– Возможно, это и достойно похвалы, но не может же он всегда только завоевывать.

Глаза Фалка блеснули:

– Так‑так! И кто же образумит его, миледи?

Она взглянула на Фалка, и он отметил про себя, что ее губы плотно сжаты.

– Ага! Уж не ты ли думаешь держать Саймона под каблуком? Буду удивлен, если ты вознамеришься сделать это.

– Я хочу только одного, – чтобы он покинул мои владения и никогда больше не возвращался сюда.

– Похоже, так и будет. Вскоре он уйдет на соединение с силами короля.

– Я рада, – чопорно промолвила Маргарет. – Надеюсь, это произойдет очень, очень скоро.

– За что ты так ненавидишь его?

– Я уже сказала, за что. Однажды я пыталась убить его, – сказала она сквозь стиснутые зубы, – и не смогла. Не смогли хотя ничто не мешало мне… Тогда я струсила, а теперь… обязана ему жизнью!

– И сражалась, помогая ему, если только Мэлвэллет и твоя фрейлина говорят правду. Тоже от ненависти, мадам?

– Я сражалась потому, что… была вынуждена спасаться бегством, а не ради него!

Фалк тихонько засмеялся.

– Будь у меня сейчас в руках оружие, я с радостью бы убила его, да – с радостью! – воскликнула Маргарет.

– Смело сказано! Саймон не таков, чтобы его победила женщина. Что хорошего принесла бы тебе его смерть? Король Генрих сразу напал бы на твои земли.

– Я выстояла против Умфрэвилла!

– Да, и все‑таки англичане теперь здесь.

Стали слышны тяжелые, но мягкие шаги. Вдоль галереи к ним шел Саймон, и при виде его Маргарет встала. Ей хотелось убежать отсюда, но она не сделала того, что считала ниже своего достоинства.

Саймон остановился перед ней и посмотрел ей в глаза. Взгляд его был тяжел, а улыбка неприятной. Маргарет уже приходилось раньше видеть такую улыбку у него на губах. Она не была ни жестокой, ни зловещей, а скорее всего обидной и насмешливой. И в ней легко читалось: знаю, о чем ты думаешь! Ну что ж, Маргарет умела платить Саймону той же монетой.

– Итак, милорд отыскал тебя, – сказал Саймон. – Ручаюсь, он уже рассказал тебе, что раньше я был несносен и доставлял ему сплошные огорчения.

– Милорд великодушен. Рассказывая о вас, он не скупится на похвалы, – сухо ответила Маргарет.

Саймон взглянул на Фалка, чуть приподняв от удивлении брови.

– Я – хвалил его, этого хлыща и нахала? Когда это было? – громогласно отпирался Фалк. – Раны Господни! Я, вроде, еще не выжил из ума. Теперь‑то миледи знает, какой ты упрямец, да, дерзкий упрямец!

– Да уж в глаза вы меня не похвалите, сэр, – добродушно смеясь, сказал Саймон.

– И за глаза тоже! – громыхнул Фалк своим могучим голосом. – В жизни не встречал такого никчемного и упрямого малого! Жаль, никто раньше не догадался вбить в тебя хоть немного ума‑разума.

– Нет, милорй, кое‑кто пробовал, но, кажется, напрасно, хотя в старании ему отказать было нельзя.

– Бесстыжий ты, заносчивый хлыщ – вот ты кто!

– Наверное, я и вправду таким был, – согласился Саймон, – и очень вас огорчал, сэр.

– Не так уж ты плох, – проворчал Фалк. – Лучше не морочь мне голову.

– Разумеется, сэр. Я знаю, что это бесполезно, – сказал Саймон.

Маргарет с любопытством поглядывала то на одного из них, то на другого. Таким она видела Саймона впервые, и он казался ей непривычным и странным. Она знала сурового воина, неулыбчивого человека, сильного и смелого. А он, оказывается, умеет так кротко выслушать нагоняй от своего старого друга, и улыбаться умеет, и шутить.

Маргарет приподняла юбку, готовясь удалиться, но Фалк с усилием привстал со своего места и удержал ее, положив ей на плечо руку.

– Вот по‑настоящему благородная леди, – с грубоватой прямотой сказал Фалк Саймону. – Тебе не мешало бы поучиться у нее, мой друг.

Саймон смотрел на Маргарет, и она почувствовала, что краснеет.

– Не стоит хвалить меня перед лордом Саймоном Бьювэллетом, сэр, – сказала она ледяным тоном.

– Нет, – прозвучало в ответ, но сказал это слово не Фалк, а Саймон. – Я не нуждаюсь в нравоучениях.

– Ты лучше береги себя, – весело и как‑то загадочно‑лукаво предостерег его Фалк. – Миледи ничего не нужно, кроме твоей жизни.

Щеки Маргарет полыхали. Она прикусила губу, укоризненно и даже сердито глядя на Фалка.

– Моя жизнь – ее, – уверенно сказал Саймон.

– Я бы сказал – твоя смерть, – хмыкнул Фалк.

Саймон извлек из ножен свой кинжал и протянул его Маргарет:

– Тогда – вот, возьми.

Маргарет выскользнула из‑под руки Фалка:

– Ваша шутка, несомненно, забавна, сэр. Только забавляйтесь сами, без меня.

Фалк, решив, что эта очень занятная парочка влюбленных предпочла бы теперь остаться наедине, заковылял в сторону лестницы, осуждающе покачивая головой: в его время ухаживали не так, а у нынешнего поколения какие‑то очень уж странные причуды!

Саймон стоял перед Маргарет, загородив ей дорогу. Он был настроен добродушно с самого утра, и в нем бродили – он эти чувствовал – какие‑то неведомые ему самому силы.

– Будьте любезны, сэр, дайте мне уйти, – требовательна сказала Маргарет.

Он отрицательно покачал головой:

– Не спеши, Марго.

– Вот как – уже Марго?

– Да, вот так – уже Марго.

Он вертел в своей руке кинжал, не сводя с него глаз.

– Это не шутка. Если хочешь, заколи меня.

– Ты связал мне руки, – с горечью ответила она. – Я не пала так низко. Ты сказал мне, что моя жизнь – твоя по праву победителя. Это не так. Но ты спас меня, когда я попала в беду, и за это я должна быть тебе благодарна.

– Я не хочу твоей благодарности. Этот долг ты мне уже вернула, а прошлое мертво. Если ты действительно ненавидишь меня…

– Ах, вы еще сомневаетесь в этом?

Саймон еле заметно улыбнулся:

– Ты не раз уверяла меня в своей ненависти и в своей вечной жажде мести. А теперь… Я держал тебя на своих руках, и ты была покорна. Ты чувствовала себя в безопасности и спала, как ребенок, положив свою голову мне на грудь. Ты и тогда ненавидела меня?

– Вы издеваетесь надо мной? Я была без сил, вне себя от страха и… и…

– Нет, я не издеваюсь над тобой. Воспоминание об этом очень дорого мне.

Маргарет молчала.

– Мне кажется, – продолжал Саймон, – я совсем не знал тебя, пока не увидел в костюме пажа, сражающейся с моими врагами.

– Не зря же я Амазонка, – процедила она сквозь зубы.

– Амазонка? Нет. В тот день ты показалась мне беззащитным ребенком. Оттого, наверное, и проснулся во мне какой‑то дьявол – и я убил Рауля.

Маргарет презрительно засмеялась:

– Благодарю вас, милор’! Значит, вы полюбили ребенка, если только это любовь.

– Да, любовь, Марго. И для меня это внове, я только знаю, что ты нужна мне.

– Так знай же, сэр, что мне от тебя ничего не надо. А теперь позволь мне уйти!

Он посторонился, и она почти бегом устремилась вдоль галереи в сторону своих покоев, даже не удостоив взглядом встретившегося ей Алана.

Алан, улыбаясь, подошел к Саймону:

– Одну влюбленную пару я оставил в большом зале, а здесь натыкаюсь еще на одну. Не странно ли – я, единственный среди нас настоящий поклонник и ценитель прекрасных дам томлюсь в одиночестве. Се ля ви!

– Алан, что такое любовь? – внезапно спросил его Саймон.

– Я не скажу тебе ничего нового, чего бы ты сам уже не знал. Когда‑то давно, ты помнишь, я сказал тебе, что настанет время, и ты встретишь женщину, которая сумеет пробудить твое холодное сердце. Такое время пришло.

– Так это и есть любовь – то, от чего так тесно в груди? Но…

Алан добродушно засмеялся:

– К каждому это когда‑нибудь да приходит, а к иным – по многу раз. К тебе любовь пришла поздно, но есть такие люди, к которым она является, как внезапное потрясение.

Видя, что Саймон хмурит лоб, прислушиваясь к тому, что творится в его душе, Алан умолк и снова заговорил не сразу:

– Я ведь искал тебя, чтобы предостеречь.

Прежней задумчивости как не бывало – Саймон был весь внимание:

– Предостеречь? От чего?