Гектор все еще продолжал мучительно раздумывать над дилеммой, когда его новенький «даймлер» столкнулся однажды с молочным фургоном. Это столкновение окончилось для него переломом правой ноги в двух местах. Отныне он мог передвигаться только с помощью костыля. Было очевидно, что теперь активная деятельность, в том числе личный контроль за строительством, стала для него невозможна, и проблема выбора нового руководителя для «Хорн Констракшн» приобрела небывалую остроту.
Но наконец на горизонте забрезжила счастливая развязка — Джейми, отец единственного сына, предложил брату выкупить его долю в строительной компании за миллион долларов наличными. Предложение было скромным, но Гектор принял его с большим облегчением. Стюарт, сын Джейми, был превосходной кандидатурой на роль главы семейного предприятия.
Передав хлопотное дело управления новому директору, Гектор удалился на свой прекрасный земельный участок, расположенный к западу от Кливленда, и воздвиг там дом с фасадом из шотландского гранита, а каждую комнату украсил люстрой, созданной руками умельцев из «Хорн Кристал».
Стюарт не унаследовал ни художественный талант отца, ни дядино мастерство строителя, но зато он обладал немалым деловым чутьем и имел врожденную способность безошибочно угадывать тенденции мира финансов. В 1927 году, достигнув зрелого тридцатидвухлетнего возраста, он пренебрег советами помощников и изъял фонды предприятий с биржи. Предчувствуя надвигающийся кризис, он начал скупать земли, а также золото, драгоценности, картины старых мастеров и буквально любые осязаемые ценности, которые сограждане, охваченные стремлением получить достаточно наличных для вложения в биржевые операции, желали поскорее продать.
В Черный понедельник 1929 года, когда на Нью-Йоркской бирже за несколько сумасшедших часов доллар упал на шестьдесят пунктов, Стюарт понял, что стал одним из богатейших людей Америки. Пока Стюарт стоял у руля, «Хорн Индастриз» оставалось процветающим предприятием в течение всего печального периода Депрессии, в неразберихе второй мировой войны, во времена безумной экспансии деловых пятидесятых. Он так и умер за рабочим столом, держа в руке телефонную трубку.
В 1972 году его единственный сын Алан, внук Джейми, унаследовал право руководить семейной корпорацией и распоряжаться семейным состоянием. Компания «Хорн Кристал» мало интересовала Алана. Это было запутанное и достаточно устаревшее производство, а путей к его быстрому обновлению он не видел. Всю свою энергию Алан посвятил строительной отрасли семейного бизнеса.
Он преобразовал «Хорн Констракшн» и наконец превратил это и раньше преуспевающее предприятие в одну из ведущих мировых компаний в области международного развития недвижимости. А «Хорн Кристал» пребывал в запустении. Но даже несмотря на такое пренебрежение, понадобилось все же несколько лет, прежде чем компания оказалась на грани банкротства. Репутация фирмы оставалась высокой, сотрудники — преданными делу, и даже равнодушие главы компании не могло бесповоротно снизить уровень дохода.
Однако десять лет фактического отсутствия управления не могли не сказаться на делах компании. И первым серьезным решением Теда Паркера на посту исполнительного директора «Хорн Индастриз» было отделаться от «Хорн Кристал».
Именно вопрос о предполагаемой продаже «Хорн Кристал» обсуждали за десертом Уолтер и Ида.
— Что ты думаешь о решении Теда продать такую существенную часть хорновского наследства? — спросила Ида.
Уолтер пожал плечами.
— По-моему, это правильное решение. Конечно, существует множество причин, по которым стоит сохранить «Хорн Кристал», но все они или личного, или сентиментального свойства. А в современном деловом мире нет места сантиментам.
У Иды не было желания спорить с Уолтером. Но ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться искушению немедленно изложить причины, по которым продажа «Хорн Кристал» оказывалась скверной затеей. Уолтер, очевидно, унаследовал от Алана полное равнодушие к этому предприятию. Его знания о производстве ламп и люстр были очень поверхностны, а к утонченному миру уникальных декоративных изделий из стекла он вообще не испытывал никаких чувств. Если он и понимал разницу между выдуванием, прессованием и отливкой, то не показывал виду.
Ида сомневалась, подходил ли он когда-нибудь к стеклоплавильной печи, наблюдал ли стеклодува за работой. Как она ни жаждала представить себе внутренний вид стекольной фабрики Хорнов, но понимала, что бесполезно расспрашивать о подробностях человека, который вовсе с ними не знаком. Пришлось преодолеть желание зондировать его и дальше в этом направлении и перевести разговор на другую Тему.
— А как тебе нравится работать с Тедом Паркером?
— Он весьма строгий начальник. Но голова у него на месте, и он всегда готов выслушать противоположное мнение. — Уолтер сморщил нос в горестной гримасе. — Естественно, это не значит, что он готов выслушивать именно мое мнение. Может, я и председательский сынок, но, с точки зрения Теда, я недалеко ушел от мальчика на побегушках.
— Тебя это расстраивает?
— Не очень. — Уолтер зачерпнул ложкой сливочную пену со своего каппучино. — К тому времени, когда пять лет назад Тед пришел к нам, мы уже начали терять ориентацию. Отец приступил к строительству объектов в разных частях земного шара, но тут его захватила политическая лихорадка, а проще говоря, он перестал уделять достаточно времени «лавочке». Но пришел Тед и «спас нашу колбасу», и теперь мы его должники. Лично для меня очень полезно даже просто наблюдать за его работой или слушать его соображения.
Несмотря на кажущиеся похвалы в адрес Теда, Ида уловила в словах Уолтера некоторую сдержанность. Но она не могла понять, вызвано ли это нежеланием откровенничать с женщиной, которая может оказаться самозванкой, или за его словами скрывалось искреннее сомнение в способностях Теда Паркера.
Но Уолтер не дал ей возможности разобраться в этом. Проявив немалую светскую ловкость, редкую для молодого человека, которому только недавно сравнялось двадцать три года, Уолтер перевел разговор на более легкие темы. Он, как и Ида, по-видимому, был озабочен тем, чтобы направить застольную беседу подальше от опасных подводных камней.
Да, рифов и мелей, среди которых им приходится лавировать, более чем достаточно, невесело подумала Ида, ожидая под навесом, пока Уолтер выводил со стоянки свой «БМВ» с откидным верхом. Но все же ужин вполне удался, были сделаны первые осторожные шаги к дружбе. Она была рада этому. Очень рада.
— Наконец-то стало прохладнее, — заметил Уолтер, когда они выехали на автостраду и взяли курс на север, к дому. — Можно убрать верх или лучше включить кондиционер?
— С опущенным верхом будет чудесно.
Уолтер притормозил у обочины, подергал за рычаги, нажал кнопку, и с легким электронным шипением крыша автомобиля сдвинулась и аккуратно сложилась.
— В перчаточном отделении должен лежать шарф, можно повязать голову, — сказал он громко, чтобы было слышно в уличном шуме.
— Спасибо. С моей прической это не обязательно.
Когда они снова влились в транспортный поток, ночной ветерок, свежий и прохладный, овеял лицо Иды. Ее ноздри щекотал аромат жасмина, смешанный с запахом выхлопных газов и жаром, шедшим от раскаленного асфальта. Она неожиданно громко засмеялась от радости, заново открывая для себя давно забытые удовольствия.
— Ты что? — спросил Уолтер. — Почему смеешься?
— Просто потому, что мне сейчас очень хорошо. Я не ездила так с тех пор, как Джош Тейлор увел «крайслер» своего отца тоже с откидным верхом и повез меня в… — Она остановилась как раз вовремя. — Повез меня в город. Тогда мы были в десятом классе. Мы никуда не пошли, а просто покружили по улицам, в полном убеждении, что мы абсолютно взрослые, самостоятельные люди. И домой вернулись только в два часа утра.
— Готов спорить, что, вернувшись, ты уже не чувствовала себя такой самостоятельной. У родителей есть досадная привычка быстро ставить подростка на место.