Изменить стиль страницы

– Папирус, к которому относятся эти фрагменты, может действительно представлять ценность, – сказал он через минуту. – Преподобный Сейс очень заинтересовался твоим рассказом, хотя и попытался скрыть это – тот еще хитрец. Но ведь всего манускрипта у нас нет... Точно нет?

– Эмерсон, ты уязвляешь меня до глубины души. Я хоть раз обманывала тебя?

– Довольно часто, дорогая Амелия. Однако в данном случае рискну поверить тебе на слово. Согласись, вряд ли у нас найдется нечто такое, что могло бы объяснить визит посланца твоего воображаемого преступного гения.

– Насколько мне известно, ничего такого. Но...

Эмерсон величественно встал на ноги.

– К нам в номер проник самый обычный воришка! – вынес он свой вердикт. – И точка. Пойдем спать, Амелия.

Глава пятая

1

Мазгунах.

Мазгунах!

Мазгунах...

Увы, нет в этом названии никакой магии, с какой интонацией его ни произноси. И даже десять восклицательных знаков не способны придать очарования этим грубым звукам. Гиза, Саккара, Дахшур обладают, возможно, не большим благозвучием, но они навевают мысли о древних временах, несметных сокровищах и чудесных открытиях. А в Мазгунахе не было ничего, что говорило бы в его пользу.

Но железнодорожная станция здесь наличествовала, и, сойдя с поезда, мы обнаружили, что нас с нетерпением ждут. Среди собравшихся на платформе зрителей я сразу заметила величественную фигуру нашего неизменного помощника Абдуллы, который отправился вперед, чтобы позаботиться о жилье. Абдулла исполнен достоинства, ростом он почти с Эмерсона, иными словами, выше среднего египтянина, обладает пышной бородой, которая год от года становится все белее. Своей энергичностью Абдулла не уступает молодым. Увидев нас, он расцвел в широкой улыбке, удивительно преобразившей его чинное лицо.

Мы погрузили вещи на ослов, которых уже раздобыл наш верный помощник, и оседлали низкорослых скакунов.

– Вперед, Пибоди! – прокричал Эмерсон. – Вперед!!!

Глаза его горели, щеки полыхали лихорадочным румянцем. Муж мой пустил своего осла легкой рысцой, и я последовала его примеру. За нами трусили Джон с Рамсесом. Человек изрядного роста, взгромоздившись на осла, неизменно выглядит забавно. Вот и Эмерсон, с растопыренными локтями и коленями, вздернутыми чуть ли не к подбородку, вызвал у меня улыбку. Правда, улыбка эта объяснялась не только его нелепым видом. Прямо на глазах душевное состояние Эмерсона шло на поправку, и я не могла не радоваться этому. Так счастлив может быть только тот, кто нашел свое место в жизни. И даже разочарование решением мсье де Моргана не могло испортить великолепное настроение моего супруга.

Разлив Нила уже закончился, но на полях еще поблескивали озерца и лужицы. Мы ехали вдоль рвов примитивной ирригационной системы, и вдруг зелень деревьев и молодой поросли сменилась голой пустыней, словно небесная рука провела черту.

Никогда не забуду то чувство глубокой подавленности, которое охватило меня, когда я впервые увидела место будущих раскопок, где нам предстояло провести нынешнюю зиму. Мазгунах превзошел все мыслимые разочарования. На запад, за низкими голыми холмами, граничащими с пашней, насколько хватало глаз, тянулись серо-желтые пески. А правее, к северу, на фоне голубого неба резко выделялись пирамиды Дахшура, одна правильных очертаний, другая – со странным изломанным склоном. Контраст между двумя этими величественными памятниками и холмистой монотонностью нашего места отдавался в душе почти невыносимой болью. Эмерсон вдруг остановился. Подъехав к нему, я увидела, что взгляд его сосредоточен на этих далеких вожделенных пирамидах, а на губах застыла кривая усмешка.

– Чудовище, – проворчал он. – Негодяй! Я еще отомщу... День расплаты недалек, проклятый де Морган!

Я коснулась его руки:

– Эмерсон...

Он повернулся ко мне с деланной улыбкой:

– Да, моя дорогая? Замечательное место, не так ли?

– Замечательное, – пробормотала я.

– Пожалуй, прокачусь-ка я на север и скажу нашему соседу доброе утро, – как бы невзначай обронил Эмерсон. – Если ты, моя дорогая Пибоди, разобьешь лагерь...

– Лагерь? – повторила я. – Где? И как?

Назвав эту часть Египта пустыней, я, быть может, ввергла непосвященного читателя в заблуждение, так как это не та пустыня, которую обычно рисуют в воображении, – большие песчаные дюны, живописными волнами уходящие за горизонт. Пространство вокруг и впрямь было пустынным, но ландшафт на редкость изрезанный: впадины и ложбины чередовались с возвышенностями, а каждый квадратный фут поверхности был усеян всевозможным мусором – черепками, щепками и прочими менее приятными свидетельствами заселенности этих мест. Мой наметанный взгляд тут же распознал участок старого погребения. Могилы были разграблены давным-давно, ибо покрывавший землю хлам был не чем иным, как остатками вещей, что захоронили вместе с мертвецами, а также останками самих мертвецов. У кладбища высилась небольшая, но живописная скала с волнистым гребнем.

Рамсес слез с осла и с горящими глазами кинулся к мусору.

– Эй, господин Рамсес, бросьте-ка вы эту мерзость! – перепугался Джон.

Наш сын поднял предмет, похожий на сломанную ветку.

– Это бедренная кость! – дрожащим от восторга голоском сообщил он.

С криком невыразимого отвращения Джон попытался отнять у своего подопечного добычу. Я понимала, какие чувства испытывает мой сын.

– Ничего страшного, Джон. Вы не сможете удержать Рамсеса от раскопок.

– Эта мерзость, к вашему сведению, дружище, и есть предмет наших поисков, – добавил Эмерсон. – Положи ее, сын мой, ты же знаешь первое правило раскопок – ничего не брать, пока точно не описано место находки.

Рамсес послушно положил кость на место. Теплый ветер пустыни ерошил его мягкие темные волосы. Глаза горели рвением паломника, только что коснувшегося камней Святого Града.

2

Уговорив Рамсеса на время оставить кости, мы двинулись на северо-запад. Рядом с гребнем скалы мелькали фигуры – это были наши работники, которые выехали днем раньше, чтобы выбрать место для лагеря. Вместе с Абдуллой их было десять человек – наши давние друзья, по части раскопок съевшие собаку. Их задача заключалась в том, чтобы наблюдать за неквалифицированными рабочими, которых мы намеревались нанять в ближайшей деревне. Я ответила на восторженные приветствия, с удивлением заметив, что лагерь состоит всего лишь из очага и двух палаток. На мой вопрос последовал вежливый ответ:

– Но, госпожа, другого места здесь нет.

Во время предыдущих экспедиций мы с комфортом проживали в гробницах. Выдолбленные в скале пещеры Эль-Амарны – чудесное место! Я всегда говорила, нет более просторного и удобного жилища, чем гробница, особенно если это гробница состоятельного человека. Судя по всему, здесь такие удобства отсутствовали.

Я вскарабкалась на скалу и, пробираясь между камнями, порадовалась, что хоть одно изменилось к лучшему – меня больше не стесняли пышные юбки и тесные корсеты, бывшие непременным атрибутом одежды в те времена, когда я впервые занялась археологией. Нынешний мой костюм состоял из мужской широкополой соломенной шляпы, блузки свободного покроя и не стесняющих шаг шаровар до колена, наряд дополняли крепкие башмаки и гетры. Форму, если ее можно так назвать, довершала весьма важная деталь – широкий кожаный пояс, к которому была прикреплена старомодная цепочка. В свое время респектабельные владелицы поместий вешали на нее ножницы и ключи, но мой инструментарий состоял из охотничьего ножа и пистолета, записной книжки и карандаша, спичек и свечей, складной линейки, маленькой фляжки воды, карманного компаса и походного швейного набора, а также большой лупы и крошечной лопатки. Эмерсон уверял, что я грохочу, как каторжник в кандалах. А еще моему супругу очень не нравилось, что каждый раз, когда ему вздумается меня обнять, в бок первым делом тыкаются нож, пистолет и все остальное добро. Но я все-таки уверена, что проницательный читатель нисколько не усомнится в полезности всех этих вещей.