– Это правда.

Смотря на их переплетенные ладони, Ноу-Уан думала о словах Тормента… о прошлом, об импровизированной семье, которую они трое образовали в Старом Свете.

О том, как она пошатнула жизни всех, включая свою дочь.

Воистину, она всегда считала свое воскрешение возможностью для будущей кары за то, что она лишила себя жизни. Но да, сейчас она осознала в очередной раз, что была и другая цель. Она причинила боль этому мужчине, и ей даровали шанс помочь ему.

Главный догмат Девы-Летописецы, действующий на практике: все происходит по  кругу, ради сохранения баланса.

Конечно при условии, что она моглапомочь ему.

Охваченная целью, она скользнула взглядом по его телу… точнее тому, что видела под хирургической простыней. Его грудь была мускулистой, шрам в форме звезды зиял на одной половине, живот укреплен мышцами. И по всей коже виднелись шрамы, происхождение которых она не желала знать, а также маленькие круглые отметины, приводившие ее в ужас.

Но то, что было ниже его талии, пленяло ее. Тормент прижимал голубую ткань к бедрам, будто скрывал что-то, его предплечье и рука напряглись под ее взглядом.

– Не беспокойся об этом, – сказал он гортанным голосом.

Он был возбужден, подумала Ноу-Уан.

– Ноу-Уан, давай же… посмотри мне в глаза. Не смотри туда.

Температура в комнате подскочила еще выше, так, что ей захотелось скинуть мантию. И внезапно, будто он прочел ее мысли, его бедра выгнулись… чувственно.

– О, черт… Ноу-Уан, не стоит думать об этом.

Странное предвкушение наполнило ее вены, вызывая головокружение, легкую тошноту. И все же, у нее не возникло и мысли, чтобы отказать ему в кормлении, скорее наоборот, она еще сильнее захотела ощутить его губы.

С этой мыслью Ноу-Уан подняла руку и поднесла запястье к его рту.

Он резко зашипел и быстро укусил, боль была приятной, словно нежный укол сотен крошечных игл одновременно. А потом… он пил, его теплый, влажный рот плотно прилегал к ее плоти, ритмично посасывая…

Он застонал. Из глубин его горла вырвался стон удовольствия, и в это мгновение сердце подпрыгнуло в ее груди, а потом забилось еще быстрее. Больше жара, захватывающего постепенно, незаметно, расцветающего под ее кожей; мысли путались, тело плавилось.

Тормент, будто учуяв перемену в ней, застонал снова, его шея вытянулась, грудь вздымалась. Он закатил глаза. А потом словно начал издавать мяуканье, мольба совсем не подходила его внушительным размерам, жалобные звуки непрерывно вырывались из его горла, перемежаясь с глотками.

С включенным светом и рукой, которую она могла отдернуть в любой момент, паника охватила Но-Уан лишь на краткий миг, а потом полностью отступила. Слишком много в происходящем было связано с Торментом, чтобы она приняла его за кого-то другого, и хорошо освещенная комната совсем не напоминала тот погреб: вокруг было ясно и чисто, и этот мужчина у ее вены… был ярким представителем вампирской расы и ни капельки не походил на симпата.

Чем сильнее она расслаблялась, тем больше начинала осознавать.

Сейчас его бедра не прекращали своих движений.

Под простыней, которую ей вскоре предстоит выстирать, под чашей из двух его ладоней, вращался его таз. И с каждым кругом, мышцы пресса напрягались, а торс выгибался… а те странные звуки становились все громче.

Он был сильно возбужден.

Несмотря на ужасные ранения, его тело было готово к соитию… отчаянно жаждало этого, если судить по его движениям…

Сперва она не понимала природы покалывания, которое охватило ее тело, вызвало онемение и одновременно обострило все чувства. Может, дело в том, что она уже дважды кормила его за прошедшие два дня… Но нет. Когда руки Тормента снова сжались в районе паха, будто он еще крепче ухватил себя сквозь простыню, было очевидно, что его эрекция громко требовала внимания, и он заставлял себя…

Искры стали еще ярче, когда она осознала, что он потирал себя.

Ноу-Уан приоткрыла рот, когда стало труднее дышать, а под ее одеждами тепло запылало с новой силой, сосредотачиваясь в области живота.

Славная Дева-Летописеца, она была… возбуждена. Впервые за всю свою жизнь.

Он будто прочитал ее мысли и посмотрел прямо в глаза. В нем плескалось смятение. И жуткая темнота, которая была крайне близка к страху. Но также его глаза были полны жара… Когда она встретила его взгляд, одна из его рук разжалась и поднялась вверх по груди. Тормент коснулся ее предплечья, но не для того, чтобы удержать на месте или обездвижить, а для того, чтобы ласкать ее плоть. Медленно, нежно.

Стало совсем невозможно дышать.

И ей было все равно.

Его пальцы выписывали легкие круги на ее коже, опьяняя, притягивая ее ближе к пламени, незаметному для взгляда. Смежив веки, она позволила себе улететь прочь от всех проблем и забот, осознавая лишь ощущения в своем теле.

Воистину, кормя его, Ноу-Уан кормила саму себя, впервые питая самые потаенные уголки своей души…

В конце концов, она услышала облизывание и поняла, что он закончил.

Она хотела сказать, чтобы он продолжал.

Скорее, умолять его.

Подняв потяжелевшие веки, она не смогла сфокусировать взгляд, и это казалось нормальным. Весь мир был смазанным, как и она сама… смазанным и бесформенным, мед тек по ее венам, а мозги были обернуты хлопком.

Однако Тормента она видела.

Он казался острым словно лезвие, напряглись не только мускулы его бедер, но и всего тела, начиная с бицепсов и заканчивая прессом… даже его ступни под простыней поднялись. Его вторая рука, та, что ласкала ее, вернулась к бедрам.

– Думаю, тебе лучше уйти.

Его голос был таким глубоким, она нахмурилась, будто пыталась расшифровать его слова.

– Я сделала что-то не так?

– Нет, но я собираюсь. – Он сжал зубы и задвигал бедрами под простыней, поднимая и опуская. – Я должен… Черт.

И тогда стало ясно, что он имел в виду.

– Ноу-Уан, прошу… я должен… я не могу больше сдерживаться…

Его огромное тело было столь прекрасно, мучимое этой агонией: он был в крови, ранах и синяках, тем не менее, было что-то несомненно сексуальное в том, как он стискивал зубы и выгибался на столе.

Какое-то мгновение ее кошмар с симпатом грозился снова вырваться на свободу, ужас пытался зацепиться за край ее сознания. Но затем Тормент со стоном прикусил нижнюю губу, его длинные клыки впились в мягкую розовую плоть.

– Я не хочу уходить, – хрипло сказала она.

Его лицо напряглось, очередное проклятье сорвалось с губ.

– Останешься и станешь свидетельницей шокирующего представления.

– Так… покажи мне.

Эти слова привлекли его внимание, взгляд снова обратился к ее глазам, а тело замерло. Он не шелохнулся, только моргнул.

А потом резко выдохнул:

– Я собираюсь заставить себя кончить. Ты понимаешь, что это значит? Оргазм?

Ноу-Уан поблагодарила Деву-Летописецу за сиденье. Потому что от его охрипшего голоса, опьяняющего аромата, его эротичной хватки на эрекции, даже ее здоровая нога лишилась сил поддерживать ее довольно маленький вес.

– Ноу-Уан, ты понимаешь?

Часть нее, только пробудившаяся, ответила:

– Да. Понимаю. И я хочу видеть.

Тормент покачал головой, будто собирался возразить. Но не сказал ничего более.

– Облегчи свою боль, воин, – сказала она Торменту.

– О, Боги…

– Сейчас.

От ее приказа он, казалось, попал в рабство: внизу, одно из его колен поднялось, ноги широко раскрылись, его хватка была обернута вокруг того жизненно важного места, что определяло его как яркого представителя мужского пола.

Произошедшее после не поддавалось описанию. Он ласкал себя под скомканной простыней, вращая бедрами, вжимаясь в стол, набирая темп…

О, эти звуки: начиная с его дыхания, стонов и заканчивая скрипом стола. Перед ней лежал самец мужского пола, охваченный конвульсиями страсти.

И не было обратного пути.

Ни для кого из них.

Быстрее. Еще большее давления от его рук, пока его грудь не поднялась, казалось, он был вырезан из камня, а не сделан из плоти. А потом он выругался на прерывистом выдохе и выгнулся от хватки на своей эрекции. Его спазмы сдавили ее собственную грудь, затруднив дыхание, словно то, что сейчас происходило с ним,  находило отражение в ее собственном теле. Воистину, что это за чудо? Казалось, Тормент был охвачен болью, и все же не желал избавиться от нее… даже наоборот, он растягивал ее, двигая бедрами еще быстрее.