Уорнер издает странный гортанный звук. Оставляя несколько футов между нами. — Я прилагаю все усилия, любимая. Но я не знаю, как быть просто твоим другом.

— Не должно быть так: либо все — либо ничего.— Пытаюсь я сказать ему. — Должны быть промежуточные этапы — мне просто нужно время, чтобы понять тебя такого — совершенно другого человека.

— В том то и дело. Его голос звучит неуверенно — Тебе нужно время, чтобы понять меня другого. Тебе нужно время, чтобы исправить свое мнение обо мне.

— Почему это так неправильно?

— Потому что я — не другой человек.— Говорит он жестко. — Я такой же, каким всегда был, и я никогда не менялся. Ты неправильно поняла меня, Джульетта. Ты считаешь меня тем, кем я не являюсь, но это не моя вина. Я не изменился, и не изменюсь.

— Ты уже изменился.

Его челюсть напрягается. — У тебя немало наглости, чтобы с такой уверенностью говорить о том, чего ты не знаешь.

Я сглатываю, тяжело.

Уорнер так близко подошел ко мне, что я боюсь пошевелиться. — Ты как-то раз обвинила меня в том, что я не знаю что такое любовь, — говорит он. — Но ты была не права. Ты можешь обвинить меня лишь в том, что я слишком сильно тебя люблю. — Его глаза такие интенсивные. Такие зеленые. Такие холодные. — Но, по крайней мере, я не отрицаю того, что в моем сердце.

— Ты думаешь – я отрицаю, — шепчу я.

Уорнер опускает глаза. Ничего не говорит.

— Ты не понимаешь, — говорю я ему неуверенным голосом, — я сама не знаю больше, что в моем сердце. Я не знаю, как назвать то, что я чувствую, и мне нужно время, чтобы это понять. Ты хочешь большего прямо сейчас, но прямо сейчас мне нужно, чтобы ты был моим другом.

Уорнер вздрагивает.

— У меня нет друзей, — говорит он.

— Почему ты не можешь попробовать?

Он качает головой.

— Почему? Почему бы не попробовать…

— Потому что я боюсь,— он наконец-то говорит, дрожащим голосом, — что твоя дружба станет концом для меня.

Я застываю на месте, когда дверь его кабинета, хлопнув, закрывается.

Глава 38

Я никогда не думала, что увижу Уорнера в спортивных брюках.

Или кроссовках.

И прямо сейчас, он носит и то, и другое. Плюс футболку.

Теперь, когда наша группа остается в учебном комплексе Уорнера, у меня есть причина ходить за ним попятам, с самого начала его дня. Я всегда знала, что он много работает, но и понятия не имела, сколько времени он тратит на тренировки. Он настолько дисциплинирован, настолько точен во всем. Поразительно.

Он начинает свое утро на велотренажере, заканчивает свои вечера на беговой дорожке. И каждый будний день он прорабатывает разные части тела.

— Понедельники для ног. — Я слушаю, как он объясняет Каслу. — По вторникам я прорабатываю грудь. По средам — плечи и спину. Четверг — для трицепсов и дельтовидных мышц. Пятница — бицепсы и предплечья. И каждый день — брюшной пресс и кардио. Я также провожу большинство выходных, занимаясь стрельбой — говорит он.

Сегодня вторник.

Что означает, что прямо сейчас, я наблюдаю, как он жмет лежа триста пятнадцать фунтов. По три блина по сорок пять фунтов на каждом конце штуки, которая, как сказал мне Кенджи, называется Олимпийским грифом, который весит еще дополнительных 45 фунтов. Я не могу перестать пялиться. Я не думаю, что еще когда-то чувствовала такое сильное влечение к нему за все то время, которое я его знаю.

Кэнджи подтягивается рядом со мной. Кивает на Уорнера.

— Так что ты собираешься делать, хм?

Я огорчена.

Кэнджи отпускает смешок.

— Я никогда раньше не видела его в тренировочных брюках. — Я стараюсь, чтобы это прозвучало нормально. — Я никогда даже не видела его в шортах.

Кэнджи поднимает бровь. — Бьюсь об заклад, ты видела на нем еще меньше одежды.

Я хочу умереть.

Кенджи и я предполагали потратить следующий месяц на тренировки. Это план. Мне нужно усиленно тренироваться для того чтобы бороться и использовать свою силу, никогда больше не теряя контроль. Это не та ситуация, в которой мы можем позволить себе не быть абсолютно уверенными, и так как я должна возглавить миссию — у меня еще много работы, которую я должна проделать. Я должна уметь получать доступ к своей энергии в одно мгновение, я должна уметь варьировать количество энергии, оказываемой мной в любой момент. Другими словами: я должна добиться абсолютной власти над своей способностью.

Кенджи тоже тренируется своим способом; он хочет достичь совершенства в проецировании своей способности; он хочет научиться делать это без прямого контакта с другим человеком. Но он и я — единственные, у кого есть реальная работа, которую надо сделать. Касл контролирует себя на протяжение десятилетий, а у всех остальных довольно простые навыки, которые они естественно адаптировали к себе. В моем случае, я имею 17 лет психологической травмы, губящей мой навык.

Мне нужно сломать эти самодельные стены.

Сегодня, Кенджи начинает с малого. Он хочет, чтобы я передвинула гантели через всю комнату усилием воли. Но все что мне удалось сделать, это заставить их дергаться. И я даже не уверена, что это была я.

— Ты не сосредоточена, — говорит мне Кенджи. — Ты должна установить связь — найти свой источник и вытолкнуть изнутри, — говорит он. — Ты должна, как бы, образно вытащить это из себя, а затем оттолкнуть от себя, Джей. Это только поначалу тяжело, — объясняет он, — потому что твое тело слишком привыкло сдерживать эту энергию. В твоем случае это будет еще сложнее, потому что ты потратила всю свою жизнь, пытаясь закупорить ее как в бутылку. Ты должна разрешить себе, позволить ей выйти. Отпусти своего стражника. Найди ее. Подчини ее. Освободи ее.

Он повторяет мне одно и то же, снова и снова.

И я продолжаю пытаться, снова и снова.

Я считаю до трех.

Закрываю глаза и пытаюсь действительно, по-настоящему сосредоточиться на этот раз. Я слушаю внезапное желание поднять руки, прочно поставить ноги на полу. Я делаю выдох. Зажмуриваю глаза сильнее. Я чувствую, как энергия нарастает, через мои кости, мою кровь, бушует и растет, пока ее количество не достигает высшей точки, настолько мощной, что я больше не могу ее сдерживать. Я знаю нужно ее выпустить, и нужно прямо сейчас.

Но как это сделать?

Раньше я всегда думала, что должна коснуться чего-либо, чтобы выпустить энергию.

Мне никогда не приходило в голову выпустить энергию в неподвижный объект. Я думала, что мои руки были конечным пунктом, я никогда не рассматривала возможность использовать их в качестве передатчика, как промежуточное звено для выхода энергии. Но только сейчас я поняла, что могу попробовать вытолкнуть энергию через мои руки — через мою кожу. И может быть, если я достаточно сильна, я смогу манипулировать ей в воздухе, заставляя двигаться так, как я захочу.

Мое внезапное озарение придает мне уверенности. Я взволнована теперь, желая увидеть, верна ли моя теория. Я — сама сталь, я снова чувствую, как прилив энергии наполняет меня. Мои плечи напряжены, ведь энергия покрывает мои руки, запястья, предплечья. Это чувство настолько теплое, интенсивное, почти материальное, как будто бы сила могла запутаться в моих пальцах.

Я сжимаю кулаки.

Отвожу руки назад.

А затем выбрасываю вперед, в то же время разжимая кулаки.

Молчание.

Я искоса одним глазом, подглядываю на гантелю, все еще лежащую на том же самом месте.

Вздох.

— ЛОЖИСЬ, — Кэнджи кричит, дергает меня назад и толкает меня лицом на пол.

Я слышу, как все кричат и шлепаются на пол вокруг нас. Я вытягиваю свою шею только, чтобы увидеть, как все они прикрывают головы руками, закрывают лица; я стараюсь осмотреться.

Паника хватает меня за горло.

Скальная стена растрескивается, может быть на сотню частей, скрипит и стонет, как будто сейчас развалится. Я смотрю в ужасе, как один огромный зубчатый кусок дрожит перед тем, как отслоится от стены.

Уорнер стоит под ним.