Бастер побагровел, а Пузен, наоборот, побледнел.

— И кто эти люди? — спросил Бастер.

В это время за дверью раздался шум. Не просто раздался, а тишина буквально взорвалась криками ярости, боли и смерти.

— Успокойтесь господа, — Гвендел обнажил меч, — всего — навсего уничтожают заговорщиков. Солдат, нанятых на пиренские деньги. Неплохо платит Черный Герцог, если у двух баронов численность собственных солдат возросла в несколько раз.

Бастер взревел, и тоже выхватив меч, бросился на Гвендела. А вот Пузен дрожащей рукой долго не мог вытащить из ножен меч, а когда сумел его достать, то встал в дальнем углу, ничего не предпринимая.

Бастер оказался неплохим мечником, но его подвела горячность. Если бы он действовал хладнокровнее, то удача еще могла повернуться лицом к нему. Но Гвендел рассчитал правильно: противники опешили, попав в ловушку, став вместо охотников дичью. Бастер быстро допустил ошибку, открывшись противнику, и Гвендел воспользовался этим, погрузив свой меч в грудь врагу. А Пузен так и не сдвинулся с места. Увидев оседающего на пол союзника по заговору, барон Пузен бросил меч на пол и тонким фальцетом воскликнул:

— Не убивайте! Я сдаюсь!

Но в расчеты Гвендела это не входило, поэтому граф, подойдя к барону, вонзил меч в солидное брюшко второго своего врага. Теперь многое зависело от того, чем закончится сражение в коридоре. Семьдесят наемников мятежников были окружены внезапно появившимися солдатами графа, вооруженными арбалетами. Тридцать взведенных арбалетов в руках личной полусотни графа и тридцать таких же арбалетов у графских стражников. Стража владела арбалетами даже лучше, чем мечами. Когда преследуешь преступника, меч будет нужен, если перед твоими глазами возникнет лицо или спина бандита. Но для этого его еще нужно догнать. Но бандит бежит налегке, на нем нет тяжелой кольчуги, нет шлема, рукавиц. Такого разве догонишь? А вот арбалетный болт — догонит.

Вот и сейчас одновременный выстрел из шестидесяти арбалетов скостил половину мятежников. Солдаты графа отбросили ставшими ненужными арбалеты и, выхватив мечи, бросились на оставшихся в живых мятежников. А тридцать графских стражников лихорадочно вновь взводили арбалеты и накладывали болты.

В завязавшейся схватке небольшое численное превосходство в первые секунды боя было на стороне мятежников. Но скоро стоявшие чуть поодаль стражники подняли взведенные арбалеты, полетели болты, выискивая в гуще схватки мятежных солдат, и картина боя стала резко меняться. Когда снурский граф распахнул дверь, то мятежников оставалось в живых не больше десятка. Через десять секунд упал последний из них. С верхушкой заговора было покончено. Остальные мятежники теперь выступить не посмеют.

Но что дальше делать ему, Гвенделу? Он собственноручно убил двух ближайших родственников лоэрнских аристократов. Пусть один из них сейчас как бы в опале. Но другой, наоборот, на вершине силы и влияния. Что скажет Пургес? Как доказать наличие заговора? Все отопрутся. И того пиренца не сыскать. Рассказать королю, что о заговоре Гвендел узнал из своего сна? Это совсем не смешно. Может, и про череп рассказать? Заодно его и подарить. А самому лечь на плаху. Только не сразу. Пургес долго будет его пытать, рассчитывая узнать еще что — нибудь о других магических артефактах, которых у Гвендела нет, и не было.

Графская корона, конечно, хороша. И смотрится славно на графском челе. Но головы у Гвендела скоро не будет. Так зачем ему корона? И Ксандр придет в Снури, рано или поздно. Скорее, рано. Сейчас Гвендел как — то сразу уяснил, что с мятежниками в Каркеле Ксандр разберется быстро. Не будет замок Зардога неприступной преградой. И через несколько месяцев под стенами Снури будут стоять тысячи солдат Ксандра. И что же его, Гвендела, здесь еще держит? Надо забрать все деньги, остатки листьев хачху, личную полусотню, правда, уменьшившуюся на треть, и бежать отсюда. Бежать! Куда? На запад? Или на юг, в Хаммий? Можно и в Хаммий. Не зря говорят: с Хаммия возврата нет. А можно податься и на Дикие земли. В пустошах затеряться легко. Ни Пургес, ни Ксандр, ни Черный Герцог его не найдут. А еще можно поискать южные острова, что лежат к западу от Хаммия. Там, говорят, тоже пустынно. Опасно, конечно, но у него есть двадцать солдат. Стражников он брать с собой не будет. Только остатки личной полусотни.

Понимая, что известие о резне в графском замке быстро распространится по городу, а дальше поскачут доброхоты с известием в Лоэрн, Гвендел развернул бурную деятельность по сборам в дорогу, но выехать до наступления темноты все же не удалось. Перенеся на раннее утро выезд, граф вновь достал свой драгоценный артефакт, а затем лег спать в надежде на новый пророческий сон, который позволил бы ему принять нужное решение. Но ничего не приснилось.

Рано утром в плохом настроении он выехал из городских ворот, в последний момент решив взять с собой двадцать стражников. Кто знает, не решится ли кто — нибудь из заговорщиков напасть на него? Эскорт в сорок хорошо вооруженных человек смотрелся весомо, а бароны, назначенные из Лоэрна, как помнил Гвендел еще с историей с уплатой налогов, храбростью не отличались.

Снурский граф, теперь уже бывший, но об этом знал только он один, направился на запад в сторону Лоэрна. Но не заезжая в королевскую столицу, свернул на юго — западную дорогу, которая должна была привести его либо в Тарен и далее в сторону Хаммия, либо, сменив направление на запад, а затем и северо — запад, он мог направиться в Амарис или даже Гендован. Гвендел выбрал Хаммий, но вначале отпустил стражников, оставшись с двадцатью солдатами его личной охраны.

Теперь он торопился, хотя понимал, что известие о нем быстро до Пургеса не дойдет. Все будут думать, что он задержался перед въездом в Лоэрн. А когда, наконец, поймут, в чем дело, вышлют погоню, он удалится от преследователей на значительное расстояние.

Его расчеты сбылись, по крайней мере, погони до самого Хаммия не было, а в Хаммии его уже никто не тронет. Были бы деньги, а они у него есть. Эх, деньги, деньги… Двадцать солдат съедали по двадцать золотых каждый месяц. И у него самого расходы тоже были. На оплату придорожных гостиниц, еду — да мало ли трат! Денег хватит на два, в лучшем случае — на три года. А что делать потом? Мешок с листьями хачху он продал за семьдесят золотых, оставив себе чуть — чуть. Больше продавать было нечего. Разве что коней. Ну, это на крайний случай, когда совсем не останется денег. А они закончатся. Идти в наемники? Граф Снурский — и в наемники!

Можно, конечно, избавиться от половины солдат. Растянуть начало безденежья еще на пару лет. Но ведь все равно, рано или поздно, но деньги закончатся. И мешков с хачху для продажи не будет. Не будет? А почему не будет? Он же знает, где находится та плантация. Кто еще знает? Пургес. Но после исчезновения нескольких экспедиций за листьями, Пургес мог прекратить эти попытки. Если не прекратил, то можно нарваться на отряд лоэрнцев. Или наоборот, лоэрнцы нарвутся на его солдат. Силы почти равные, но преимущество засады должно сыграть в пользу его солдатам. Залп из двадцати арбалетов из умело подстроенной засады сразу же уполовинит вражеский отряд, а остальное довершат мечи. И плантация будет его! За год можно насобирать листьев на пару тысяч золотых. Если продавать в Хаммии. Быстро, конечно, не купят, но он ведь и не торопится. Главное — создать достаточный запас.

Зимний сбор урожая уже пропущен, теперь следующий будет в конце весны. Успеть можно, только добираться надо не по суше, через весь Атлантис, где его сейчас могут искать, а ехать лучше морем — за несколько седмиц можно будет заранее достичь заветного места. И будет время, чтобы узнать, нет ли конкурентов. Проверить не сложно: если зимние листочки на месте, значит, никого нет. Если ободраны, тогда придется устроить засаду на соперников.

Добравшись до хаммийского побережья, Гвендел принялся искать галеру, которая смогла бы его довести к юго — западному побережью Атлантиса. А оттуда до плантации будет всего пять — семь дней пути. Но легко найти корабль не удалось — бывший снурский граф неудачно попал на сезон штормов, и местные моряки желания отправиться в плавание не испытывали. Хаммийцы по своей натуре не любили необоснованный риск. Правда, двое судовладельцев согласились перевезти Гвендела и его людей, но цену заломили слишком большую — десять золотых. Но главное было то, что их галеры произвели отталкивающее впечатление на Гвендела, как грязью на палубе и, особенно в трюме, так и ветхостью самих кораблей.