Отвоевав часть села, перемерзшие, проголодавшиеся и измученные длительным маршем гитлеровцы устраивались на ночлег. Они даже не предполагали, что в селе находятся наши танки, которые не двигались и молчали, так как у них не было ни горючего, ни снарядов. Получив и то и другое, батальоны стали готовиться к контратаке. В это время политработники Мордашов, Целищев и Новиков во главе с замполитом бригады Полукаровым успели обойти подразделения.

— Ну как, гвардейцы, выкурим оккупантов на мороз? — обратились они к одной из групп автоматчиков.

— Выкурить-то выкурим, это без сомнения, да только какие же мы гвардейцы,— ответил сержант Карпов, пожилой и словоохотливый командир отделения. — Нам до гвардейского звания еще далековато...

Полукаров такого ответа только и ждал.

— А вот и неправда твоя, сержант,— сказал Георгий Степанович. — Москва только что сообщила радостную для нас новость. Наш танковый корпус переименован в пятый гвардейский, а бригада — в двадцать первую Гвардейскую.

Кто-то чуть было не крикнул "ура", но на него тут же цыкнули:

— Не кричи, рядом немцы...

— Вот это здорово! — обрадовано воскликнул сержант.— Теперь нам, значит, гвардейский знак дадут — страх врагам и чтобы издалека опознавали наши. — И пошутил: — Небось прикажут отрастить усы, потому как, что же это за гвардеец — без усов!

— Тебе, сержант, персональное распоряжение выйдет насчет усов, чтобы как у таракана были —заметил кто-то из автоматчиков, — а нам на грудь прикрепят знаки — они на орден Красного Знамени похожи. Смотрится!..

Гитлеровцев обороняющиеся упредили. Едва забрезжил рассвет, как танки и противотанковые орудия батареи старшего лейтенанта Тимонина с заранее занятых огневых позиций открыли огонь.

Грохот неожиданно вспыхнувшего боя ошеломил противника. Солдаты в панике выскакивали из домов и, тревожно выкрикивая что-то, бежали по улице. За ними гнались автоматчики роты Михаила Мальчикова. Увязая в сугробах, спотыкаясь, падая вновь поднимаясь, они перебегали от одной постройки к другой. Опомнившись, открыли огонь и гитлеровцы. Стреляли с чердаков, из сараев, из-за сугробов. Все вокруг стонало, рвалось, звенели стекла, раздавались возгласы:

— Гвардейцы, впере-е-ед!

Несколько вражеских орудий открыли огонь по танкам. Их подавили быстро, однако они успели подбить тридцатьчетверки лейтенантов Алексея Гончарова и Николая Скорика. Командиры экипажей были убиты. Погибли и механики-водители Сергей Сагниенко и Гусман Азаматов. Чуть позже от вражеских пуль пали механик-водитель машины Загребельного Николай Сергеев и санинструктор Михаил Петрович Мошкин...

К группе автоматчиков подбежал в серой кроликовой шапке и не по росту длинной шубе мальчишка лет пятнадцати.

— Товарищ командир, — звонко выпалил он,— вон за теми хатами в большом доме немцев целая тыща! И спят!

— Прямо тыща? — улыбнулся лейтенант Рузанов.— А может, больше?

— Ну, коль не тыща, так человек двадцать, не меньше — вот истинный крест!

— Откуда же ты такой шустрый взялся?

— Я — местный, Василь Картузов...

— Ну, Картуз, покажи-ка, где эта улица, где этот дом?

Командир взвода автоматчиков, действительно, застал в пятистенном доме гитлеровских солдат. Правда, уже не спящих, а отчаянно отстреливающихся. Пустили в ход гранаты.

Ни один из "тыщи" живым из дома не вышел.

Бой продолжался. Автоматчики все чаще увязали в сугробах от усталости, не держали ноги... Каждый шаг по глубокому снегу стоил огромных усилий. Но их поддерживали дух неукротимой ярости и упорства, стремление не выпустить из "кольца" ни одного оккупанта. Каждому придавало сил горделивое сознание, что он — гвардеец, а гвардия не пасует перед трудностями.

Во второй половине дня уцелевшие гитлеровцы снова оказались в открытом морозном поле, там, откуда они шли на Ястребовку.

Перед глазами — захватывающая панорама. От самой речки Оскол, по возвышенности, в сторону Средне- дорожного, насколько можно было видеть, протянулась плотная колонна вражеских войск — люди, подводы, автомашины, бронетранспортеры, полевые кухни...

— Танки — вперед! Догнать отступающих! — послышался в шлемофонах танкистов голос Феоктистова.

Наши снаряды стали рваться в центре колонны противника. Загорелись автомашины. Огонь переносится дальше. Вдобавок несколько залпов дали "катюши". А тут подоспели танки Феоктистова... Жалкие остатки колонны рассыпались по полю и скрылись за возвышенностью.

— Танкам возвратиться в село! — отдал приказ командир бригады.

В последующие дни на Ястребовку накатывались другие скопища ищущих спасения гитлеровцев. Их беспощадно уничтожали, захватывали обозы. Пленных отправляли в тыл. 

6.

В тяжелых зимних условиях наши войска с боями продвинулись вперед на 130 километров. Данные Центральногоархива Министерства обороны СССР свидетельствуют, что из прорвавшихся в район Горшечное, Старый Оскол вражеских группировок численностью до тридцати тысяч человек только около семи тысяч удалось добраться до Обояни.

С выходом наших войск в этот район закончились боевые действия по ликвидации группировки немецко-фашистских захватчиков западнее Воронежа.

После разгрома в ночной атаке остатков двух немецких дивизий танкисты 21-й гвардейской бригады дозаправили свои машины горючим, загрузили боеприпасы и двинулись к Белгороду.

Продвигались медленно. Медленно — потому что дороги были забиты нашими войсками до предела. Объехать кого-то не всегда удавалось.

Ехавший впереди своего батальона капитан Илларион Феоктистов снял с себя полушубок и, оставшись в новеньком синем комбинезоне, вышел из танка. На груди бинокль, сбоку планшет, полевая сумка и в деревянной кобуре маузер. В сопровождении трех автоматчиков в танкошлемах и лейтенанта Красноцветова с автоматом на груди (в роли адъютанта) важно, не торопясь, последовал вдоль остановившейся колонны чьих- то подразделений. Впереди поспешал сержант с торчащимиз-под танкошлема чубом, серьезно и спокойно предупреждал:

— Братцы, бросай курить, идет командующий.

А "командующий" был нестрогим.

— Грудь солдата — защита и крепость отечества! — щеголял он словами Петра Первого. И собственными: — "Непобедимые" фашистские вояки кажут нам, гвардейцам, хвост свой поганый.

— Так точно! Только мы, товарищ командующий, быстренько насыплем им соли под этот хвост, — польщенные вниманием начальства, весело отвечали ему бойцы.

— Пропустите машину командующего,— спокойно требовал чубатый сержант,— дайте дорогу колонне танков!

— Это мы мигом!..

Пока колонна теснилась вправо, "командующий" одной группе бойцов раздавал папиросы "Казбек". Вытащив из-за пазухи деревянную коробку, угощал ребят немецкими сигарами и "адъютант" Красноцветов.

Танки бригады с автоматчиками на бортах вырвались вперед. Вслед им ехали генерал Кравченко и полковник Овчаренко. Неожиданно командир корпуса приказал водителю притормозить машину.

— Что за чертовщину куришь? — спросил он у одного из пехотинцев.

— Сигара это, товарищ генерал,— ответил боец.

— Вижу, что сигара, а не огурец. Где взял?

— Угостил адъютант командующего!

— Это какого еще командующего? — поднял брови Кравченко.

— Не могу знать, товарищ генерал. Важный такой. И стража — три автоматчика да адъютант в чине лейтенанта. И еще сержант...

"Что за чертовщина! Когда и где проскочил этот командующий?!"— недоумевал генерал Кравченко. И только когда увидел Феоктистова при всем его снаряжении, догадался, в чем дело. Не пожелав слушать его рапорт, погрозил пальцем:

Если "командующий" завтра к десяти не будет в Белгороде — пусть пеняет на себя!

12 февраля утром танки бригады вошли в Белгород. Город выглядел пустынным. На зданиях магазинов и учреждений — немецкие вывески. Многих жителей гитлеровцы отправили в свой тыл...