Тальянкина это был первый и последний наряд в карауле.

По Уставу караульной службы сутки делятся на равные четыре части – по шесть часов каждая. Два часа на посту: курить, вступать в разговоры, справлять естественные надобности и прочее – запрещено. Два часа выделено на уборку караульного помещения и прилегающей территории. Два – на сон, то есть на уборку тех же объектов.

Лёха заступил на пост с 22.00 до 24.00. В шинели, по ночам уже не жарко, за спиной автомат Калашникова с полным боекомплектом. Охраняемый объект, территория, прилегающая к автопарку – узкая плоска между тыльной стороной казармы и забором автопарка. Дойдя до дальнего угла казармы, Лёха заметил огонёк костра. Устав полагал часовому разогнать нарушителей и погасить пламя. Тальянкин подошёл ближе и заметил таких же бедолаг-курсов из соседней, шестой роты. Одетые в летние хэбушки, они жались к костру.

Выяснилось, что старшина поставил их на стрём, охранять всю ночь машину ротного, оставленную под окнами казармы. Деревянные дембеля организовали печёную картошку. Лёха принял их приглашение и подсел к костру. Два часа пролетели незаметно.

Застав Лёху, сидящим у костра с сигаретой в зубах, разводящий Боря взбеленился. Но курсы никак не отреагировали на появление сержанта.