— Выйди, — Ласкарий приказал служанке, державшей младшую дочку. — Ее тоже забирай, а то опять орать начнет.

— Ты хочешь власти? Я тебя понимаю. У тебя будет Лоэрн, пока Френдиг не подрастет. Десять — пятнадцать лет — разве этого мало?

Внук мрачно смотрел в сторону деда.

— Но и потом, когда вся полнота власти перейдет к твоему сыну, у тебя останется наше графство. Я не думаю, что проживу еще столько. Пять, хорошо бы десять лет.

— Графство, говоришь? Это правильно.

Ласкарий подошел к ложу графа, взял одну из подушек, и толкнул деда в грудь. Когда тот обескураженный упал на ложе, Ласкарий стал душить его подушкой. Старческие руки попытались отодрать подушку от лица, но сильный и плотный юный виконт держал ее крепко. Руки деда задергались, следом за ним и все тело. Несколько конвульсий и руки разом обмякли.

— Десять лет захотел, мерзкий старикашка? Думал, я не помню, как ты на меня повышал голос? Думал, что я забыл? Старый индюк! А ты, — Ласкарий повернулся к Алиции с ужасом взиравшей на происходившее. — Ты, корова, только посмей рот открыть, оловом глотку залью! И ублюдка своего держи крепче. Королем захотели его сделать?

Ласкарий отнял подушку от лица старого графа, бросил ее обратно в изголовье и со злорадной улыбкой насладился видом убитого.

— Молчи. Графу стало плохо, он упал и умер. Поняла, корова?

— Да, господин.

— То — то же. А ты тоже молчи, если не хочешь в подвал к крысам, — обратился он к старшей дочке, крепко охватившей мать за ноги.

— Не надо, господин, я боюсь!

— Тогда молчи. Слово скажешь — пойдешь к крысам. Эй, люди! Сюда!

Дверь распахнулась, на пороге возникла фигура стражника.

— Граф умер. Зови мажордома.

В комнату скоро набилось много людей, известие о смерти старого графа быстро разлетелось по всему замку.

— Займитесь похоронами, а мне нужно отвести графиню и детей к себе в комнату.

Ласкарий с удовольствием сделал ударение на слове «графиня». Да, графиня, потому что он — граф! Да, он граф Эймуд! Ну, теперь держитесь! И в первую очередь негодяй Леватье, начальник графской стражи.

Когда Ласкарий вернулся на свою половину, там его уже дожидался баронет Лазерс.

— О, ваша светлость… ваше величество, — фаворит явно запутался, не зная, как теперь лучше обращаться к Ласкарию. — Как я рад. Вас можно поздравить?

— А дальше что?

— Дальше? Ваше величество… а что дальше?

Новый эймудский граф с сомнением рассматривал своего фаворита. Человечек, конечно, полезный в забавах и попойках, но сможет ли он сделать то, что теперь крайне необходимо? А сейчас настоятельно важно удержаться во власти.

— Хочешь стать бароном и командиром стражи?

— О ваше величество, вы очень щедры.

— Да, я такой.

— А какой замок вы мне дадите?

— Леватье, — усмехнулся Ласкарий, с удовольствием глядя на недоумевающую фигуру баронета.

— А он… куда?

— К богам.

— О, ваше величество! И скоро?

— Все от тебя зависит.

— От меня?

— Ты его убьешь и заберешь его замок, титул и должность.

— А как его убить?

— Не знаю. Это твое дело. Если хочешь замок и остальное. Вызови на поединок.

— Но я не знаю… Он хорошо владеет мечом.

— Тогда зарежь ударом в спину.

— Но где я увижу его спину?

— Здесь. Он не замедлит прибежать.

— Но он вооружен. А я…

— А твои головорезы?

— Им тоже никак…

— Ты же хвастал, каких ты сильных и ловких мерзавцев нашел.

— Они могут, но Леватье… Нет, они с ним не смогут.

— Тогда не мечтай о замке.

— Но ваше величество! Ваша светлость!

— Прочь! Вон!

Ничего не могут. Помощники. Вон и рассчитывай на них. Все приходится делать самому. И старикашку придушить. И Леватье… отравить.

Через полчаса слуга сообщил, что барон Леватье желает иметь встречу с милордом королем.

— Он так и сказал: «С милордом королем»?

— Да, ваше величество. То есть не совсем. Он так подумал. — Слуги в замке уже давно боялись обращаться к юному виконту, иначе, как к его величеству.

— А что он сказал? Слово в слово. Быстрей!

— Он сказал «с милордом».

— Меня его светлостью называл?

— Нет, ваше величество.

— Ладно, зови.

Вошел мужчина крепкого сложения, в глазах которого читалась твердость и решительность.

— Милорд. Я хотел бы узнать, что произошло в покоях графа.

— Он умер.

— Я это увидел. И отчего же умер?

— От старости.

— Его светлости стало заметно лучше и ничего не предвещало такого конца. Я хотел бы переговорить с вашей женой и старшей дочкой.

— Завтра. Завтра они примут вас. Не желаете выпить, барон?

— Нет, не желаю.

— Напрасно…

— Прошу прощения, но я вынужден вас оставить.

— Нет, подождите. Нельзя же так. Нам с вами барон теперь предстоит иметь много общих дел. Ведь теперь я эймудский граф. Не так ли?

— Но вначале надо расследовать обстоятельства смерти моего графа.

— Да — да. Я не спешу с коронацией. Вначале следует со всеми почестями погрести моего любимого дедушку. Я вас прекрасно понимаю. Но прошу понять и меня. Сейчас Эймуд находится не в том положении, когда граф и его правая рука будут противостоять друг другу.

— Милорд, вы ошибаетесь. Никакого противостояния с моей стороны нет.

— Тогда почему вы стремитесь меня покинуть? Даже выпить со мной не желаете.

— Милорд, граф умер и моя прямая обязанность…

— Отказаться со мной выпить?

— Нет, милорд, я готов.

— Прекрасно! У меня есть замечательное вино из южных виноградников Лакаска. Они стоят на самой границе с Дикими землями.

— Я знаю, милорд. Это вино у меня есть.

— Но такого нет. Вот попробуйте.

Ласкарий налил из бутылки вино в два бокала. Поднял бокал, он дернул рукой, приглашая Леватье последовать своему примеру. Тот взял бокал и поднял его в ответном приветствии.

— Пробуйте и не говорите, что такое вино вы уже пили.

Начальник стражи несколькими глотками выпил ярко — красную жидкость, Ласкарий впился глазами в его лицо, желая разглядеть симптомы действия яда.

— Такое не пил. Отдает горечью. И… как — то не очень…

Леватье замер, глаза стали стекленеть, затем пустой бокал упал на пол, раздался звук битого стекла. Барон схватился за живот, рот его стал беззвучно дергаться, как будто в каких — то судорогах. Затем Леватье покачнулся, упал и замер.

— Конечно, ты такое не пил. — Ласкарий улыбнулся уголками губ. Затем взял бутылку и аккуратно перелил в нее содержимое своего бокала.

После этого он вышел из комнаты и плотно прикрыл дверь, перейдя в малый зал.

— Эй, кто там!

— Да, ваше величество, — появились сразу трое слуг.

— Зовите всю личную сотню.

Личной сотни у эймудских графов никогда не было — всего лишь полусотня, да и то состоящая из тридцати человек. Но десятерых солдат старый граф осенью отправил с Примаром в поход на Тарен. Обратно не вернулся никто. Оставшиеся двадцать гвардейцев по — прежнему назывались полусотней, хотя Ласкарию было приятней назвать их сотней. В Лоэрне — сотня, в Ларске и Каркеле — тоже, а чем он, будущий правитель королевства, хуже?

Вскоре в зал один за другим стали входить его гвардейцы. Его! Вот и их командир, барон Арадис. Всегда почтительный, но не более того. Ладно, пусть живет. Пока пусть живет.

— Я, граф Эймуд, принял решение увеличить жалование моей личной сотне до одного золотого в месяц.

Гвардейцы радостно зашумели, не забывая кланяться их новому сюзерену.

— Я намерен увеличить вашу численность до ста гвардейцев. Каждый из вас станет или десятником или его замом. Самые верные получат быстрое и лучшее повышение. Теперь меня должны постоянно охранять не меньше десяти человек. Не всем я пришелся по душе. Уже один из негодяев посмел поднять на меня, вашего графа и будущего короля Лоэрна, преступную руку. Надо еще разобраться, кто его купил. Пургес или Ксандр. Я разберусь.

— Милорд, а что с покушавшимся? — спросил барон Арадис. — Преступника передали в руки милорда Леватье?