— Я представляю себе, как нелегко было вам обеим. Тебе — сказать ей правду. А ей… Она ведь из другого поколения и прожила всю жизнь в маленьком городке со старомодными взглядами. Я думаю, ей было тяжело слышать это.

— Это мягко сказано, — ответила Клара. — На самом деле, когда я закончила свою маленькую речь, мама просто закрыла глаза и повернулась лицом к стене. Она больше не разговаривала со мной, хотя и нашла в себе силы сказать персоналу больницы, чтобы меня больше не впускали в ее палату ни при каких обстоятельствах. В следующий раз я увидела ее уже во время похорон. Папа посмотрел на меня так, как будто я представляла из себя нечто отвратительное; брат отвел меня в сторону и двадцать минут кричал на меня: как я могла в такой момент говорить о своей извращенной сексуальности! Неужели я так испорчена, что даже не могла дать своей матери спокойно умереть… А моя невестка заявила, что я окажу большую любезность всей семье и штату Вайоминг, если никогда больше не вернусь сюда. После этого никто из них не разговаривал со мной.

Ида обняла Клару за плечи.

— Моя бедная Клара. Почему ты не рассказала мне? Я знала, что ты тяжело переживала смерть мамы, но и представить не могла, что это было так ужасно!

— О некоторых вещах очень больно говорить, — сказала Клара. Она достала платок и высморкалась. — Будь все проклято. Я не знаю, о ком я сейчас плачу. О тебе, о себе или о маме. Или, может быть, даже о Поле, этом паршивце.

— Может быть, о своем отце или о брате… — тихо предположила Ида. — Подумай, сколько они потеряли, выкинув тебя из своей жизни.

Клара хмыкнула.

— Я уверена, что они так не думают, но все равно, спасибо, малыш. Ты хороший друг. Если я выпью еще водки, можно, я пристроюсь сегодня у тебя на диване?

— Конечно, Клара. Располагайся. Давай, а налью тебе. — Ида наполнила стакан. — Наслаждайся, детка, потому что это последний стакан. Если только мы не примемся за рождественский бренди.

— Трех стаканов должно хватить для умеренного похмелья. Твое здоровье. — Минуту или две она сидела молча, понемногу отхлебывая из стакана, затем вздохнула. — Ты чертовски понятливая, Ида. Тебе, наверное, интересно, почему я вдруг нарушила молчание и рассказала тебе эту сентиментальную историю о смерти моей матери?

Ида пристроилась на другом конце дивана.

— Ну и почему?

— Потому что она непосредственно связана с тобой и с твоей охотой на Алана Хорна…

Ида ожидала услышать все что угодно, но не это. Она в замешательстве встряхнула головой.

— Прости, я не поняла. При чем здесь Алан?

Клара уставилась на дно стакана.

— Горький опыт с моей мамой заставил меня понять, что люди имеют право на тайну. Пока общество отказывается принимать гомосексуальное поведение, те, кто является геями, должны иметь возможность держать это в секрете, если, конечно, хотят. Признание не всегда облегчает душу. Мне кажется, ты должна сочувствовать такой точке зрения.

— Да, конечно, до определенной степени. Если тайна не касается чего-то незаконного или опасного.

— Все тайны опасны, — категорично заявила Клара. — Разве ты этого еще не поняла? Если ты признаешься перед шестьюдесятью миллионами телезрителей, что спала с гориллой, это никого не возмутит. Но если ты стыдишься того факта, что в шестом классе списала на контрольной, и держишь это в секрете, весь мир будет осуждать тебя, когда факты вскроются.

— Наверное, так, — мягко согласилась Ида. Она ничего не могла понять, но так усиленно старалась, что совершенно не соотносила слова Клары со своим собственным поведением и с тайнами, которые она скрывала с упрямой решительностью. — Клара, ты что-то тянешь. Какое это имеет отношение к Алану Хорну?

Клара резким движением поставила стакан, так что водка и лед перехлестнули через край.

— Проверь его армейские архивы, — сказала она резко.

— Армейские архивы? — повторила Ида. — Зачем? Клара, он получил «Пурпурное Сердце», он был с почетом демобилизован! Там ничего нет. Миллион репортеров наверняка уже проверили их.

— Посмотри еще раз, — сказала Клара. — Сравни досье Алана и материалы военного суда по делу лейтенанта Джордана Эдгара третьего. Почитай между строк и расскажи о своих выводах.

Внутри у Иды шевельнулось какое-то неясное предчувствие и беспричинный, казалось бы, страх.

— Ты хочешь сказать, что в судебном деле этого лейтенанта есть нечто, что может расстроить избирательную кампанию Алана?

— Я в этом уверена, — сказала Клара. — Я могу тебе это гарантировать, детка.

11

Тед закрыл дверь и отключил телефон, чтобы навести хоть какой-то порядок на своем рабочем столе в конце этого слишком длинного дня. И как раз в этот момент в кабинет заглянул Уолтер.

— У тебя найдется пять минут? — спросил он. — Я хотел бы рассказать о моей поездке в Лондон.

— Конечно. Входи. Я весь день собирался связаться с тобой, но тут была такая запарка… — С легким внутренним вздохом Тед расчистил место на столе и повернул голову к экрану компьютера. — Ну, как поездка? — спросил он, щелкнув пару раз кнопкой мыши, чтобы вызвать на экран файл по проекту Канари Уорф. — Расскажи, что тебе удалось сделать.

Уолтер ухмыльнулся, поддел ногой стул и пододвинул его к столу.

— Я думаю, тебя не интересуют девочки, которых я приводил в номер отеля, или описание ночи в одном из самых шикарных лондонских игорных клубов, когда я потерял сотню тысяч за один бросок кубика.

— Извини, нет времени. — Тед улыбнулся в ответ. — Лучшее расскажи скучные подробности о том, как нам прекратить утечку денег из Канари Уорф.

Уолтер наклонился вперед, мгновенно приняв деловой вид.

— Я прилетел в Хитроу в понедельник рано утром и поехал прямо в наши лондонские офисы. Я переговорил там с нашими людьми, пытаясь понять их взгляд на эту проблему. Затем во вторник я поехал на Канари Уорф, чтобы осмотреть нашу собственность. Кстати, туда довольно трудно добираться общественным транспортом, еще труднее, чем мы думали. Три следующих дня я провел, обсуждая с утра различные варианты с Джеральдом Хьюзом, который занимается вопросами арендной платы, а после обеда работал с менеджером, осуществляющим повседневное руководство. Это женщина, Мэгги Митчелл.

Тед взглянул на экран компьютера.

— Мы пользуемся услугами фирмы «Бивис энд Мэй», — сказал он. — Это одна из самых больших компаний по управлению собственностью в Европе, и здесь говорится, что у Джеральда Хьюза двадцатилетний опыт в управлении недвижимостью.

— Да, а мое профессиональное мнение — что Джеральд и его компания ни на что не годны. По крайней мере, для наших целей.

Тед поднял бровь.

— Есть конкретные соображения почему?

Уолтер кратко назвал несколько причин, по которым, по его мнению, существующее управление было неэффективно.

— Но самое главное — они чересчур консервативны, — добавил он в заключение. — В ответ на любое мое предложение Джеральд или Мэгги сочувственно смотрели на меня и говорили: «Очень жаль, мистер Хорн, но это невозможно. Вы не понимаете особенностей лондонского рынка недвижимости. Мы не можем вести здесь дела так, как вы в Америке». — Уолтер недовольно встряхнул головой. — Они все ужасно самодовольные. Если бы они достигли выдающихся результатов, я бы мог понять, что они не желают, чтобы дерзкий мальчишка из колледжа давал им советы. Но учитывая, что они управляют нашей собственностью с крайне низкой эффективностью, им следовало бы приветствовать разумные предложения.

— Согласен, — решительно сказал Тед. — Мы не можем работать с людьми, которые не прислушиваются к нашим идеям и отвергают их только потому, что они — новые. Ты проверил наш контракт с ними? — Тед нажал несколько клавиш на компьютере. — В моей базе данных нет текста этого соглашения, но я полагаю, там записано несколько подобающих положений?

— Железно. Мы можем уволить их без проблем. Наши юристы нас не подвели. Они у нас сгорят синим пламенем. Я могу начать это дело?