К восходу солнца девочка чувствовала себя совершенно измученной, измотанной бесплодными попытками уловить суть того, чему ее пытались учить. Слова и движения Илы не вызывали в ее душе никакого отклика. Тара двигалась во главе шеренги; если она и догадывалась о страданиях новенькой, у нее не было возможности подойти к ней, пожалеть и помочь.

К тому времени как солнце начало припекать, губы девочки пересохли от жажды, а тело болело и ныло, будто пораженное страшным недугом.

Внезапно Амрита села на землю и разрыдалась. Ей почудилось, что внутри лопнула туго натянутая струна или прорвалась невидимая плотина.

Растерянные девочки остановились, потом нерешительно столпились вокруг. Амрита не смела поднять глаза, потому что ожидала увидеть в их взглядах презрение и насмешку.

Ила приблизилась к ней с явным намерением обругать и наказать, как вдруг раздался голос:

— Что случилось?

К ним подошел юноша по имени Камал, которого Амрита вчера по наивности приняла за спустившегося с небес Натараджу.

Шальвары из тонкой струящейся ткани были туго стянуты на талии и перехвачены у щиколоток звенящими серебряными кольцами. Черные волосы небрежно разметались по плечам. Ненакрашенные глаза и лицо озарял нежный внутренний свет.

— Эта девочка бестолкова. Она не может повторить ни одного движения и только путает остальных, — с досадой произнесла Ила.

— Возможно, она просто не понимает, чему ее учат, — заметил юноша и обратился к Амрите: — Пойдем.

Девочка покорно встала. Все самое плохое уже случилось. Хуже могла быть только смерть.

Камал отвел ее на край площадки и усадил на большой плоский камень.

— Как тебя зовут?

— Амрита.

— Что с тобой? — мягко промолвил он, заглянув в ее грустные, потускневшие глаза.

Этого тона и этого взгляда было достаточно для того, чтобы слезы полились с новой силой.

— Я… я хочу домой! — всхлипывая и запинаясь, произнесла девочка.

— Домой? — Он кивнул. — Понимаю. У меня не было родителей и другого дома, кроме храма, и в детстве я тоже часто плакал оттого, что хотел «домой», хотел попасть в другое место, где нет окриков, утомительных занятий, ударов бамбуковых палок. Через это проходит каждый, и ты не можешь представить, какими ничтожными покажутся тебе страдания, когда ты получишь награду! Когда впервые почувствуешь, что твое тело повинуется тебе. Твои ноги будут касаться земли, но у тебя будет такое ощущение, будто ты летаешь! Для того чтобы научиться летать, птицам достаточно нескольких часов, тогда как человек вынужден посвящать этому годы изнурительных упражнений. Но… не жалей, Амрита! Когда ты поймешь, для чего рождена, и получишь возможность выполнять свое предназначение, ты обретешь свободу, ибо истинная свобода существует только в человеческой душе.

— Я боюсь, — прошептала Амрита и покосилась на Илу, которая продолжала заниматься с девочками.

— Людей? Их не стоит бояться. Злых людей нет, просто человек тоже имеет несколько ипостасей и так же противоречив, как и бог Шива: он может быть гневным и добрым, разрушающим и создающим жизнь. Впадать в неистовую ярость и становиться доброжелательным и милосердным. Ты должна слушаться своих учителей. А еще — поверить в свои силы. Бери пример с Тары: она захотела стать лучшей и стала.

Амрита вытерла слезы. В присутствии этого человека она не чувствовала себя одинокой. Он умел и утешить, и вселить надежду.

— Почему ты сказал про… мои глаза?

— Потому что каждое движение тела сопровождается движением глаз. Танцовщица должна уметь передать взглядом любые оттенки чувств. Мне кажется, в этом ты способна превзойти остальных.

— Мне придется выучить сто восемь танцевальных движений? — обреченно произнесла девочка.

Камал улыбнулся.

— Дело не в этом. Мало держать в руках нити, надо уметь соткать из них нечто особенное, неповторимое, свое.

Глубоко вздохнув, Амрита задала последний вопрос:

— Ты знаешь, что такое счастье?

— Да, знаю. Счастье — это понять свое предназначение, уверовать в него и следовать ему.

Когда Амрита вернулась на площадку, занятие окончилось. Ила отпустила девочек, и они побежали обедать. Обед был намного сытнее завтрака, но из-за пережитого волнения Амрита почти не могла есть.

— О чем с тобой говорил Камал? — ревниво спросила Тара, отщипывая от лепешки по маленькому кусочку и один за другим отправляя в рот.

— Он сказал, что у меня все получится, и велел брать пример с тебя, потому что ты — лучшая.

Тара счастливо улыбнулась и покровительственно пообещала:

— Не бойся! Ты справишься! Я тебе помогу.

Они вместе прошли под большой навес и уселись на тростниковые циновки. Здесь было прохладно; по земле разметались причудливые зеленые тени.

Вошел жрец, высокий пожилой мужчина в белоснежном одеянии, и принялся нараспев читать священные тексты, время от времени останавливаясь и делая пояснения, в которых Амрита ничего не понимала. Девочка закрыла глаза, расслабилась и задремала. Дул свежий ветерок, монотонные звуки то отдалялись, то приближались, как волны прибоя.

Она резко вскочила, когда жрец протянул бамбуковую палку и больно ударил ее по плечу. Из глаз брызнули слезы, а сердце будто упало к ногам.

Все уставились на нее. Амрита мучительно покраснела и села, стараясь неотрывно смотреть на жреца, который со строгим видом продолжал чтение.

Когда урок закончился, воспитанницы храма получили возможность привести себя в порядок. Они гурьбой побежали в дом. Услышав веселые крики и громкий смех, Амрита догадалась, что их ждет что-то увлекательное и интересное. Потом кто-то обмолвился, что следующий урок будет вести Камал.

Тара, внезапно утратившая свою всегдашнюю невозмутимость, возбужденно прихорашивалась: заплетала волосы, надевала украшения, расправляла сари, покусывала губы, чтобы они заалели, похлопывала себя по щекам и придирчиво разглядывала собственное отражение в небольшое серебряное зеркало. В эти мгновения она напоминала маленькую женщину.

Тогда Амрита еще не поняла, что в сердце Тары живет глубокая, уже недетская любовь. Все девочки любили Камала, но скорее как старшего брата и доброго друга. И только для Тары эта любовь была звездой, что освещает жизненный путь, и призрачной целью, к которой она ежесекундно стремилась, не замечая и не видя ничего вокруг.

Если Камал воплощал в своих танцах любовь к Шиве, то для Тары танец был проявлением любви к Камалу.

Юноша ждал девочек на площадке. Когда они окружили его веселой толпой, он хлопнул в ладоши и сказал:

— Вспомните миф о гибели Сати, супруги Шивы, и ее возрождении в образе Парвати. Изобразим эту историю в танце. Роль Сати будет исполнять Тара, а Парвати — Амрита.

Лицо Тары озарила полная благодарности и благоговения улыбка. Прямая как струна, гордая, окрыленная девочка с готовностью вышла на середину площадки, тогда как Амрита сгорбилась, сжалась и задрожала от страха.

Однако Камал взял ее за руку и поставил рядом с собой.

— Не бойся, — мягко произнес он. — Я покажу, что нужно делать.

Так началась ее жизнь в храме. Первые дни, недели и месяцы были мучительны — Амрита плакала от боли в негнущихся руках и ногах, от того, что тело ныло, ступни горели, а голова отказывалась запоминать и понимать священные тексты.

Она тяжело привыкала к новой жизни и все еще не могла понять, зачем ее посвятили богу.

Девочки попадали в храм по-разному. Иных приводили родители, других попросту подкидывали на порог храма. Некоторые были дочерьми танцовщиц.

Порой девадаси становилась соблазненная девушка или та, что прежде была наложницей состоятельного человека. Из последних редко получались преданные «жены бога» и хорошие танцовщицы. Лучшими были такие, как Тара, с раннего детства воспитанные в атмосфере поклонения Шиве, не знавшие другого мира и других людей.

Тара сдержала слово и во всем помогала новой подруге. Она не боялась ни соперничества, ни зависти, потому что такой танцовщицей, как она, можно только родиться. Тара начала постигать искусство танца раньше, чем остальные; ей не приходилось сожалеть о родителях, вспоминать о потерянном доме, она не задавалась вопросом о том, где ее место и что она делает в храме. Храм был ее миром и домом, она отдавала любимому делу и душу, и сердце.