Короткое досье, всего несколько строк, и диагноз - как приговор. При встрече Кай даже не подумал бы, что мальчишка - пациент, если бы не знал точно, что посторонний человек в здании оказаться не мог. Да и повязка на плече с выбитым на ней номером палаты была словно клеймо: психически больной. Короткий номер, кстати, прочно впечатался в память, словно кто-то выжег его изнутри. 14-В. Второй этаж, левое крыло, обшарпанная темно-коричневая дверь в самом конце коридора. Кай мысленно прошел этот путь и оказался в типичной палате: старая и до жути скрипучая узкая кровать с крепкими кожаными ремнями, жесткое казенное белье, застиранное до грязно-серого цвета, небольшая тумба около кровати, крошечное решетчатое окно и - неотъемлемый атрибут психиатрической лечебницы - белые мягкие стены. Совершенно неподходящее место для этого ребенка с такой светлой и открытой улыбкой.

  Кай тяжело вздохнул, закрыл тонкую папку и небрежно запихнул ее на место. Хейлель даже не его пациент. Не о чем беспокоиться.

  ________________

  * Диссоциативные расстройства представляют собой группу психического типа расстройств с характерными изменениями либо нарушениями в определенных свойственных человеку психических функциях. К таковым в частности относится сознание, личностная идентичность, память и осознание фактора непрерывности собственной идентичности. Как правило, все эти функции являются интегрированными составляющими психики, однако при диссоциации происходит отделение от потока сознания некоторых из них, после чего, в определенной мере, они обретают независимость. В этом случае возможна утрата личностной идентичности, а также возникновение нового ее вида. Кроме того, для сознания в этот момент могут перестать быть доступными некоторые из воспоминаний.

  2.

  Кай не видел мальчишку несколько дней - тот был на "усиленной терапии"". Что это означало, Кай, к сожалению, знал: Хейлелю стало хуже, и теперь его без конца пичкают таблетками, потчуют болезненными уколами, а то и до электричества дело дошло. Стоило представить, какие муки приходится выносить этому ребёнку, как самого чуть ли не наизнанку выворачивало. В груди предательски жгла обида за этого мальчика, не давая забыть симпатичное, почти детское лицо с очень светлыми глазами. Не из-за чего беспокоиться, да?

  - Так и знал, что ты здесь, - голос Хейлеля был весёлым, хотя и немного неуверенным.

  Кай вздрогнул, но не повернул головы. Он был уверен, что рано или поздно мальчишка объявится. И сейчас молчал, спиной чувствуя пристальный взгляд, вслушиваясь в тихие осторожные шаги, и думал, что фраза прозвучала так беспечно и просто, словно ребёнок пришёл на встречу со старым другом. Лель шёл медленно - то ли оттягивая момент встречи, то ли просто не было сил. Кай больше склонялся ко второму варианту: всё-таки мальчик был не на отдыхе.

  Так и есть: лицо бледное, осунувшееся, под глазами синяки, губы искусаны, и сам похудел до такой степени, что футболка болтается, как на вешалке. И это меньше чем за неделю. Что же дальше будет?

  - Сильно плохо? - вопрос вырвался прежде, чем Кай успел додумать до конца.

  - Нормально, - мальчик улыбнулся, пытаясь отвернуть лицо, освободиться из цепких пальцев, крепко схвативших его за подбородок.

  - Оно и видно, - Кай хмыкнул. - Пациентов с таким на диво цветущим видом я давно не встречал.

  Хейлель смутился.

  - Ну, может, и не очень хорошо... - лицо его погрустнело. - Откровенно говоря, вообще паршиво. Эти их таблетки, знаешь... гадость ужаснейшая, после них чувствуешь себя так, словно через мясорубку пропустили. Трижды.

  - Но ведь так нужно.

  - Ага, они тоже так говорят. Как будто это поможет, - мальчишка недовольно поморщился.

  - Так ты думаешь, врачи не правы?

  - Я не псих. Мне не нужно лечение.

  "А мальчик-то с характером", почти с восхищением подумал Кай. Впрочем, редко когда встретишь пациента, который будет согласен с диагнозом. Да что там редко - почти никогда. Вот и этот туда же - насколько же категоричен! Тяжело с такими, они не понимают, что им пытаются помочь. Хотя... Кай считал, что методы, которые используются в этой захудалой больничке, далеки от желания по-настоящему помочь. Иногда это вообще больше похоже на желание помучить, избавить человека не от проблемы, а от собственного "Я", превратив в бессознательный "овощ" - так ведь проще, чем действительно попытаться вытащить кого-то из ямы безумия, в которой зачастую и дна-то не видно. Стыдно признать, но Каю иной раз и самому не хотелось возиться, взваливать на себя ответственность за абсолютно чужого ему человека. Он понимал, что, наверное, ошибся в своё время, подавшись в психиатрию: если несколько лет назад в восторженном подростке было полно человеколюбия и готовности помогать, то теперь от этого остались лишь растоптанные мечты, сухая и горькая пыль которых порой забивала лёгкие, не давая сделать вдох. Тогда приходилось много курить, сигаретным дымом изгоняя из груди осколки разбившихся надежд. Лечить горечь горечью. Даже самому смешно. Но иногда по-другому просто не получалось.

  - Почему ты сюда приходишь? - Кай уже успел забыть о мальчишке, а тот сидел рядом, почти касаясь плечом плеча и, чуть наклонив голову, пристально смотрел в глаза, ожидая ответа.

  - А ты? В прошлый раз ты был с альбомом - рисовать любишь, верно? А сегодня?

  - Тебя искал, - бесхитростно ответил Лель, не отводя взгляда.

  - Неужели? - Кай недоверчиво приподнял бровь.

  - Правда. Тогда... ты единственный, кто не испугался, - тихо произнес мальчик, глядя теперь куда угодно, только не на Кая. Кажется, это признание далось ему с трудом.

  - А нужно было?

  - Они все, - Хейлель неопределённо махнул рукой, - боятся. Голоса вроде ласковые, едва ли не сюсюкают, а в глазах - страх. Я так и вижу, как в их черепушках бьётся мысль: "Убийца". Как будто мне этого хотелось!

  Мальчишка уставился в пол, но Кай успел заметить блеснувшие слёзы. Странно. Действительно, он ведь читал полицейские отчёты. И почему забыл? Просто не верилось, что этот ребёнок мог убить человека. Лучшую подругу, вроде так писали в газетах? Сейчас не верилось особенно. Кай не боялся, скорее, жалел Леля. Болезнь не появляется из ниоткуда, это он знал точно. Так что винить мальчишку было, по сути, не в чем. И Кай сделал то, чего не делал уже давно - протянул руку и слегка приобнял его, притянув к себе. Хейлель помедлил, но всё же уткнулся лицом в подставленное плечо. Он тихо всхлипывал, а Кай отстранённо думал, что совершенно не умеет утешать и понятия не имеет, что в таких случаях принято говорить, да и стоит ли что-то говорить вообще. Поэтому он просто продолжал прижимать дрожащего мальчишку к себе, чувствуя, как постепенно намокает ткань рубашки, но не испытывая к чужой слабости ни малейшего отвращения или презрения. Скажи ему кто раньше, что он будет играть роль жилетки, Кай бы только посмеялся. Он сторонился людей, и подобное казалось в принципе невозможным. И вот сейчас он смирно сидит и успокаивающе гладит ребёнка по спине.

  - Кажется, ты плохо на меня влияешь, - вполголоса сказал он, не надеясь даже, что его услышат.

  Услышали. Мальчишка встрепенулся и отстранился, ладонью вытирая отчаянно-красные щёки.

  - Извини.

  - Пойдём, - Кай мгновение подумал, что-то решая для себя, и резко поднялся, протянул руку, которую Лель нерешительно принял.

  Кай вёл его старыми пустынными коридорами. Место, которое он хотел показать, было для него столь же дорогим, что и часовня, ставшая местом обеих их встреч. Теперь же хотелось несколько расширить границы этих странных отношений, установившихся между ними с первой же фразы. Откуда возникло это желание, Кай сказать не мог - сам не разобрался. Одно было ясно - отвернуться от мальчишки уже не получится. Да и не хочется, если честно. Заинтересовался, был очарован или просто увяз в чужой искренности - какая, в сущности, разница? Кай никогда бы не подумал, что так бывает... Хотя нет, было же однажды. Не так давно, если разобраться, но воспоминания были болезненными, вопреки общему светлому их настроению. Просто закончилось всё в тот раз плохо.