Изменить стиль страницы

Так молвил попович, спеша воскресить в умах новгородцев старую веру. И хоть они слепо внимали ему, не смея перечить, Моислав знал – народ непостоянен и труслив. Стоит встретить другого вещуна, и люди с лёгкостью поддадутся его чарам. И вот, дабы избежать этого, попович спешил крепче вбить корень полузабытой веры в их мутные души. Пусть ратники впитают язычество в свои плоть и кровь, пусть сродняться с ним, напрочь забыв о православии. Так думал Моислав, прыгая возле костра и колотя палкой по щиту.

Лежу я, луговой зверь,
В своём балочном доме с земляными балками,
Лежу я, лесной зверь,
В своём жердяном доме с земляными жердями.
Как выставил наружу
Свою волосатую руку с косами,
Оказывается, мой батюшка, вышний свет,
Уж превращается в жаркое длинное лето;
Оказывается, мой батюшка, Ярило,
Уж превращается в комариное длинное лето.
Направляюсь я искать места, богатые ягодой,
Направляюсь я искать места, богатые шишками.
Что за река показалась впереди?
Как вещий зверь, пытаюсь я узнать:
То река, что в прошлом году
Была богата весенней рыбой.
То река, что в прошлом году
Была богата осенней рыбой.
На ней стоял запор с жердями,
На ней стоял запор со стойками,
А ныне он распался.
Шествую я дальше…

Так пел Моислав, сам удивляясь красноречию своему и складности слов. А воины кривлялись, прыгали через костры, катались по снегу и смеялись до упаду, счастливые и пьяные от сара.

– Слышь, попович, ты у нас всех скоморохов распугаешь! – кричали они. – Как выйдешь в неделю к Святой Софии, да как грянешь свои песни, так все брехуны и разбегутся.

Моислав улыбался и ничего не отвечал. Он видел: для ратников его пляски – пустая забава, но для него это была сама жизнь. И он вновь и вновь подначивал их пускаться в круговую возле костров, чтобы, захваченные стихией, растворились они в общем игрище, и, не в силах забыть этого дивного чувства, стремились бы вновь пережить его.

Бескрайние югорские снега и неистовство красок на небе волшебно действовали на воев, погружая в какое-то блаженное полузабытье. Из этого полузабытья вдруг выныривали возгласы, проявлялись возбуждённые лица, вырастали огромные тени и слышались разудалые песни.

Будет, будет вам, ребяты,
Чужо пиво пити.
Не пора ли вам, ребяты,
Своей наварити?
Не пора ли вам, ребяты,
Своей наварити?
Мы бы рады наварити,
Да солоду нету.
Мы бы рады наварити,
Да солоду нету.
У нас солод-то в овине,
А хмель-то на тычине.
На тычине, на вершине,
На самой макушке.
Тычинушка обломилась,
Хмелинушка вьётся.
Опустилась, обломилась
На мать-сыру землю,
На крутенький бережочек,
На жёлтый песочек.
Там свыкались, там влюблялись
Парень со девчонкой.
Хорошо было свыкаться
Под сладкой малиной.
Трудно было расставаться
Под горькой осиной.

– Взирайте, взирайте на небесного Лося! – поучал Моислав, тыча в звёздное небо. – В его рогах Ярило солнце держит, на землю тепло посылает. Забыли люди русские, кто создал землю вашу, кто пёкся о ней неустанно, кто отгонял упырей и навий от тел и душ ваших. Изгнали древних богов, поклонились тёмному демону, и вот, едва не погибли от холода и голода. Но миродержцы славянские отходчивы и незлобивы, помнят они о чадах своих, не могут долго сносить беды, теми претерпеваемой. А мы – разве не чада их? Разве можем отплатить неблагодарностью за заботу создателей наших? Помолитесь, помолитесь, братья, Велесу и Роду, Перуну и Сварожичу, всем богам и присным их, да снизойдут они до нас в милости своей, да призрят неверных чад своих, да вернутся в отчую землю и изгонят тёмного демона, терзающего души наши!..

Ратники слушали его, развесив уши. И только два человека оставались безучастны к этим словесам. Они сидели на нартах, поджав ноги, курили сар и спокойно взирали на происходящее.

– Попович гладко излагает, – молвил Нечай Сатана.

– Гладко, – ответил Буслай. – Да только всё не то.

– Что ж не то?

– Да поганство. Не о том ныне толковать надобно.

– А о чём же?

– О пути через Камень, вот о чём. Тяжко нам придётся.

– Тоже дело. Да только воям не только хлеб, но и вера нужна. Без веры народ слабнет. Пусть поганой, хлипкой, но веры. С верою человек чудеса творит. Да ты и сам о том ведаешь – чай народ в узде не только добычей держал, а ещё заговорами да приметами!

– Везде меру надо знать. Палку перегнёшь – сломается. Так и тут… – Буслай вздохнул и почесал бок.

Они помолчали.

– Не то тебя тревожит, – произнёс Нечай, хитренько покосившись на сотника. – Совсем не то.

– А что же?

– Боишься ты, что попович тебя от власти отодвинет.

– Ну и боюсь, – неожиданно согласился Буслай. – А только не за себя боюсь. За парней боюсь. Им ещё ответ держать перед людом новгородским.

– И что с того?

– Да то, что не погладят их по головке князь да игумены за поганство такое. Три шкуры сдерут, да ещё за вятших спросят. Погубит нас попович. Как пить дать – погубит…

А у костров тем временем не утихали пляски и песни. Несколько голосов хором выводило:

Из-за леса, из-за гор
Ехал дядя Святогор,
Он на сивой на телеге,
На скрипучей лошади!
Он овсом колёса смазал,
Дёгтем лошадь напоил;
Топором он подпоясан,
Кушаком дрова рубил.
Вот он едет по деревне,
Бабы лают с-подворот:
«Длиннорогого телёнка
никто замуж не берёт».
Вот во двор он заезжает,
Свою бабу распрягает,
А лошадушку берёт
И во горницу ведёт.
На дворе свинья стирает
Платье новое своё,
А баран на гуслях грает,
Перепляс с овцой ведёт,
На заборе сидит утка,
Песню звонкую поёт,
Святогорова старуха
Сено свежее жуёт!

Моислав, всё распаляясь, подскакивал то к одному вою, то к другому, тряс их за плечи и орал в лицо:

– Не хочешь сдохнуть с голоду? Не хочешь? Помни о богах и духах. Помни о вседержителях. Они тебя накормят. Они тебя исцелят. Без них пропадёшь. Сгинешь без следа…

Ратники шарахались от него, испуганно крестились, а Моислав распалялся всё больше и больше.

– Забудьте о кресте! – голосил он. – Не крест вам порукой, а заклятья и обереги. На них полагайтесь. Без них – никуда…