Трудно было не догадаться, что он имеет в виду. Я невольно рассмеялась:

– Ваша речь тоже прекрасна, господин Сети, но, боюсь, похитив меня, вы подорвали свою репутацию знатока. Эмерсон – единственный человек на свете, кто...

– Сделайте одолжение, постарайтесь не упоминать это имя через слово! – взорвался Сети. – Хотя вы правы, мы с профессором очень похожи, и преклонение перед вами – всего лишь одно из наших с ним общих свойств.

– Я не могу не упоминать имя мужа, ведь я только о нем и думаю!

Сети опустил глаза:

– Да, в ваших силах нанести мне обиду. Меня ранит ваш смех.

– Вряд ли я стану приносить вам извинения, господин Сети. Я задела ваше самолюбие, вы же причинили мне куда более серьезный вред. Меня никогда не похищали из любви к моей скромной особе, так что я не знаю, как должны себя вести пленницы.

Моя попытка сострить не получила отклика.

– Как вы могли не заметить знаков моего внимания? – трагически вопросил Сети. – Как могли предположить, что я способен причинить вам зло? После вашего возвращения в Египет и дня не проходило, чтобы я не поговорил с вами, пусть это и было всего несколько слов. Я был и виконтом, и старухой-американкой, и частным детективом, а еще праздным туристом, каирским заклинателем змей, даже землекопом на вашем участке. И все ради того, чтобы увидеть вас!

– А как насчет похищения Рамсеса на вершине Великой пирамиды?

Сети потупил взгляд:

– Там я потерпел неудачу. Как вы, наверное, догадались, я прикинулся американцем, с которым вы разговаривали на вершине пирамиды. Я собирался инсценировать геройское освобождение этого несносного мальчишки и вручить его безутешной матери. Но Дональд Фрейзер, разрази его гром, сорвал мои планы!

– Понимаю. И тогда, когда ваша лошадь понесла Рамсеса...

– ...вмешался тот же самый негодяй! – Сети злобно оскалился. – Ничего, ему еще придется об этом пожалеть. Узнав, что его братец, негодяй еще почище Дональда, устроил стрельбу и поставил под угрозу вашу жизнь, я решил убрать мерзавца. От Рональда все равно были одни неприятности, к тому же он страшный упрямец. Я не мог допустить, чтобы он и дальше вам досаждал, пытаясь убить Дональда. Вот я с ним и разделался, а вину свалил на Дональда. Какое удовольствие мне это доставило! Надеюсь, вы поняли, зачем я оттащил тело убитого на такое расстояние и бросил к вашим ногам? Я вернул чаши для причастия, прочтя ваше газетное интервью, в котором вы осудили их похищение. Я прислал вам цветы – а вам ведь известно, что означают красные розы на языке любви! – и золотое кольцо со своим именем. И все это напрасно!

– Боже! – воскликнула я. – Так вот что не давало Эмерсону покоя! Бедняга, наверное, решил...

– Опять Эмерсон! – Сети воздел руки к потолку.

Милый Эмерсон! (Я перешла на внутренний монолог, чтобы не раздражать собеседника.) Он раскрыл смысл сигналов, остававшийся неведомым для меня! Но я не упрекала себя за недогадливость, потому что проницательности меня лишила врожденная скромность. Господи! А вдруг Эмерсон меня подозревает, вдруг хотя бы на мгновение он усомнился в моей искренней преданности? А что, если он – страшно не только вымолвить, но даже подумать! – ревнует меня?!

«Невозможно!» – не соглашалось сердце. У Эмерсона не больше оснований сомневаться во мне, чем у меня – в нем. Но если сомнение все же зародилось в его голове, то мое исчезновение могло и вовсе породить ужасные подозрения... Эта мысль была куда страшнее, чем угроза смерти. Боюсь, у меня даже губы задрожали. Но я тут же подавила минутную слабость. Теперь мне необходимо во что бы то ни стало вырваться отсюда и рассеять кошмарные подозрения любимого супруга.

– Расскажите про братьев Фрейзеров. Как вы связались с Рональдом?

– Обычное дело, – с готовностью ответил Сети. – На меня работают семеро надежнейших наемных убийц Каира. Рональд обратился к одному из них. Конечно, о заказе стало известно и мне. Он нанял Каленищеффа (репутация этого негодяя известна всем, кроме наивных каирских полицейских), чтобы тот отвлек мисс Дебенхэм, которая приехала в Каир с целью найти Дональда Фрейзера. Рональд не мог этого допустить, поскольку от тюрьмы, позора и нищеты его спасала только дурацкая преданность брата. Он не без оснований опасался, что Дональд уступит уговорам молодой и богатой особы, которую втайне боготворит. Каленищеффу полагалось заморочить ей голову.

Однако Каленищефф не заслуживал доверия. Я перестал прибегать к услугам этого дутого князя несколько месяцев назад именно из-за двурушничества. Лучше было бы прямо тогда его прикончить, но я вовсе не такой уж любитель убивать, как вам кажется. Разоблачить меня Каленищефф не смог бы, но вот помешать кое-каким прожектам ему было вполне по силам.

Я не упускал его из виду. Узнав от Рональда Фрейзера, что Каленищефф готов предать нас обоих, я легко согласился, чтобы Рональд его убрал. Мерзавец надумал выйти из игры, забрать столько денег, сколько получится, и навсегда покинуть Египет! Он знал, что Ведомство древностей заплатит за сведения обо мне кругленькую сумму.

– Но мисс Дебенхэм предложила ему еще больше за помощь в розысках брата. От того же Каленищеффа Дональд должен был узнать, какой его брат подлец.

– Совершенно верно. На девушку не подействовало снадобье, к которому мы прибегли, и она допустила оплошность – сбежала. Повторяю, ей не угрожала серьезная опасность, ведь у женщины – даже у вас, милая, – не хватило бы силенок, чтобы нанести Каленищеффу смертельный удар.

– Но Дональд... Вот бедняга! Вы должны постараться, чтобы с него было снято подозрение. Вы поступили с ним нечестно, господин Сети.

– Извольте, если вам этого хочется, – промурлыкал Сети. – Я прослежу, чтобы Фрейзера не трогали.

Он коснулся моей ладони. Я отдернула руку, он улыбнулся и пожал плечами:

– Я сознаюсь в убийстве, дабы доставить вам радость, а вы даже не хотите отблагодарить меня толикой благосклонности? Что ж, будь по-вашему. Я говорил, что терпелив. Остальное вам уже, видимо, ясно. Рональд так и не узнал, кто я такой. Прикинувшись виконтом Эверли, я подбил его вступить в мою шайку, так мне было легче за ним присматривать. Разумеется, я знал, что мисс Дебенхэм сбежала к вам и что вы взяли под свое крылышко Дональда Фрейзера. У вас неистребимая привычка пригревать сирых и убогих – если придется, то силой.

– Помогать несчастным – христианский долг!

– Мусульманский тоже. Поразительно, как дружно все так называемые великие религии отстаивают одни и те же сомнительные добродетели! Даже жители Древнего Египта хвастались, что кормят голодных и одевают раздетых!

– Потому что речь идет о добре и любви, которые одинаково понимаются всеми. То, что вы считаете слабостями, на самом деле достоинства, приближающие нас ко Всевышнему. И величайшее из них – любовь. Иногда, – добавила я поспешно, – это понятие трактуют как милосердие.

– Очень примитивная трактовка, – прошептал Сети, гипнотизируя меня взглядом. Я с ужасом чувствовала, что таю в бархатной глубине его глаз, – так, кажется, это называется в романах?

Наконец он отвел взгляд, и я с облегчением перевела дух. У Сети такие пушистые и длинные ресницы... накладные, наверное.

– Я всегда избегал сантиментов, – продолжал Сети задумчиво. – Чувство к вам налетело на меня, как ураган. Это стихийное бедствие, которому трудно сопротивляться. Поверьте, я бы поборол эту напасть, если бы смог. Даже сейчас меня не покидает странное предчувствие...

– Значит, вас тоже посещают предчувствия! – радостно воскликнула я.

Длинные ресницы взлетели, в карих глазах... нет, все же в серых... одним словом, в глазах-хамелеонах запрыгали искры. Но в следующий миг они померкли. Еще немного, и я могу засесть за сочинение слюнявых романов.

– Раньше я считал предчувствия проявлением инстинкта, развитого у всех, кто имеет дело с риском. Теперь же все больше подозреваю, что существует Судьба, которая играет нашей жизнью. Добренькое божество здесь ни при чем: зная, как жесток человек, нельзя поверить, будто Господь наш попустительствует всевозможным зверствам. Нет, Судьба – это неохватное Нечто с извращенным чувством юмора... Иначе почему одна-единственная слабость становится причиной крушения всей жизни? Вы в силах меня спасти, Амелия, одна лишь вы! Только представьте, на какие подвиги я был бы способен, обратив свою силу во благо, а не во зло? Так помогите же мне, Амелия! Протяните мне руку помощи, выведите из темноты на живительный свет...