В мозгу Луция метеором сверкнула мысль: "А где же Пузанский? Может, и его таким же манером выкинули из купе вместе с братом".

—Эй! — застучал он усиленно. — Отдайте хоть полотенце...

Дверь чуть приотворилась, и обнаженная рука выкинула вагонное узенькое полотенце, после чего исчезла.

Пошатываясь, отправился Луций в тамбур и столкнулся со вчерашним китайцем. Юноша обошел его с каменной физиономией, не желая отвлекаться на привидение, и вошел в туалет. Вышел он освежившимся. Муть из башки ушла и хорошо думалось об опохмелке.

Вежливый китаец тем не менее ждал его в коридоре и тотчас подошел к юноше.

—Мальчик, — сказал он, — мальчик не пьет ханку, мальчик девочек не хочет. Очень хороший мальчик. Возьмешь. А то мальчик скучно. Айда, забирай.

Он, улыбаясь так, как умеют это делать только с детства приученные к лицемерию китайцы, подвел юношу к двери чужого купе и раскрыл ее.

2. КИТАЙЦЫ

В клубах дыма посреди купе восседал на столике Пузанский, полуобняв за плечи Василия. Слева и справа от них замерли шестеро китайцев, а если точнее сказать, китаянок в одинаковой длины синих шелковых платьях. Каждая в руках держала маленькую рюмочку с водкой, а Пузанский командовал.

—На третий счет, не пролив ни капли, поднести ко рту и выпить. Ать, два, три...и в дамки.

Китаянки согласно щелкнули челюстями и, не поморщившись, снова неподвижными глазами уставились на педагога. Тот из-за спины достал початую примерно на треть бутылку и стал разливать, стараясь не попасть китаянкам на колени. Учитель был строг и абсолютно пьян.

—Вот мальчик бедный, — сказал, входя за Луцием, китаец, — не пьет, девочек не... — и он повторил точь в точь сказанное с теми же самыми грамматическими ошибками.

Василий, увидев брата, с жалобным писком попытался встать, но тяжелая рука педагога его не пускала.

—Ать, два, три... и в дамки! — снова проревел учитель, и уже семеро рук послушно поднялись ко ртам и щелкнули семеро пар зубов.

А китаянки-то прехорошенькие", — подумал Луций.

Пузанский повернул к нему красное, залитое потом лицо с оттопыренными мокрыми усами и скомандовал:

—Штрафную! Луций не успел опомниться, как в руках у него очутился граненый стакан, доверху наполненный белой едкой влагой.

—Это большая человек, — почтительно сказал за его спиной китаец в штанах и панаме, который привел Луция. — Он нам Петербург обещал еще помочь, ты его слушайся.

Китаец вежливо, но твердо стал поднимать ко рту левую руку Луция с зажатым в ней стаканом. Чтобы не пролить содержимое на себя, пришлось влить водку вовнутрь. Как во сне Луций сел, протиснувшись между стенкой и юной китаянкой с лентой в волосах. Китаец встал над ним и возбужденно заговорил:

—Я купец из Китая. Это мои дети. Я их всех привез Россия. Я хочу купить маленький универмаг. Хочу получать деньги. Рубли хочу. В Москве уже открыл китайский торговый дом. Вор меня сжигал. Москва — плохой город для торговля. Все равно что Пекин. Пекин — социалистическая идея. Москва — монархическая идея. Все равно торговать не дают. Я хочу в Петербург. Там у них капиталистическая идея. Там китайца будет шить наша материя, готовить обед китайская продукта. Он сказал, может нам получить домик. Маленький домик для китайский товар. Десять этажей. Это очень хороший человека, но пьяный.

Луций решительно встал, отлепил от себя чьи-то тянущие вниз руки и подошел к педагогу.

—Все, — сказал он решительно. — Нам пора спать. Помогите-ка поднять тело.

Китайцы поняли его с полуслова. Враз они встали по бокам Пузанского и, не обращая внимания на его приказания и угрозы лишить всего и выслать в Бомбей, вынесли страдальца из купе. Хрупкие китаянки продемонстрировали богатый опыт общения с грузными телами, потому что их суммарный вес едва ли превышал вес педагога, но согласованные действия и видимый навык позволили в одно мгновение подтащить Пузанского к двери нужного купе. Только тут Луций вспомнил о забавляющейся за дверью парочке и приуныл, прикинув, как будет поднимать педагога в одиночку. Но дверь на удивление легко поддалась, само купе оказалось пустым. Наверно, мужчина с блинообразным лицом себя переоценил и хватило ему каких-нибудь десяти минут.

"Что же это получается, — подумал юноша, когда педагог, да и слабо сопротивляющийся Василий были доставлены вовнутрь и положены на койки. — То я пьян, как сапожник, то начальник. Какие же это мы в Петербург приедем. Да и когда?"

Как бы в ответ на его размышления поезд дернулся и затих. Луций выглянул в окно. На этот раз перед ними лежала в низине деревня. Какие-то бабки с корзинками забегали вдоль путей, послышался лай собак и мужские командные голоса. Луций вышел из купе, жестом удержав брата на полке, и тщательно закрыл за собой дверь. Педагог при его движениях глаз не разомкнул.

С удивлением и радостью Луций увидел, что охраны у вагона прибавилось. Человек десять солдат стояло в очередь за домашним кваском, который жбанами продавал дед в не по-летнему пушистом треухе. Рядом торговали картошкой, молодыми зелеными яблоками и кислой капустой. Луций накупил всего, что видел глаз, отнес в купе и сгрузил на стол. Потом, захватив с собой маящегося бездельем брата, вновь спустился на землю. Он заметил две знакомые мощные фигуры, которые, раздвигая толпу перед собой, как воду бреднем, подошли к бабусе, торговавшей вяленой рыбкой, и купили у нее весь мешок. Очередь заволновалась, раздались даже весьма бранные слова, но лица бойцов были по-прежнему невозмутимы. Один из них подошел к понурому толстомордому старшине и сказал веско:

—Слышь, старшой, поезд без нас не пускай. Мы вон на том пригорке станем пиво пить, — и сунул старшине пару крупных мясистых воблин.

Кроме военных, мимо Луция шныряли вездесущие китаянки. Двое грузин в спортивных костюмах медленно понесли свои животы, появился блинолицый мужик со своей подругой, но скоренько слинял в кусты. Братья выбрали по крупной картофелине и расположились у кустов на солнцепеке, наблюдая за вагоном, не удрал бы.

—Послушай, — спросил Василий. — Откуда здесь весь этот народ, если других вагонов, кроме нашего, нету, а есть распоряжение никого не подсаживать.

—Самозарождение, — сказал Луций таинственно. — Прямо из воздуха гигнулись. И в наш вагон.

—А солдаты?

—Да вон дрезина стоит позади вагона, на ней прикатили.

И братья задумались. Луций — о том, какое значение придают в Москве встрече Пузанского с петербургскими властями, если дали ему такое мощное сопровождение. А Василий думал о своих родителях, надежду на встречу с которыми так неосторожно заронил в нем Никодим.

И только он о Никодиме подумал, как возле дрезины возник человек, как две капли воды на него похожий. Только одет он был почему-то в солдатский мундир, защитного цвета брюки и сапоги. Человек впрыгнул на дрезину и стал ковыряться в моторе.

"Наверно, я ошибся", — подумал Василий и решил ничего не говорить брату. Но тем не менее он не мог оторвать взгляда от человека на дрезине.

—Опять, наверно, весь день простоим, — сказал Луций. — Вон и машинист куда-то уперся. Ну что, брат, мы с тобой и не поговорили толком. Расскажи, как успехи, какие там у вас течения религиозные произрастают, не бьют ли учителя.

—Нет, не бьют, — сказал Василий, ухватив, естественно, последнюю фразу. — Друзья у меня там есть, очень умные, умнее всех у нас. Мы с ними хотели в Крым удрать, да валюты так и не собрали.

—Какая же сейчас там валюта ходит? Тугрики или динары? Чей он, Крым?

—Я последний месяц все статьи про Крым читал, — объявил Василий с гордостью. — Крым теперь федерация из четырех независимых республик: Татарской, Русской, Украинской и Греческой. И между ними все время идет борьба за пересмотр границ. Только вот все Черноморское побережье находится в общем владении и войны там нет. Коны... Конвенцию они заключили, чтобы туристов не спугивать.