Изменить стиль страницы

— Пришла в себя, Анна? — спросила она, оказываясь рядом в мгновение ока и наступая на ногу.

Я опять заорала. От ноги уже точно ничего не осталось.

— Что же ты мне мешаешь? Ты сама хотела выбраться отсюда. Сейчас я убью его, и мы будем свободны.

— Ты дура! Его нельзя убить. Ты же не читала Фолиант.

— Нет, моя сила убьёт его. Я уверена, — сказала она, как помешанная. — Я убью его, — прошипела она. — И тебя тоже. Я убью всех вас!

Но неожиданно она закричала. Из её груди торчала рука Кристиана. Фу! На лице Виктории отразилось удивление, а потом злость, и она зашипела как змея. Кристиан схватил её за волосы, приподнимая над землёй, и швырнул о землю. Поднял и снова проделал тоже самое. Её голова уже должна была болтаться на ниточке.

— Кристиан, остановись! Пожалуйста, — прошептала я, видя, что он слетел с катушек.

Он остановился и посмотрел на меня. Не знаю, что он видел, но голова у меня точно была в крови. Я чувствовала, как что-то стекало с волос и капало вниз. Нога моя была не то, чтобы сломана, она была безвозвратно потеряна. В общем, видок у меня был тот ещё. Но это было неважно. Я протянула руки к Кристиану, надеясь, что он ответит мне взаимностью, что не оставит умирать. И он не оставил. Кристиан поднял меня на руки и, перешагнув через тело Виктории, отнёс на диван. Я обняла его за шею, роняя слёзы. Как давно я хотела его объятий. И я их получила. Только вот, скорее всего я скоро умру. Ну и пусть. Хоть, перед смертью я вновь увижу своего Кристи, а не того злого и жестокого Кристиана, который издевался надо мной.

— Не плачь, малышка, — нежно сказал он и начал целовать мои щеки, собирая слёзы.

Я хотела сказать ему, что люблю его, что все те слова о ненависти были неправдой, но не успела. Как всегда, не успела. Кристиан опять отлетел в стену, а я упала в двух шагах от дивана.

— Далеко собрались, голубки? — прохрипела Виктория, поднимаясь с пола и вытирая кровь со рта. Её лицо приобрело какой-то странный земляной цвет, на ней выступали страшные синие вены. Она вся как будто стала прозрачной. — Я всё равно убью тебя, Кристиан. Жаль, тогда, пять веков назад, не получилось этого сделать.

Что?!

Кристиан направлялся к ней, слегка пошатываясь, его крылья дымились, а лицо исказила гримаса ярости. Но Виктория была быстрей. У неё в руках уже формировался световой шар. И предназначался он для Кристиана. Я должна была ему помочь. Должна! Виктория была сосредоточена на своём шаре, абсолютно не замечая меня. Поэтому я стала потихоньку вставать, шаг за шагом оживляя своё тело. Она уже была готова выпустить эту смертоносную энергию в Кристи. Она вся дрожала, а вены стали проступать сильней. Она убьёт этим и себя тоже. Безумная.

— Получи, Кристиан, — сказала она, и энергия вырвалась из её рук.

Я, не раздумывая, бросилась прямо на этот столб света, закрывая его собой. Ноги, точнее нога, начала подкашиваться, а я падать. Но я успела — таки принять удар на себя. Ощущение было такое, будто в меня врезался огромный грузовик, тараня насквозь, как будто внутри взорвалась бомба. Мысли проносились с бешеной скоростью в голове, вся жизнь сейчас проплывала чередой картинок, пока тело билось в конвульсиях, пытаясь остаться здесь, с Кристи. Боль стала цельной. Теперь не было локальной боли, болело всё. Боль пульсировала в каждой клеточке моего тела, в моей душе и в моём сердце. Она засасывала меня всё дальше в эту бездну, из которой не было выхода. Но я ни о чем не жалела. Я всё сделала правильно, так, как подсказывало сердце. Терять мне было нечего, я всё равно умирала. Так не лучше ли было отдать эту жизнь за кого-то, кого я любила больше самой этой жизни, чем просто умереть, видя, как он умирает рядом? Я услышала нечеловеческий рёв Кристиана и заметила какое-то молниеносное движение с его стороны. Голова Виктории покатилась мимо меня, смотря куда-то вверх остекленевшим взглядом. Он смог это сделать. Он смог её убить. Я потянула к нему руку, желая коснуться его любимого лица в последний раз, но рука зависла в воздухе на секунду и упала вниз, оглушая меня громким звуком удара об пол. Прощай, Кристи. Последняя слеза скатилась по щеке, перед тем, как мои глаза закрылись навсегда.

— Анна, нет!!!

* * *

Его третья смерть стала самой болезненной и самой страшной. Все те пытки, которым он подвергся когда-то, не шли ни в какое сравнение с той болью, что сейчас разрывала его сердце. Оно опять билось в его груди, как птица в клетке, желая сломать эти прутья и выбраться наружу. Оно хотело последний раз увидеть Анну и умереть. Ведь без неё он больше не будет жить. Почему она это сделала? Почему предала его? Чего ей не хватало? Что Мортем смог ей дать? Он думал об этом днями и ночами, проводя всё свободное время, пытаясь понять, что же заставило его Анну отказаться от своей любви. И была ли вообще эта любовь? Может, такая у него судьба, всегда быть преданным? Может, он просто не достоин ничьей любви? Но как же искренне она говорила о том, что любит его, как плакала и обижалась, когда он отвергал её любовь. Он всегда чувствовал её эмоции, её теплоту, её любовь. Он боялся этой любви, но знал точно, что она есть. Она всегда ждала его, её душа всегда звала его душу. Но в тот день он остался совершенно один. Никто его не звал и не думал о нём. В тот день ему вынесли приговор. И почему опять день его смерти был самым обычным днём, каких проходят сотни и даже десятки тысяч? Он опять не чувствовал надвигающейся беды, поэтому это было так больно. Да, даже если бы он знал, легче не стало бы.

Почему он поверил Мортему? Ему он не верил и доли секунды. Он верил своим глазам и ощущениям. Его душа молчала. В его голове не проносились её эмоции, её чувства. В тот день всё как будто замерло. Он пытался настроиться на её волну, но она не отвечала. Эта тишина давила страшно, просто плюща его мозг. Но он верил ей до конца. Он вернулся в этот чёртов замок, чтобы дать ей ещё один шанс. Никому и никогда он не давал второй шанс. Но она была кем-то очень важным в его жизни. Она была самой его жизнью. Наверное, он простил бы её, согласись она вернуться, но нет. Она не ждала его возвращения, ей не нужны были его шансы. Он никогда не забудет её любимое тело, скользкое и блестящее от пота, двигающееся так дико и неистово, принося удовольствие не ему. Не забудет её любимые чёрные волосы, разметавшиеся не по его груди. Не забудет крики страсти, предназначавшиеся не ему. Всё это уже было высечено кровью, страшными шрамами в его памяти.

Он смотрел сейчас на свои руки и не мог поверить, что они били его любимого ангела. Теперь уже падшего. Никогда он и подумать не мог, что сможет ударить женщину. Тем более, Анну. Но он сделал это и не раз. Каждый удар приносил ему ни с чем несравнимую боль. Каждая пощечина возвращалась обратно к нему, каждая грубость, сказанная в её адрес, каждое обзывание больно резало слух. Он не мог этого выносить. Поэтому каждый раз, после очередных издевательств над ней, он запирал её в подвале и заходил в другую дверь, оставаясь там до утра и пытая тех вампиров, что ещё дышали, пока они не закрывали глаза навсегда. Он хотел оторвать себе руки за все побои, что он нанёс ей, но остановиться всё равно не мог. Когда она сказала, что променяла его на большой член Мортема, он не выдержал. Струны его души оборвались разом. Он хотел это услышать, чтобы раз и навсегда решить для себя, что она виновна. Но в то же время он дико боялся этих слов потому, что её признание разрушило бы всё, абсолютно всё, к чему они так долго шли. Когда она отрицала свою вину, он верил ей, но его рот произносил совсем другие слова, а руки не могли найти себе места нигде, кроме как на её лице. Однако, она сказала это. Она сказала, что предала его. Он хотел убить её в тот же миг, но вовремя остановился, поняв, что смерть будет для неё слишком простым наказанием. А он хотел, чтобы она помучилась, чтобы она также истекала кровью, как и он сам. В его голове уже созрел план мести, поэтому в тот день она осталась жива. Он плюнул в неё. Он сделал это неосознанно, против своей воли. Унизить — это всё, что он хотел. Он опять не мог себя остановить. Куда делась его выдержка, его стойкость? Ему хотелось мучить её, убивать медленно, доставлять боль постоянно, не давая умереть. Он умер и родился заново монстром. Она сделала его человеком, но потом сама же вновь превратила в чудовище. Только гораздо более страшное и безжалостное, чем он был до. В тот же день он сделал ещё один ужасный поступок, от которого ему самому было дико противно — поцеловал Викторию. Сколько бы он потом не чистил зубы и не умывался, было невозможно смыть с себя её поцелуй. Он знал, что достиг своей цели этим поцелуем. Но себя он наказал ещё больше.