— Ага, теперь, значит, пропорционально. Если ты собираешься говнить мне жизнь из расчета на все свои годы, чувак, то это будет сильно круто. И нечестно. Ты не можешь то выдавать совершенно непропорциональный ответ, то вдруг требовать услуги за услугу.

— Я могу делать все, что захочу.

— Да что за идиотизм? — взрываюсь я. — Это моя фраза!

Он смеется, и его лицо меняется. Внезапно он перестает казаться старым. Он выглядит счастливым. Свободным. Совсем другим. Я вижу морщинки от смеха у его глаз, морщинки, которых раньше не замечала. Я мысленно возвращаюсь назад в ту ночь, на четвертый ярус, и снова вижу его за той женщиной, он стонет, а потом смеется, и меня тошнит от воспоминаний. Не знаю, что со мной не так. Я вообще жалею, что пошла на тот дурацкий четвертый ярус! Я стою и таращусь на него.

А дверь закрывается перед моим лицом.

— Ты рано.

Я отвечаю вызывающим взглядом. Он, конечно же, думает, что я пришла рано из-за него. Это не так. Вчера в восемь в Честерсе была Мак. Я думаю, она за мной охотится. И раз уж мне нельзя опаздывать, чтобы не встретиться с ней, придется приходить раньше.

— Часы сломались. Я думала, что я вовремя.

— Ты не носишь часы.

— Вот видишь. Я знала, что у меня есть проблема. Так что пойду и найду себе часы. Вернусь завтра. Вовремя.

Украшения в бою только цепляются за все. Единственное исключение я сделала для браслета, который подарил мне Танцор, но браслет я ношу туго натянутым на руку. К тому же, когда Риодана не будет рядом, чтобы доставать меня приказами, я смогу продвинуться в нашем расследовании.

— Даже не думай.

Я падаю на стул в его кабинете, забрасываю ногу так, чтоб висела сбоку.

— Чем сегодня занимаемся, — говорю я почти как он. Вопрос не похож на вопрос.

— Ах, Дэни, если бы ты во всем следовала инструкциям, все было бы хорошо.

— Тебе стало бы скучно.

— Тебе тоже. В Дублине еще три замороженных места.

— Три! — Я сажусь прямо. — И все принадлежат тебе?

— Просто местные участки. Никак со мной не связанные.

Черт, это портит мое предположение о том, что их цель — он, и убивает надежду на то, что Честерс умрет медленной смертью.

— Потери?

— Около пятидесяти во всех трех.

— Люди или Феи?

— Люди.

— Все люди?

Он кивает.

Я протяжно присвистываю. Еще пятьдесят человек погибло. Человечество получает удар за ударом.

— Так, а тебе какое дело? Это случилось не на твоей территории. Твою собственность не повредили и не уничтожили.

— У меня другие причины желать прекращения этого.

— К примеру? Ты двигаешься также быстро, как я. Можешь перегнать что угодно. Можешь натырить еще запасов взамен тех, которые замерзли. Так в чем же дело?

— Стены между нашими реальностями были уничтожены на Хэллоуин. С тех пор многое изменилось. Человеческие законы физики больше не законы, они всего лишь приятные воспоминания. Возможно, части реальности Фей спонтанно проявляются, просачиваются в нашу реальность. Возможно, это происходит случайным образом, мгновенно и без предупреждения. Я не видел удивления на лицах своих замерзших. Сведи фрагменты картины воедино. Как тебе? Даже для тех, кто способен двигаться, как ты и я.

Я выпрямляюсь, как натянутая струна, обе мои ноги на полу, я вся внимание, и мне чертовски не нравится вывод.

— Ты хочешь сказать, что если это случится на том месте, где я стою, то я умру за долю секунды. Даже не успев осознать. Просто умру! — Я сжимаю кулаки. Я так испугана, что меня тянет подраться с кем-то прямо сейчас.

— Именно. Мгновенная смерть. Без предупреждений. Без осознания. Не знаю, как тебе, а мне это противно до охренения.

Никакой вспышки славы, никаких великих битв! Я умру совершенно бессмысленной смертью. Хуже того, я даже не пойму, что происходит. Ну и фигня же получится: всю жизнь ждать смерти и даже не понять, что она пришла! Мне кажется, Смерть — это как последний уровень в компьютерной игре. И если то, что говорит Риодан, правда, я замерзну, так его и не пройдя. Я хочу пройти последний уровень, когда до него доберусь. Я хочу испытать все на полную — даже умирание.

Я на сто десять процентов включаюсь в процесс решения этой загадки. Еще пятьдесят погибших в сочетании с вероятностью совершенно бессмысленной смерти — мощная мотивация. Тебе никогда не попасть на страницы истории, если не уйдешь громко и ярко. Я размышляю и перекраиваю соображения.

— Ну, прежде всего, люди в твоем клубе были заняты. Их пытали, их убивали, так что понятно, как они могли не заметить, что умирают неожиданным и странным образом, а во-вторых, я не могу сказать наверняка, как выглядит удивление на лицах Невидимых. Но у меня есть идея: я сейчас спущусь, убью парочку, и мы соберем эмпирические данные.

Я не собираюсь говорить ему, что утром, выйдя отсюда, уже отловила и убила десяток разных видов, чтобы проверить, как они удивляются. Лица у них работают совсем не по-человечески.

Поскольку он отказывается снисходить до ответа, я говорю:

— Еще три места? Что, если этот чертов процесс ускоряется? Скоро могут возникнуть десятки ледяных точек. Учитывая, как это происходит, каким фигом нам это остановить?

— Все, что замерзло вчера, находится в нескольких часах езды друг от друга. Два места уже взорвались.

Я вскакиваю на ноги.

— Чувак, нужно добраться до третьего, пока и оно не взлетело на воздух!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Я в медленном режиме шагаю по мосту Хафпенни.

На последней ледяной выставке мы не заметили ничего нового. И, как другие, то место взорвалось вскоре после нашего приезда. Я стоп-кадрировала оттуда сквозь шрапнель телесного цвета, притворяясь, что это вовсе не осколки пальцев и лиц тех, кого я не смогла спасти.

Новые замороженные места на первый взгляд тоже не имеют между собой ничего общего. Два подвальных паба, из тех, что раньше были разбросаны по всему городу, и фитнесс-центр, где три человека замерзли во время занятий йогой — так и застыли над хрустальными чашами. Странно, правда? Люди занимаются йогой даже в такие времена!

Итак, к этому моменту я видела подземный клуб в Честерсе, склад на окраине города, два крошечных паба в самом городе и фитнесс-центр. Люди, Невидимые, Королевские стражи встречались в одних местах и не встречались в других, так что происходящее не нацелено на определенную личность вроде Риодана и вообще определенную группу жертв. С каждым новым местом все это больше похоже на случайность, спонтанность.

Я волочу ноги, чего обычно не делаю, — я напряженно думаю, а когда я глубоко задумываюсь в скоростном режиме, то много на что натыкаюсь. Синяки уже блекнут, и иногда я стараюсь хоть денек походить с кожей нормального телесного цвета. Я слишком на взводе, чтобы спать. Иногда такое случается, и ничего с этим не поделаешь, остается только выработаться в ноль. Нужно что-то делать, иначе я просто сведу себя с ума.

Я нахожу Танцора в его любимом угловом пентхаусе на южном берегу реки Лиффи. Две внешние стены полностью стеклянные, от пола до потолка, и выходят на улицы. Когда я туда добираюсь, он лежит на спине, сняв рубашку и растянувшись на ковре, и греется на солнышке. Глаза у него закрыты, очки лежат на полу рядом.

Танцор однажды превратится в крупного парня, если наберет вес. В последний раз, когда мы мерили друг друга, он был на четырнадцать дюймов выше меня, тощий и жилистый. Он забывает поесть. У него темные, слегка волнистые волосы, которые он не стрижет, пока они не начинают мешать, а потом просит меня их подрезать. Они мягкие. Мне нравится, когда они длиной ему до подбородка, как сейчас, и убраны с его лица. Когда Танцор носит очки, то есть почти все время, когда не спит, у него же близорукость (он терпеть не может свои очки и до Падения Стен собирался сделать лазерную коррекцию зрения), он выглядит типичным гиком. Но я ему этого не скажу! Мне нравятся его руки. И ноги у него длиннющие! А глаза у Танцора не зеленые и не голубые, они аквамариновые, как что-то из страны Фей. И ресницы у него красивее моих.