Но что при этом открылось еще? Увы, с печалью и стыдом только можно говорить о том, что открылось!
…Между вами, живущими доселе везде мирно, происходят в некоторых местах ссоры, драки, побоища, доходящие до смертоубийства, — и это в чужой стране, на позорище всему свету! О, горе и стыд! Но что же это значит? Из-за чего все это? Отравленные развратителями в душевной слепоте своей мнят себя тоже хотящими добра и служащими Отечеству. Это добро-то и служение Отечеству в забвении товарищества и братства и во вражде, ссорах и даже убийствах? В попрании всякой дисциплины и дерзких возмущениях? В разрушительных замыслах и наглом вторжении в дела государственного управления, в которых ничего не понимают? (Привет вам, „шахтерики“, „черномазые скифы“ — как оно все на нашей родине повторяется! Привет вам, оставшимся в нашей Кузне, пропахшей дымом и потом до того, что много лет уже заводы стоят, а дымом и потом пахнет!.. Привет и в Москве вам, давно раздобревшим коммерсантам да спекулям-„бизнесменам“, приодетым государственным чиновничкам в аккуратных галстуках, и думским политикам в дорогих костюмах, с потрохами продавшим своих недавних бригадников, с которых ежемесячно сдирают тысячный взнос на ваше безбедное существование в Белокаменной!)
…К несчастью плена, оставляющему вас чистыми в вашей совести и пред людьми, так как честный плен никогда не считался позором, эти коварные слуги диавола хотят присоединить несчастие, которое опозорит вас пред людьми и растерзает впоследствии вашу душу угрызениями совести, хотят сделать вас бунтовщиками и изменниками своему долгу и присяге, врагами своего Отечества, хотят обратить вас в людей-зверей, терзающих утробу своей матери России. О, братие, да не будет сего!»
Но сталось, произошло!
Русский плен в Японии — болевая точка всего жития святителя Николая. Всего его жизненного пути, который по-японски и есть «до».
Роман Анатолия Хлопецкого построен интересно в смысле формы его, он — триединство, состоящее из объединяющего все авторского текста, рассказа служившего в Японии русского дипломата, знатока восточных единоборств о Василии Ощепкове и повествования митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла — о святителе Николае Японском. Участие этого последнего предполагает не только его благословение на столь ответственный труд, но и непременное знакомство с приписываемым ему текстом… Но он-то лучше нас понимает, где главный нерв столь мужественного духовного служения его земляка Ивана Дмитриевича Касаткина.
Решено было не углубляться в подробности той войны и жизни пленных русских моряков в Японии?
И без того нынче на родине тошно…
И все-таки, все-таки. О позоре своем необходимо помнить всегда, чтобы не заблуждаться на свой счет и не впадать в умиление нашей «русскостью»…
Отчего заговорили собаки и кошки
«МК» напечатал заметку о том, что в Москве зарегистрировано уже достаточно много говорящих собак и кошек и дается телефон некоего научного учреждения, которое занимается такими «говорунами»: звоните, мол, сообщайте!
Делается попытка объяснения феномена: начинают говорить, мол, те особи, с которыми хозяева долго и упорно общаются… Это во-первых. А во-вторых, эти хитрецы прекрасно понимают, что за успехи в разговорной речи их ждет соответствующее вознаграждение: и пища получше, и всякого рода поблажки… вот, мол, а?
А мне все вспоминаются стихи Паши Мелехина: «Космонавтов испытывают на одиночество. Им-то что: и зарплата идет, и для встречи готовятся речи и почести, и жена даже, может быть, ждет… Им-то что?.. Ну, а мне-то что делать?..»
Как — что?
Завести кота или собачку. И начать с ними разговаривать.
Заговоря-ят — куда денутся?
Голосами обласканных на последние гроши кошек и собак говорит нынче отчаянное, в беспросветной бедности утонувшее русское одиночество.
Исидор Пелусиот
«Святой, преподобный, отец и учитель Церкви 4–5 веков, родом из Александрии. Удалившись в Нижний Египет, принял иночество и поселился на горе близ города Пелузы, где предался строгим монашеским подвигам и вскоре снискал всеобщее глубокое уважение. К преподобному обращались за советом и наставлением многие мирские и духовные лица. Историк Никифор Каллист сообщает, что число писем с ответами преподобного достигало десяти тысяч. В настоящее время сохранилось 2090 писем.»
Прочитал это в «Букваре» от отца Феофила в день поминовения преподобного, и стало стыдно, очень, очень за свое нерадение с письмами и ответами на них… Когда-то прочитал, что после смерти Фолкнера открыли заваленную письмами специальную комнату с прорезью как в почтовом ящике — всю корреспонденцию он отправлял туда, не распечатывая. Слабое утешение!
На почте рядом со своим домом на Бутырской купил пять конвертов, чтобы ответить давно ждущим своим корреспондентам… Отдавая за них 25 рублей, немалые для человека на безжалостном русском пенсионе деньги, рассказал работнице об Исидоре Пелусиоте — любопытно, мол, что тогда бедному монаху стоили почтовые отправления? — и она грустно улыбнулась.
Как я, Лев Львович, хитро устроился…
Почему я, во-первых, Лев Львович?
Да потому что Гурий с еврейского — львенок, а Леонт по-гречески — лев. Леонтий соответственно — львиный… какие еще нужны доказательства «львиного» моего происхождения? На всякий случай запутанного, лишь на двух языках объяснимого…
Счастье ожидания
Француз Пьер Буаст говорил, что «большинство повестей и романов причиняют двоякий вред читателям: они крадут у них время и деньги».
И все-таки, все-таки…
Бывало, что у меня лежало по нескольку начатых рассказов, этих самых «начал» и нынче достаточно, недаром же я придумал форму, к которой, коли Бог даст, еще приду: досказ.
Краткое, вплоть до скороговорки, емкое окончание… как в творческой заявке, бывало?.. Как в том самом, что киношники называют «синопсис»?
Но пока о другом. О том, что нынче у меня начаты четыре романа, и все они «пеплом Клааса», как мы раньше говаривали, «стучат в мое сердце».
Какое счастье «переживать» их то один за другим, то чуть не вместе, потому что есть такие моменты, как собственное детство, предположим, без которых не обойтись ни здесь, ни там…
Вот что писал по этому поводу Эмиль Золя: «Работа романиста — печальное ремесло. Единственные счастливые часы — это часы обдумывания плана. Все остальное время приходится мучиться и страдать».
Что правда, то правда. Иной раз думаешь: имелось бы некое приспособление, чудесным образом записывающее этот полет фантазии или ту горькую реальность, которые в голове твоей сменяют друг дружку… Или чудо здесь уже ни при чем? Только что прочитал в электричке беседу с «отцом психотропного оружия в России» академиком Игорем Смирновым, который рассказывает запросто: «Пассивным видом психотропного оружия можно считать созданную в нашем НИИ компьютерную психотехнологию „минд ридер“ (говоря варварским наречием, которое мы с Олегом Дмитриевым так блестяще использовали в беседах с нашей англичанкой на первом курсе журфака, простодушно говоря, глядя в глаза ей: „год буе“ — это „гуд бай“, значит, „до свидания“…), что можно перевести как „читалка мыслей“. За сорок минут работы этой системы с человеком я могу добыть из его мозга столько информации, сколько опытному психоаналитику удастся получить за три месяца ежедневных бесед».
Нет бы — использовать это для чего-нибудь доброго. Сделали бы вместо «читалки» «помогалку», а потом вместе и посмотрели бы, что вышло!
Интересны следующие вопрос и ответ: «А человек может защититься от такого вторжения в его мозг?» — «Разве что залив в себя пять стаканов водки. Суперкомпьютер, стоящий на моем столе, способен выуживать информацию из подсознания. А подсознание не контролируется сознанием. Чего человек не осознает, то он и неспособен защитить».