— Ох, я даже не предполагала…

— Подумайте, подумайте, — коротким кивком он перебил ее причитания, от которых сама Энн покрылась краской стыда. — Врач сообщил мне, что продержит вас в постели еще как минимум сутки, — так что спешки нет. Мы все равно никого не ждем, и комната свободна.

— Ник…

— А теперь мне и вправду пора. — Он встал, и Энн смогла разглядеть его с ног до головы — мужественного, сильного, в облегающих джинсах и такой же джинсовой рубашке с расстегнутым воротом, открывающим завитки черных волос на груди.

Боже, помоги!.. В глубине ее сознания пронеслась знакомая мысль, сдавленный крик, но что он означал, Энн и сама бы не могла сказать.

— Я еще зайду, ладно? — Не ожидая ответа, он направился к двери, напоследок бросив: — И хорошо выспитесь сегодня днем, вам это явно не помешает.

Пока до нее дошел смысл его слов, дверь уже захлопнулась. И этот наглец еще полагает, что она воспользуется его услугами? Нет, лучше смерть! Энн соскочила с кровати и выждала, держась за спинку, пока пройдет головокружение. Палата плыла перед глазами, но Энн не знала, была ли причиной этого травма или ярость от одного воспоминания о Нике Хартли.

Никогда еще она не встречала такого возмутительного и самодовольного типа! Хотя, по правде говоря, напомнила себе Энн, мое знание мужчин глубоким и основательным не назовешь… Решив не экспериментировать с гулянием по палате, она снова забралась в постель, ожидая, когда сердце успокоится.

День тянулся бесконечно долго. Большую часть времени Энн провела, глядя в окно. Больница стояла на возвышении, и ей был виден весь старинный городок — аккуратные домики, сложенные из грубого кирпича, с одинаковыми черепичными крышами. А дальше, насколько хватало глаз, тянулись луга, с которых ветер доносил аромат цветов.

За городом протекала река, чьи извивы терялись меж холмами, а на самом горизонте Энн узрела развалины — вероятно, древний замок, устоявший против завоевателей, но павший под натиском времени.

Все вокруг дышало миром и покоем. Энн продолжала рассматривать пейзаж за окном, настраивавший ее мысли на должный лад. Покой — вот в чем она отчаянно нуждалась именно сейчас. Энн не могла припомнить момента в жизни, не отягощенного чувством потери. Момента, когда бы она не пыталась — безуспешно и отчаянно — ухватить что-то, постоянно ускользавшее от нее…

Тут ход ее мыслей был прерван внезапным отрезвлением. Хватит! Сейчас не время для малодушия — ей необходимо быть сильной и выполнить все, чего жаждало ее сердце. Энн должна отыскать мать, и это была отнюдь не прихоть взбалмошной девчонки!

Когда вечером Ник вновь навестил ее, Энн лежала в постели, разглядывая журнал, принесенный одной из медсестер. На этот раз вместе с ним была Морин, одетая в белый халат и белую косынку, под которой топорщился пучок.

— Привет! — Морин энергично шагнула в палату. — Я не могла не прийти… Сейчас уже поздно для посещений, и старшая сестра меня убьет… Но я только хотела сказать, что мы с радостью примем вас.

— Вы очень добры, но я… я не могу. Вы же не виноваты, что я не позаботилась о комнате заранее, отправляясь сюда. — Краем глаза Энн следила за Ником, молчаливо стоявшим в дверях, но не смела открыто взглянуть на него. — Мне бы не хотелось никого утруждать…

— Глупости. Вы никого не утруждаете!

Лицо Морин осветила улыбка, а серые глаза, взгляд которых был мягче, чем у брата, при виде бледной, почти эфемерной больной просто-таки залучились теплом и дружелюбием.

— А сейчас, я оставляю вам Ника, который все-все объяснит. Мне нужно бежать на дежурство — эту неделю я в мужской хирургии, а там работы хватает. Мужчины же, как дети, верно?

С этими словами она сделала пируэт и вихрем вылетела из палаты, на прощание послав Энн воздушный поцелуй. После ухода сестры Ник наконец отделился от дверного косяка, к которому будто прирос на все то время, пока Морин щебетала с Энн, и расслабленной походкой приблизился к кровати. По дороге он подхватил стул и уселся на свой манер — задом наперед.

— Убедила? — сухо спросил он.

— В чем? — делая невинные глаза, спросила Энн, желая выиграть время.

— В том, что комната действительно пустует, а вы — желанный гость в нашем доме, — просто ответил Ник.

Со времени полуденного визита Ник переоделся. Теперь на нем были свободные серые брюки и черная рубашка, которая еще больше подчеркивала ширину его плеч.

— Я почти все время на работе, как и положено ветеринару, — добавил он. — А Морин, когда у нее нет дежурств, или на свидании с женихом, или спит мертвым сном. У вас будет свой ключ, и вы нас не стесните.

— А ваши родители? Они не будут против постороннего человека в доме? — смущенно спросила Энн, ощущая исходившую от мужчины силу, природа которой не поддавалась разумению, но властно подчиняла девушку себе.

— Родители уже два года, как переехали, — ответил Ник. — Моя мать выросла в лесистом месте, а отец в последнее время страдал от прогрессирующего артрита, поэтому врач посоветовал ему перебраться в места с более умеренным климатом. Здесь, как вы знаете, зимы суровые и холодные.

— Ему помог переезд? — осторожно спросила Энн, когда он замолчал.

— В целом, да. — Губы его растянулись в улыбке, и при виде того, как мужественное лицо Ника вдруг на мгновение смягчилось, сердце Энн почти перестало биться. — Он все еще крепок, несмотря на возраст. Половину времени доводит мать до белого каления, хотя они очень дружны и трогательно заботятся друг о друге.

— Вот как? — Его слова вызвали грустные ассоциации, и Энн поспешила переменить тему: — Так вы с Морин живете в старом фамильном доме?

— Нет, мы вынуждены были продать его, чтобы купить для стариков коттедж на юге. Но как раз в это время ушел на пенсию и покинул здешние места прежний ветеринар. Я уже имел практику в Слоу, поэтому мы с Морин подумали, что будет логично купить его дом и поселиться там вдвоем. У сестры была в разгаре учеба, а кроме того, она как раз решила, что лучше Грега ей никого в жизни не найти, и не пожелала отсюда никуда уезжать. — Ник пожал плечами. — Домик невелик, но все же состоит из трех спален, кухни и гостиной, так что мы не чувствуем себя как сельди в бочке. Полгода назад, завершив учебу, Морин получила место в этой самой больнице. Как видите, нет смысла что-либо менять, пока они с Грегом не поженятся.

— Вы производите впечатление человека, который все решает за всех.

Слова вырвались сами собой: его самонадеянность и холодное самообладание раздражали Энн. Брошенная реплика выдала ее тайные мысли, потому что лицо Ника словно окаменело, когда он произнес:

— Это плохо?

— Я ничего такого не говорила.

— Но подумали. — Взгляд его стал мрачен. — Я ведь вам не нравлюсь, Энн, правда? — Он задал вопрос обманчиво мягким тоном, и Энн мгновенно залилась краской стыда.

— Я…

Никогда еще она не чувствовала себя столь глупо. Ник Хартли помог, когда ей было плохо, повел себя, как благородный рыцарь в сверкающих доспехах! А теперь предлагает еще и кров… Мысль о том, как ее поведение выглядит со стороны, привела Энн в ужас.

Но он был прав… в некотором роде прав. Не то чтобы он ей не нравился. Скорее, это было что-то другое: он выводил ее из равновесия, нарушал ее душевный покой. Такой определенный, уверенный, зрелый — словом, воплощение настоящего мужчины.

— Вы же меня совсем не знаете, — тихо произнес Ник, вставая со стула. — И мне почему-то кажется, что вы просто не хотите избавиться от предубеждения. Может, все-таки примете наше предложение — поживете у нас несколько дней, пока не найдете что-то получше?

Слова его были убедительны и разумны, и Энн при всем желании не могла отыскать ни одной зацепки, чтобы отказаться. Кроме того, он все повернул таким образом, что отказ прозвучал бы выражением крайней невоспитанности. Однако ей не хотелось связывать себя — пусть даже тончайшей ниточкой — с Ником Хартли. Поэтому Энн с несказанным изумлением услышала, как голос, удивительно похожий на ее собственный, произнес: