3
И-ех! Кабы знал, где упасть, соломки бы постелил…
Хмурое шумное, неестественно разговорчивое утро встретило Кирилла лежащим навзничь на кровати вытрезвителя.
Рядом, как встревоженные гуси гагакали – каждый своё, временные постояльцы этого сумрачного дома.
Захотел было подняться, да никак. Руки распяты предусмотрительно затянутыми в петли брезентовыми ремнями – когда ты лежишь нараспах, то никаких сил не хватит освободиться самостоятельно из этих постромков.
С недоумением, оглядывая окружающее пространство, он пришёл в неописуемый ужас – докатился! Вот она истина и правда. Не пей вина – не будет слёз! Быстрее, быстрее из этого позора туда, на волю! Хотелось содрать с себя собственную кожу, очиститься и выйти отсюда неопороченным и чистым.
Кирилл стал выкручивать руки из петель, но это ему никак не удавалось.
Милиция хитра на выдумки. Никаких наручников и кандалов нет, а ты уже лежишь в собственных соплях, как младенец.
Попробовал позвать кого-нибудь, но голос был такой слабый и беспомощно противный, что он тут же умолк, понимая – кому нужны твои страдания и душевные неурядицы?
Вытрезвитель хотя и назван медицинским, но в нём почему-то все – милиционеры.
Позвал ещё раз сержанта, старого служивого на поприще порядка, переведённого, наверное, по возрасту сюда, на эту, хоть и беспокойную, но довольно наваристую должность, но уже приободрившись – все-таки, слава Богу, жив.
Мужик подошёл, посмотрел в глаза и спросил:
– Первый раз что ли?
– Ага!
Сержант нехотя освободил из силков затёкшие руки парня и велел следовать за ним.
В служебной комнате, прямо над столом выпучил свой воловий глаз окуляр фотоаппарата. Один щелчок – и вот Кирилл уже в анналах тамбовских алкоголиков, сразу и насовсем.
Потом роспись в протоколе – и ты уже, как птица, на свободе.
– До встречи! – обнадёжил его старый служака, зная по опыту, что сюда путь никому не заказан.
Кирилл пропустил замечания сержанта и вышел на воздух. День ещё только начинался. Под ногами сухариком аппетитно хрупнул подмёрзший за ночь весенний ледок, вселяя в молодое сердце радость и надежду на будущее. Никаких пьянок! Что он, действительно, алкаш что ли какой? Вот пришлось невзначай выпить лишку, а теперь – всё! Завязки!
Но, как говориться – зарекалась девка до свадьбы бабой не стать…
В общагу идти не хотелось, да и незачем, и Кирилл отправился пешком на монтажную площадку. Его здоровый организм за время пути медленно, но верно освобождался от водочного перегара. И вот уже – и жизнь хороша, и жить хорошо, только надо где-нибудь перекусить.
В такую рань работала одна заводская столовая, и он направился туда.
Стакан томатного сока был бы теперь как раз. После обильной выпивки нет ничего лучше! Густой, в меру подсоленный, он зараз отбивает всякое желание опохмелки. Апробировано не раз и не два…
– Э, ты где толокся? Я тебя на своих плечах вчера из боя выносил. А ты всё рвался куда-то! Баб нехорошими словами обзывал! – Прямо в дверях встретил его откуда-то выпрыгнувший, как чёрт из табакерки, Яблон. – Вот она, заначка-то, пригодилась! – Николай из-под куртки показал поллитровку.
– Спрячь! Я не пью!
Яблон озабочено посмотрел на товарища:
– Я тоже не пью! Вот подлечимся и – будя!
– Да, не пью я совсем! Пора трезветь начинать! И ты бросай!
– И я брошу! – задумчиво посмотрев на поллитровку, вздохнул его друг. – Вот выпью сейчас – и брошу! Давай вместе – выпьем и бросим! А, давай! Зачем зря посуду за собой таскать?
– Нет, правда, давай бросим пьянствовать!
– По рукам! – Яблон протянул свою мозолистую пятерню.
Кирилл простодушно приобнял товарища по общим забавам:
– А я в вытрезвитель попал… – пожаловался.
– Ну, тогда с крещением тебя! – Николай сдвинул на край стола грязную посуду. – Садись!
Кирилл неуверенно присел рядом на стул, оглядываясь, – что бы взять на завтрак.
У Яблона в каждой руке неожиданно оказались по стакану томатного сока:
– Лучше «кровавого мерина» ничего нет! – он отпил половину стакана и кивком показал другу сделать тоже.
Нацедили каждый в свой стакан. Водка сверху, сок понизу.
– Давай напоследок!
– Давай!
Соединили то, что в горсти у каждого.
– Поехали!
Приехали. Кирилл принёс с раздачи две порции свиной поджарки – на себя и на друга. Самое то! И сразу забылись клятвы и обещания. Душа воспарила.
В бригаде их встретили хмуро.
– Чего развеселились? За вас пахать некому! Бугор придёт с планёрки, жопу надерёт!
– А у нас есть! Яблон принёс из бытовки ещё одну, неизвестно как забытую там поллитру.
– Ну, это другое дело!.. Надо бы бугру оставить, а то он зверем смотрит.
– Оставим! – сказал Яблон и достал из-под лежака ещё одну бутылку.
Оказывается, вчера он остался ночевать в бытовке и ему подвернулись неожиданные клиенты на ходовой материал – листовое железо. Отсюда и водка. Материал без учёта. Да и как учтёшь, когда изменения в проект вносятся прямо по ходу монтажа.
Бригадир, не обнаружив на площадке рабочих, ворвался с матерком в бытовку. Увидев в руках Николая Яблочкина бутылку, он рванул её к себе и с размаху грохнул о металлический косяк. В теплушке разлился густой запах спиртного.
– Не понял! – Николай, выпятив грудь, подступился к бригадиру.
Быстрый удар в челюсть свалил Яблона, знатока блатного фольклора на тот же лежак, на котором он сидел.
– Ну, так бы и сказал! – поклацав зубами, поднялся тот с лежака.
Бригадир в рабочем коллективе неприкосновенен. Всевластный диктатор.
– Иди, умойся, а то юшка вытечет! – показал дядя Лёша-Спец на разбитый нос своего первого помощника.
– Пойду… Умоюсь…
Николай всегда придерживался правды, несмотря на свой взрывчатый характер.
И теперь, признав свою вину, он спокойно направился к умывальнику.
С бригадиром у Яблона были особые, дружеские отношения, и тот доверял ему не только самостоятельно монтировать самые сложные узлы металлоконструкций и технологических линий, но и руководить в своё отсутствие бригадой.
Кто-то, не выдержав, подхихикнул над покладистой трусостью Яблона, но бригадир так глянул на весельчака, что тот прикусил свой язык, вместе с готовой сорваться тирадой о пользе мордобития.
– А ты, – сказал дядя Лёша Кириллу, – иди, отоспись, а то губами всех мух переловишь. Иди, иди, спи! Помни дядю Лёшу! В армии комсостав тебе жару в задницу подсыплет. Не заснёшь, даже если очень захочешь.
4
На самом деле, мужчина должен прощать, да и прощает женщине абсолютно всё, кроме физической измены.
Она, эта измена, если ты не извращенец, непереносима не только самолюбием, но и всей человеческой сущностью отделяющей тебя от животного. Так устроена жизнь.
Кирилл не то чтобы смирился с вызывающим поступком своей девушки, но так до конца не принял для себя, что Федула и Дина теперь объединены в одно целое, и ему там уже нет места.
Высокомерное сознание его не допускало, что этот мужик-кальсонщик, лох, как теперь говорят, который и летом носит под брюками стариковскую поддевку, вчерашний скотник, одним словом, лопух, и такая птичка певчая, как Дина, могут совмещаться в одном сосуде – это всё равно, если смешать свекольный самогон с шампанским.
Всем существом Кирилл чувствовал абсурдность такого соединения, такой общности. У него даже не возникало банального, для всех обманутых мужчин, вопроса: «Что она в нём нашла?» Потому что Кирюша Назаров, хотя и монтажник четвёртого разряда, а мужиком-то пока и не состоялся. Что он мог дать молодой женщине в свои 19 лет, когда кровь ещё пенится, как не устоявшаяся в себе хлебная брага? Прёт по-дурному изо всех сил, а уже похваляется хмельным духом.
Так он думал, заваливаясь на узкую, казённую, громкую, как бесхозная деревенская калитка, койку. Мужчина – это, прежде всего человек по-житейскому мыслящий. Нашедший в этой жизни смысл, как для себя, так и для продолжения своего рода, для продолжения, данной ему предками фамилии. Но для этого надо, чтобы осела первая пена молодости, успокоились напорные струи её и приобрели крепость настоящего напитка. Чтобы в сосуде, по имени жизнь не было тесно и хорошо дышалось.