Но вот какая штука: насколько по руке оно сделано, это кремневое ружье. Держишь, как приходилось обычно держать, учитывая силы, создающие равновесие, — так вот, держишь в сомкнутой ладони и — не хочется отдавать. До чего же ловко лежит в руке!
Я вспомнил, как Миша Кантемиров, Мухтарбек, достал из своего «циркового» сейфа — вернее у него театрального, он — создатель конного театра, — так вот, достал шашку и протянул мне.
— Полюбуйся. Это «гурда».
Взял шашку и что-то такое испытал…
Легонькая, в ладони лежит как влитая, но тончайшее лезвие играет, ходит слегка-слегка, вызывая и память какую-то в тебе, и как бы вполне понятное нынешнее твое разумение, говорящее: как удобно, как красиво, какая вещь в твоей руке… поет!
Да-да, потому что она сама по себе издает тихонький звон… А когда Миша ею махнул!.. Так и взрезала воздух шипящим тоненьким свистом.
Вспомнил об этом, рассказал о «гурде» Миши Кантемирова.
Потом я оставил для библиотеки музея четыре тома своих — не мог этого не сделать, потому что эти женщины Хариет, Зоя, жена Шамсудина Хута, написавшего великолепную книжку «Несказочная проза адыгов» слепого ученого, соседа Юнуса по старой квартире и еще одна, Галина Барчо — так вот, все они наговорили мне столько благодарных слов за то, что «хорошо пишу» об Адыгее… Читали, это определенно; знают — это видать…
И так у меня опять стало хорошо на душе: люди, которые не знают этих подводных течений в Союзе писателей, не знают всех этих хитросплетений, интриг и взаимных обид — насколько эти люди лучше нас, во всем этом погрязших… прости нам все это, Господи!
Утром я позвонил Юнусу: а что же мы с тобой не спросили, откуда это ружье? Чье оно? Может быть, это знаменитый «ереджиб»?
Он перезвонился с Зоей Хут: черкесское ружье. Судя по изяществу и орнаменту. У турецких ружей гораздо тяжелее приклады.
Но к чему я это все: как такое ружье бросить? Как такое ружье, которое так ловко лежит в руке, оставить без дела, ей? Без работы…
Тут же невольно вспоминается старинный джигитский укор молодому горцу: «Бездельник! Он хочет добывать хлеб потом, а не кровью!»
С грустной улыбкой думаю, что это также одна из причин затянувшейся в прошлом веке Кавказской войны: любовь к прекрасному, эх!..
Недаром же когда-то Юлий Цезарь вооружал легионеров золотыми мечами: чтобы не бросали в бою. Так и тут: ну, жалко расстаться с таким ружьем, жалко!.. И надолго без дела оставить — тоже жаль…
А «Несказочная проза адыгов», подаренная Шамсудином, давно стала для меня настольною книгой: в московской моей квартире стоит на одной из ближних полок, что называется — под рукой…
«Свойство чиновников…»
Вчера с Божией — это явно! — помощью и с помощью, не сомневаюсь самого Александра Сергеевича — прямо-таки ощущал это, когда удавались лучшие страницы — закончил работу над переводом «Милосердия Черных гор…»
Утром стал было разбирать книги, чтобы раздать их: какие — Юнусу, какие — в библиотеку… Нашел том Толстого с «Хаджи-Муратом» и со своею вкладкой как раз под этим обозначением: «свойство чиновников».
И не могу не выписать этот абзац Льва Николаевича:
«Николай (царь — Г. Н.) был уверен, что воруют все. Он знал, что надо будет наказать теперь интендантских чиновников, и решил отдать их всех в солдаты, но знал также, что это не помешает тем, которые займут место уволенных, делать то же самое. Свойство чиновников состояло в том чтобы красть, его же обязанность состояла в том, чтобы наказывать их, и, как ни надоело это ему, он добросовестно исполнял эту обязанность.»
Ну, вот: добросовестно исполнял.
А кто у нас-то эту обязанность добросовестно исполняет?
И почему бы не перенять нам этот монарший опыт?
Ведь таким образом можно было бы решить проблему призывов в армию — и весеннего, и осеннего, и — любого…
Каких амбалов и мордоворотов получили бы наши на треть, а то и всего лишь на четверть укомплектованные части вместо всех этих «птенчиков», которых потом надо в госпитале докармливать хотя бы до какого-то относительно приемлемого веса и состояния здоровья вообще, о чем с такой болью рассказывали мне морские врачи во время нашего похода с миротворцами в Грецию — на «Азове».
И если армейские «деды» стали бы чиновничков поколачивать — было бы за что, было!
«Фильсуфы»
Это все плоды эвакуации моего бивуака в Майкопе: стал вытаскивать закладки из книжки «Шаги к рассвету»… о, где ты наш Ковалевский! Которого мы с Олегом Дмитриевым доводили до белого каления на лекциях по русской литературе… Это он делил доску на две части и писал: «Путь к закату.» «Путь к восходу.» Обозначая тем самым «прогрессивное» и «реакционное» в литературных течениях. Так и тут.
В этих «Шагах…» в рассказе Адиль-Гирея Кешева «На холме» сразу встретился мне отмеченный мной «фильсуф» — на аульский лад переделанное «философ»…
Ну, как не посвятить этому словечку «газырь»: ведь все мы — большие «фильсуфы», хоть живем в разных аулах — кто в Пчегатлукае, а кто — в Москве…
Письма из дома
Вместе с пухлыми, как им вроде бы подобает по чину, центральными газетами, почта приносит еще одну — легонькую, с ладошку величиною «районку», перетянутую бумажной ленточкой с нашим адресом: «Сельскую жизнь» из родной станицы Отрадной.
Весточка с Кубани… Как бывало, — из дома.
Как они там?
Начал с передовицы и тут же опустил голову…
«Факт, когда председатель колхоза „Путь Ильича“ Ю. В. Касьянов на центральном отрадненском рынке стал на колени перед механизатором, торговавшим носками и прочей разной мелочью, с просьбой вернуться в тракторную бригаду, действительно имел место.»
Ну, вот, подумал: горячий привет тебе от твоего коллеги Коли Ляшко, от старого дружка, подписавшего статью с таким беспросветно-горьким началом…
Попробовал представить эту картину: как опускается в посыпанную лузгой от семечек — «подсолнечных» да «тыклушных» — базарную грязь далеко не сентиментальный человек…
Может, и у него слезы брызнули — как у меня, когда попытался всего лишь вообразить это…
Вошла Лариса, увидала, что я, нахмурившись, отвернулся, спросила с участливым юморком: мол, что, отец, — «плохо пишут»?
С Федей Некрасовым, светлая ему память, с Борисом Чепурным, крепкого тебе, Боря, здоровья, была когда-то любимая станичная шутка: стоит поскучнеть либо опустить голову на миг — а тебе тут же чуть не с хохотом: «Что — плохо пишут?»
Тогда смеялись до слез, потому что на самом-то деле редко из дома «писали плохо», а теперь вот — ну, куда хуже?
Парад мешкованов
Подняли нас в половине четвертого. Я ворчал, но наш гостеприимный хозяин теперь был неумолим: «Умные-то люди там уже с вечера!» И я поверил ему, когда в предутренней рани начал различать очертания несметного скопища больших и малых автобусов, грузовиков, легковушек, тяжелых мотоциклов с колясками и мотороллеров с кузовами, «муравьев», между которыми нам потом еще очень долго пришлось пробираться к самому торжищу.
«Там будет половина России, — говорил нам накануне Иван Васильевич Семенов, преподаватель военного дела, ставший недавно казачьим атаманом. — Там весь Азербайджан и вся Армения. Хоть городишко наш небольшой, здесь главная меховая ярмарка!»
Про себя я, надо сказать, посмеивался: «Городишко, ишь!» Город Лабинск. Давно ли ты была станицей, Лабинка? Давно ли приезжавшие к нам на «пятом ЗИСе» с расхлябанными бортами и деревянными скамейками поперек и проигравшие моим землякам-отрадненцам твои футболисты катили потом от нас под свист и улюлюканье, волоча по пыльной дороге прицепленные мальчишками полутораметровые бодылки татарника с крупными, размером с воробья, репяхами?
Обобрала она с себя наши репьи, давно обобрала!
Чего только и впрямь не было теперь на здешней ярмарке-«меховушке»: лоснящиеся от доброго ухода, упитанные самцы и самки всех, какие только бывают у нутрий, оттенков, молодняк в клетках и в корзинках, в мешках и за пазухой, отлично выделанные шкуры, висевшие по три-четыре десятка в ряд на специальных стальных булавках в руках у продавцов и шкуры-сырец ворохами, но главное — десятки, сотни, тысячи полноценных, в три уха, капелюх и шапок-«обманок»: врасклад на брезенте под ногами, на чувалах, набитых шапками же, на сумках, на пальцах — по три-четыре ушанки у какого-нибудь умельца на пятерне… Были тут конечно же и сопутствующие, как говорится, товары, и был самый разный корм. И правда, давно уже не видел я такого масштаба ярмарок!