— Вы хотите вернуться домой?

Анри помрачнел.

— Я никогда не смогу вернуться. Мне некуда возвращаться.

Молодая женщина молчала, и тогда он произнес то, о чем думали оба:

— Пойдем вместе, Тулси! В неизвестность, в никуда! Без надежды и веры. Чтобы нести свою тяжелую ношу и жить наперекор судьбе!

Индианка не отрываясь смотрела на него большими печальными глазами.

— Вы хотите взять меня с собой? Зачем?

Анри сказал то, что было правдой, то, о чем он подумал, когда она плакала у него на плече.

— Я боюсь оставлять вас одну.

Глава VII

Везде, где им довелось проходить, земля несла на себе печать войны. Англичане воевали с французами, те и другие — с местными правителями, местные правители — между собой. Дабы лишить друг друга продовольствия, путей сообщения и поддержки населения, все без исключения участники сражений разрушали ирригационные сооружения, из-за чего затоплялись рисовые поля, уничтожались плотины и мосты, происходил грабеж деревень.

Анри и Тулси пришлось увидеть и пепелища, и умиравшие от ожогов, роняющие на землю обугленные ветки деревья, и женщин, безутешно рыдающих над телами близких, погибших во время артиллерийского обстрела. А еще — окропленные кровью и исполосованные колесами орудий дороги, ряды служивших могилами канав, зловещих стервятников, круживших над разоренными селениями. Порой беглецы слышали вблизи грохот пушек и тотчас сворачивали в сторону.

Они обменяли на продукты почти все украшения Тулси. Анри возражал, но молодая женщина дала понять, что для нее золото и камни не ценность, а всего лишь болезненное напоминание о прежней жизни.

Иногда даже золото не имело цены, потому что население голодало и еды попросту не было. Возле многих деревень валялись огромные груды мусора и навоза; похожие на скелеты собаки рылись в них, тщетно стараясь отыскать что-то пригодное для пропитания. Огромные худые буйволы медленно пережевывали солому.

Силы Анри постепенно восстановились — во многом благодаря тому, что он чувствовал ответственность за жизнь своей спутницы. Случалось, они ночевали на одной кровати — не сняв одежды и целомудренно отвернувшись друг от друга.

Общаясь с Тулси, Анри продолжал совершенствоваться в хинди, и в этом ему помогали врожденные способности и прекрасная память. Молодой человек незаметно воспрянул духом: иллюзия свободы вернула ему внутренние силы, надежду на счастливые перемены и уверенность в себе. Тулси, в свою очередь, тоже постепенно забывала прошлое, понемногу избавлялась от невидимых пут.

Их разговоры вызывали интерес у обоих; негласное табу было наложено на одну-единственную тему: Анри никогда не расспрашивал Тулси о ее покойном муже.

Как-то молодой француз полюбопытствовал, почему в Индии не едят коров. Тулси, искренне удивившись его вопросу, ответила:

— Потому что корова дает нам все: на ней мы пашем, пьем ее молоко, делаем из молока много другой еды. Ее моча нас лечит, а навоз удобряет поля. Человек должен быть благодарен корове. Убить ее все равно что убить мать.

Еще они рассуждали о сновидениях. Тулси рассказала Анри о том, как увидела во сне богиню Кали, и добавила:

— Я не знаю, что такое сны. Наверное, это дверь в непроглядную ночь, которая зовется будущим. Сны позволяют нам увидеть одну из строк письма, написанного богами и называемого нашей жизнью.

— Вы полагаете, что все предопределено и ничего нельзя изменить?

— Наверное, так и есть, но мы должны верить в то, что это возможно.

Они сидели во дворе чужого дома и смотрели на мерцающие в ночи звезды, эти бесчисленные сияющие окошки в бесконечность, внимали ласковому шепоту ветра и наслаждались ароматом благоухающих цветов и трав.

Иной раз молодая женщина, с виду необразованная и наивная, была так поразительно умна и мудра, что Анри не находил слов. И все чаще задумывался о том, что должен внушить Тулси уверенность в себе и своей свободе.

В конце концов молодой человек пришел к выводу, что им необходимо где-то осесть. Как следует поразмыслив, он решил идти к противникам своей страны — англичанам.

Недавно гарнизон подвергся обстрелу и теперь зализывал раны. Баласор был не колонией, а факторией[38], потому военные по большей части селились не в домах, а в палатках. Армейский лагерь, который был разбит в двух лье от города, представлял собой огромный поселок из походных шатров, образующих несколько улиц. Место, на котором стояла палатка, и ее размеры соответствовали положению хозяина. В центре возвышался величественный шатер генерала, к нему примыкали жилища старших офицеров.

Анри де Лаваль сдался на милость солдат и попросил, чтобы его провели к кому-либо из командиров. Командующего лагерем беспокоить не стали, вместо этого доставили пленного к дежурному офицеру.

К счастью, этим человеком оказался Майкл Гордон, под началом которого находился отряд из двухсот плохо обученных и к тому же не понимающих английского сипаев.

Майкл не любил строить из себя гордеца, потому сразу предложил Анри и Тулси сесть, а после начал беседу.

— Вы англичанин?

Раскрыть обман было нетрудно, и Анри решил не лгать.

— Француз.

— Вот как? Ваше имя?

— Генрих де Лаваль.

Гордон нерешительно взглянул на Тулси.

— А девушка?

— А девушка, — на всякий случай Анри взял Тулси за руку, — со мной.

— Она индианка?

— Как видите.

— Ваша жена?

— Невеста.

— Стало быть, мы можем беседовать при ней?

— Она не понимает ни по-французски, ни по-английски.

— Как же вы общаетесь? Впрочем… — Гордон позволил себе едва заметную, но многозначительную усмешку. — Или вы знаете ее язык?

— Немного говорю и в основном понимаю.

Гордон чуть не подпрыгнул, но сдержался, не выказав своей радости.

— Вернемся к главному. Откуда вы и как здесь оказались?

На этот вопрос у Анри имелся заранее продуманный ответ.

— Из Пондишери. Я приехал в Индию из Парижа. Наша семья разорилась, и я думал, что смогу заработать немного денег. И только очутившись в лагере, понял, что война — совсем не мое дело. После ссоры с одним из старших офицеров мне назначили наказание. Я не стерпел унижения и сбежал — в конце концов, я ведь дворянин! Вернуться к своим не могу — меня сочтут дезертиром и повесят. Я долго скитался, после чего решил сдаться на милость противника. Понимаю, во мне могут заподозрить разведчика и предателя…

— Бросьте, — прервал его Гордон, — никакой вы не разведчик. И вояка из вас никудышный, сразу видно. Ох уж эти французы — простите, конечно! — кого только нет среди их солдат: студенты, крестьяне, даже преступники! Поверьте, я немного разбираюсь в людях и без труда отличу негодяя от честного, благородного человека. Кстати, у вас великолепный английский, — заметил он, — где вы учились?

— Спасибо. В Наваррском коллеже. Правда, пришлось бросить.

— Вы действительно дворянин, несмотря на ваш вид, и я верю, что вы в самом деле ищете пристанище. Скажите, де Лаваль, вы сможете быть переводчиком между нами и нашими сипаями?

— Думаю, да.

Гордон воодушевился.

— И сумеете научить их английскому?

Анри улыбнулся.

— Благодарю за доверие. Я постараюсь.

— Полно! Скажу прямо: явись ко мне сам дьявол и пожелай наняться толмачом, я бы его взял! Дело в том, что наш переводчик погиб при обстреле. Нелепая смерть, и я просто в отчаянии. Я буду ходатайствовать о вас перед командованием. Возможно, вам придется смириться с положением военнопленного, но это пустая формальность. Не будете выходить за пределы лагеря — только и всего. Получите палатку, где сможете жить со своей… невестой. Кстати, если возникнет вопрос, кто она и где вы познакомились, что мне сказать?

— Она простая индийская девушка. Ее родные были против наших отношений, и мне… пришлось увести ее из деревни.