— И при чём тут торнадо? — улыбнувшись, повторил я.

— Именно расслабление может стать единственным спасением от торнадо, — продолжила объяснять Тринити. — Если ты оказываешься в большой толпе людей, то только расслабление поможет спасти от того, чтобы они тебя растоптали. Теперь более конкретно.

— Да уж, пожалуйста, — устав от намёков, сказал я.

— Если бы ты знал, кто ты и кто Всеволод Владимирович с самого начала, ты бы не смог расслабиться. Ты бы старался сделать свою миссию как можно лучше и тем самым мог бы провалить её. А так всё идёт естественным путём. Повторюсь, история повторяется уже не первый раз. Ты отлично выполнил свою задачу. Ты развил в себе нужный талант.

— А вам не кажется, — спросил я, — что это не этично — манипулировать людьми?

— Кажется или не кажется — это неважно! — резко сказала Тринити, отстранившись от окна и встав напротив меня. — Сначала нужно спасти всех вас, а потом уже думать о моральной стороне дела.

— А что нам грозит? — удивлённо спросил я, неудобно поёжившись под её взглядом.

— Глобальное вымирание, — спокойно сказала Тринити. — Причём в этот раз оно может стать последним.

— А люди уже вымирали? — спросил я.

— Уже много раз, — ответила Тринити, — на земле действует серьёзная конкуренция. Человечество бежит наперегонки с вирусом, из которого оно произошло.

— Объяснишь, что за вирус? — спросил я.

— Ты про него даже не слышал, — ответила Тринити, — называется он ВПЧ.

— И правда, не слышал, — резюмировал я.

— Но ты сталкивался с ним постоянно, — продолжила она, — ты, наверное, встречал людей с бородавками и папиломками? Это заболевание кожи, вызываемое вирусной инфекцией. Вирусом-возбудителем в данном случае является один из видов вируса папилломы. Их существует более 120 видов.

— Неужели этот вирус может убить людей? — удивлённо спросил я.

— Ты должен понимать, что это самый распространённый вирус, — продолжила Тринити, — бородавки есть далеко не у всех, так как иммунитет людей, хорошо борется с этими бактериями. Но стоит вам ослабнуть, как вирус начинает развиваться вновь.

— Поэтому вы заставляете всех людей будущего заниматься здоровьем? — спросил я.

— Молодец! — показав большой палец, сказала Тринити. — Мы разработали целую систему вознаграждения людей, которые много двигаются и следят за своим здоровьем. Поэтому мы стараемся переселить как можно больше людей к морю. Море благотворно влияет на иммунитет.

— И как он убивает людей? — спросил я.

— Банальным, но необычным способом, — ответила Тринити. — Вирус полиморфный и постоянно эволюционирует для того, чтобы бороться с вашим иммунитетом. Когда он достаточно развит, он очень быстро распространяется по планете, и заражённые им люди теряют способность рожать.

— Они умирают? — спросил я.

— Они доживают до глубокой старости, но популяция людей начинает исчезать. В этом плане вирус очень милосерден. Он не убивает в прямом смысле. Он уничтожает иммунитет. А организм женщин с плохим иммунитетом отказывается тратить силы на рождение новой жизни.

— И почему вы с вашим потенциалом, — тихо начал я, — не можете побороть этот вирус?

— У нас не хватает ресурсов, — ответила Тринити. — Только люди, имея исключительные качества, могут научиться бороться с вирусом и путешествовать в космосе.

— А зачем нам космос? — спросил я.

— Думаю, тебе ещё рано думать об этом, — улыбнулась Тринити, отходя от окна к своему креслу, — ты ещё всего предыдущего не осознал, чтобы тебе рассказывать о том, что солнце скоро погаснет.

Час от часу не легче. Хотелось сойти с ума и смеяться на всё это огромное помещение. Сначала эти личности сказали, что они не просто люди. Потом они сообщили о том, что Всеволод Владимирович мой отец. Потом эти фокусы с кружками, которые я ещё до конца не осознал. Потом оказалось, что я избранный и таких как я очень много. Между делом, они сообщили, что люди скоро вымрут, а теперь оказывается, что и солнце скоро погаснет.

Будь я хоть на грамм более впечатлительным, я бы сейчас разбежался и с диким криком выбросился бы из окна. Всё равно, если верить им, то выжить будет сложно. Причём тут космос, мне совсем не ясно. Тринити терпеливо сидела в своём кресле и молчала. Я стоял у стеклянной стены и рассматривал толпы людей на Красной площади. Солнце уже садилось и демонстрировало лишь слепящий краешек своего диска. Освещение площади уже было включено, и я рассматривал на противоположной солнцу стороне полосатые подсвеченные купола церкви.

В это время издалека послышался звук колокольчика, и двери лифта открылись. Оттуда выехал большой накрытый стол. Его легко толкали Михаил Петрович и Штерн. Они направлялись к нам. Тринити заранее подняла поднос жестом и переместила его через всё помещение далеко к противоположной стене. Через несколько минут стол, накрытый в лучших традициях дворцовых приёмов, уже стоял между нами.

Серебряная посуда, большие хромированные розетки с чёрной икрой на льду, корзинки с хлебом, закрытые салфеткой, огромный блестящий колпак основного блюда в центре стола и большая супница с торчащим фарфоровым половником. Сёмга, маслины, солёные грузди, мясная нарезка с ассортиментом как в музее. Немного неродной смотрелась деревянная доска с большой коллекцией сыров. Большой графин с запотевшим квасом. И непременный атрибут хорошего стола — маленький графин с водочкой.

Похоже, собирались кормить как на убой. Я смотрел на эти яства и глотал слюнки. Нельзя сказать, что меня манило это разнообразие, просто мне как никогда хотелось есть. Последний раз я обедал много часов назад. Желудку было всё равно, что солнце скоро погаснет, он требовал своей еды. Обида на этих людей тоже не мешала мне согласиться сесть с ними за один стол. В общем, любая попытка моего мозга отказаться от этого застолья натыкалась на собственное сопротивление. Очень хотелось кушать.

Глядя как Штерн, не теряя времени, сел на своё кресло и, взяв большой кусок белого батона, намазывал его сливочным маслом, а потом, не стесняясь, маленькой ложкой положил в центр чёрную икру, я понял, что приглашать к застолью никто не будет. Я набрался наглости и начал наливать себе горячую ароматную уху. Когда я поставил дымящуюся тарелку к себе, я обнаружил, что там плавает небольшой лавровый листочек. Я стал вспоминать, что это за примета, когда вспомнил — улыбнулся: это было к письму или известию. Известиями меня сегодня завалили так, что можно было подать тарелку лавровых листов, залитых небольшим количеством кипятка.

Когда мы съели первое, заедая бутербродами с чёрной икрой, лопающейся на языке, Штерн встал и разлил нам по стопочке водки. В помещении было очень жарко. Я расстегнул вторую верхнюю пуговку рубашки. Потом Штерн наколол на вилочку половинку сопливого груздя и сказал короткий тост:

— За понимание между нами!

Я выпил запотевшую рюмку до дна, желая, чтобы понимание пришло быстрее, чем опьянение. После рюмки и разложенных жареных рябчиков, которые до этого момента прятались под блестящим колпаком, общение пошло гораздо активнее. Видимо, Штерн и Тринити расслабились и перестали издеваться надо мной, разговаривая намёками.

— Тринити, я пропустил, ты уже объяснила про конец света? — спросил Штерн, отправляя маслину себе в рот.

— Я объяснила только про тотальное падение рождаемости, — сказала Тринити, — которое начинает происходить перед тем, как люди вымрут. О том, что солнце скоро погаснет, я лишь заикнулась.

— Я тогда объясню про солнце, — начал Штерн, наливая всем собравшимся квас.

Графин быстро опустел, поэтому Штерн попросил Коровьева:

— Миш, дай там инструкции клинингу и принеси потом новый квас, сильно не торопись, нам нужно договорить.

Когда Михаил Петрович покорно ушёл, Штерн продолжил:

— Солнце, как ты знаешь, работает на протон-протонных термоядерных реакциях. Каждую секунду солнце теряет 4 миллиона тонн вещества. Если один стандартный грузовой поезд в XXI веке мог перевозить 9000 тонн, то солнце каждую секунду сжигает 450 поездов вещества и превращает в свет и энергию.