Странствуя по землям юга, он стал наемным воином в армии Илдиса, повелителя Туранского царства. Так он жил около двух лет, совершенствуясь в воинском искусстве и совершая дальние путешествия. После одного из самых неприятных эпизодов в своей жизни, - говорят, там была замешана любовница командира конного отряда, в котором служил Конан, - ему пришлось дезертировать из туранского войска. Слухи о таинственном сокровище заставляют его отправиться в горы Кезаика, простирающиеся вдоль границы Заморы.

В этом зловонном переулке, по которому Конан-киммериец пробирался на ощупь, такой же слепой, как и окружавшая его чернота, было темно, как на самом дне преисподней. Случайный прохожий, чудом оказавшийся в таком проклятом месте, увидел бы высокого и необычайно сильного юношу, одетого в свободную рубаху, на которую была натянута кольчуга, сплетенная из тонких стальных полос, а поверх всего - зуагирский плащ из верблюжьей шерсти. Грива черных волос и широкое серьезное молодое лицо были полускрыты зуагирским головным убором-каффией.

Тишину прорезал душераздирающий крик боли.

Такие крики не были чем-то необычным на кривых, извилистых улочках Аренджуна, Города Воров; робкий или сколько-нибудь осторожный человек поспешил бы прочь, даже не подумав вмешаться не в свое дело. Однако Конан не был ни робким, ни осторожным. Его неуемное любопытство не позволяло оставить без внимания призыв о помощи; к тому же он кое-кого разыскивал здесь, а этот вопль может, навести его на нужных людей.

Не раздумывая, повинуясь безошибочному инстинкту варвара, Конан повернул в сторону луча света, прорезавшего неподалеку темноту. Через минуту он уже стоял у окна в массивной каменной стене, заглядывая в щель крепко запертых ставней.

Его взгляду открылась просторная комната, увешанная бархатными тканями с богатой вышивкой, устланная дорогими коврами, уставленная мягкими диванами. У одного из них столпилось несколько человек: шестеро дюжих заморинских бандитов, и еще двое, - Конан не смог определить, кто они. На диване был распростерт человек, по всей видимости кочевник из Кезаика, обнаженный до пояса. Он был крепким и мускулистым. Четыре здоровенных головореза крепко держали его за руки и лодыжки. Он лежал, словно распятый между ними, не в силах пошевелиться, хотя напрягал мускулы изо всех сил, так что они вздулись узлами на руках и плечах. Его покрасневшие глаза блестели, по груди лились струйки пота. На глазах у Конана гибкий человек в красном шелковом тюрбане выхватил щипцами горящий уголь из жаровни и положил его на трепещущую обнаженную грудь лежащего человека, уже покрытую ожогами.

Один из присутствующих, высокий, выше, чем тот, что был в красном тюрбане, злобно проворчал что-то, глядя на лежащего, - вопрос, смысл которого Конан не уловил. Кочевник изо всей силы затряс головой и в бешенстве плюнул в лицо спросившему, раскаленный уголь скользнул ниже, и он неистово завопил. В тот же миг Конан навалился всем своим весом на ставни.

Действия киммерийца были не такими уж бескорыстными. Именно сейчас он нуждался в друге среди горцев Кезанкской гряды - народа, который был известен своей враждебностью к чужакам. И теперь случай помог ему. Ставни с грохотом раскололись, и Конан, извернувшись, свалился внутрь комнаты ногами вперед, держа в одной руке секиру, а в другой - зуагирский длинный нож. Люди, пытавшие горца, быстро повернулись к нему, невольно вскрикнув от неожиданности.

Перед ними стоял высокий могучий воин, облаченный в зуагирскую одежду; развевающиеся складки каффии закрывали нижнюю часть лица. Над этой маской горели, словно раскаленная лава, синие глаза. На мгновение все застыли, потом немая сцена словно взорвалась лихорадочным действием.

Человек в красном тюрбане что-то коротко крикнул, и навстречу незваному гостю бросился гигант, весь покрытый волосами, словно обезьяна. Он держал трехфутовую саблю и, нападая, резко поднял лезвие чтобы нанести смертельный удар. Но секира опустилась на его руку. Кисть, все еще сжимавшая острый клинок, отлетела, разбрызгав, струи крови, и длинный узкий нож Конана перерезал глотку заморийца, заглушив последний хрип.

Перепрыгнув через убитого; киммериец бросился к Красному Тюрбану и его высокому спутнику. Тот взмахнул ножом, второй выхватил из ножен саблю.

- Руби его, Джиллад! - зарычал Красный Тюрбан, отступая перед мощным натиском киммерийца.- Зал, помоги ему

Человек, которого назвали Джилладом, отбил нападение Конана и нанес ответный удар. Конан увернулся с легкостью, которой позавидовала бы голодная пантера, хватающая добычу, и это движение приблизило его к Красному Тюрбану. Тот сразу нанес удар; нож блеснул, его острие коснулось бока молодого воина, но не смогло проникнуть сквозь почерневшую сталь кольчуги. Красный Тюрбан отскочил, едва увернувшись от лезвия Конана, которое все же прорезало его шелковое одеяние, задев кожу. Споткнувшись о сиденье, он упал, ударившись об пол, но, прежде чем Конан смог воспользоваться своим преимуществом, Джиллад стал теснить его, осыпая дождем сабельных ударов.

Парируя эти удары, киммериец заметил, что человек, которого называли Зал, пробирается к нему, держа в руке тяжелый топор, а Красный Тюрбан с трудом поднимается на ноги.

Конан не стал ждать, пока враги сомкнут кольцо вокруг него. Его секира описала широкий сверкающий круг, и Джиллад быстро отскочил. Потом, как только Зал поднял топор, Конан пригнулся и прыгнул вперед, выставив, нож. Удар, - и Зал оказался на полу, извиваясь в луже крови, среди собственных внутренностей, вывалившихся из распоротого живота. Конан бросился на тех, кто еще держал пленника. Они отпустили его, с громкими воплями извлекая из ножен свои кривые сабли.

Один из головорезов попытался ударить горца, но тот спасся, ловко скатившись с дивана. Тут меж ними оказался Конан. Отступая перед их натиском, он крикнул пленнику:

- Сюда! Ко мне! Быстрей или тебе конец!

- Эй вы, собаки! - крикнул Красный Тюрбан. - Не дайте им удрать!

- Иди сюда сам и понюхай, каков запах смерти, пес! - крикнул Конан, говоря на языке Заморы с варварским акцентом; он бешено захохотал.

Пленник из Кезанка, ослабевший от пыток, с трудом отодвинул засов и открыл дверь, ведущую в небольшой дворик. Спотыкаясь, пошатываясь, он пробежал через этот двор; пока Конан, стоя в дверях, преграждал путь его мучителям, теснившимся в узком проходе, где их многочисленность превратилась из преимущества в недостаток. Молодой варвар смеялся и сыпал проклятиями, отражая удары и нападая. Красный Тюрбан метался позади своих людей, громко проклиная их медлительность. Секира Конана мелькнула, словно жало кобры, один из заморийцев завопил и упал, сжимая живот. Джиллад, стараясь прорваться во двор, перепрыгнул через раненого, но сам упал. Не дожидаясь, пока копошащаяся и вопящая куча людей в дверях оправится и бросится преследовать его, Конан повернулся и побежал через двор к стене, за которой скрылся горец.

Вложив оружие в ножны, Конан прыгнул, ухватился за край стены, подтянулся и увидел перед собой темную извилистую улицу. Потом что-то ударило его по голове, и он, обмякнув, скатился со стены вниз, на скрытую тенями землю мрачной улицы.

Когда к нему вернулось сознание, первое, что он увидел, был слабый свет восковой свечи. Он сел, моргая и ругаясь вполголоса, нащупал свою саблю. Потом кто-то задул свечу, и в темноте незнакомый торос произнес не бойся, Конан-киммериец, я твой друг.

- Кто ты такой, во имя Крома? - спросил Конан. Он нашел на земле свою секиру и, подобрав под себя ноги, приготовился к прыжку. Он находился на той же улице, у подножия стены, с которой упал; человек, обратившийся к нему, стоял рядом: фигура с неясными очертаниями, еле видная при неверном свете звезд.

- Друг, твой друг, - повторил незнакомец с мягким акцентом, присущим жителям Иранистана. - Зови меня Сасан.

Конан встал, держа наготове секиру. Сасан вытянул руку. В свете звезд блеснула сталь, и Конан приготовился нанести удар, но увидел, что иранистанец протягивает рукояткой вперед его собственный нож, который Конан выронил при падении.