– Не могу… – убитым голосом прошептал водитель.

– Что значит «не могу»? Ты что, с ума сошел?

– Не могу, – повторил водитель. – Мне пришлось бы ехать прямо по ним.

– Что ты там мелешь? – возмутился майор, насколько возможно крепче прижимаясь глазницей противогаза к окуляру оптического прибора.

Объяснений больше не требовалось. Там, где только несколько минут назад брела молчаливая людская колонна, теперь, насколько хватало глаз, простирались темные бугорки мертвых тел. Ни отчаяния, ни борьбы, ни бьющихся в корчах раненых, никаких признаков страданий.

Только гробовая тишина и неподвижность, нарушаемая лишь медленным, бесцельным маневрированием боевых машин, похожих на лошадей, потерявших своих всадников в средневековом сражении.

Только одно еще могло поразить Бабрышкина – легкость, с которой наступала их смерть: быстро, как бы мимоходом. Взять хотя бы того мужчину, неожиданно попавшего ногами в гусеницу танка, или эту навсегда замолкшую людскую массу. Тут не было места ни для борьбы, ни для страстей или проявления героизма. Даже для трусости толком не хватало времени.

Новое поколение нервно-паралитических газов считалось гуманным оружием – они быстро убивали своих жертв и в течение нескольких минут растворялись в атмосфере, становясь совершенно безвредными.

Бабрышкин связался по радио с начальником химической разведки.

– Теперь вы выяснили тип ОВ?

– Говорит «Кама». Сверхбыстрый нервный газ, тип 111-М. Он уже рассосался. Я снял противогаз.

Юрий грустно покачал головой. Потом оттянул маску, почувствовав, как вдруг повлажнело его лицо там, где резина отошла от кожи. Он рывком стянул противогаз и, тщательно сложив, уложил его в подсумок.

– Оставайся на месте, – приказал он водителю. – Я вылезу. – Но сначала он вновь вышел в эфир: – Всем экипажам. Отбой. – На миг он замолчал, подбирая нужные слова. Не найдя их, просто сказал: – Очистить машины. – Потом он отпер люк и вылез наружу.

Ему повезло. На его долю выпало не много грязной работы. В предсмертных судорогах все его пассажиры попадали с танка, и только старик сидел, припав к орудийной установке. Догоревший окурок сигареты все еще торчал между его пальцами. Бабрышкин ухватил его под мышки и скинул с танка.

Ничего не поделаешь. Юрий встал во весь рост, полной грудью вдыхая холодный безопасный воздух. Насколько хватало глаз, он не видел на дороге ничего живого. «Это хуже эпидемии, – подумал он. – Гораздо хуже. Здесь не видно руки Божьей».

Что-то белое бросилось ему в глаза. Он не сразу признал трупы двух овец, приведенных сюда Бог весть из какого далека.

Какая бессмыслица… Внезапно, перекрывая урчание двигателя стоящего танка, его слух резанул пронзительный крик. Бабрышкин оглянулся. Женщина, чью жизнь он спас, выглянула из командирского люка и кричала, глядя на окружающую картину, так отчаянно громко, что даже у слушателей начало саднить горло.

«Что ж, по крайней мере, у нее есть чем кричать», – подумал Бабрышкин, испытывая радость даже от такого проявления жизни.

10

Москва 2 ноября 2020 года

Райдер сидел в скудно обставленном кабинете в доме, соседнем со следственным корпусом, пил серый кофе и ждал возвращения своего советского коллеги. Хотя вчера вечером он вовсе не пил спиртного, его мучила головная боль. Капитан, размещавшийся в соседнем номере, всю ночь напролет утюжил русскую проститутку с энергией столь же удивительной, сколь раздражающей. Час за часом Райдер лежал без сна, слушал, как бьется о стену кровать соседа. Время от времени подруга капитана что-то выкрикивала на непонятном Райдеру языке, но смысл был весьма очевиден, и тогда мысли Райдера возвращались к его жене, Дженифер, которая не позволяла звать себя Дженни и всегда молчала в спальне. Райдер допускал, что его старинный друг не ошибся, утверждая, будто Райдер биологически запрограммирован на брак с неподходящей ему женщиной. Впрочем, Райдер не испытывал дурных чувств к своей жене. Лежа московскими ночами в пустом номере, он просто скучал по ней, хотя и сам не совсем понимал почему. Та единственная интрижка, что приключилась в его жизни за год, прошедший после развода, оказалась скоротечной и мимолетной, и ни на йоту не потеснила в его памяти образ бывшей жены. Райдер надеялся, что теперь она наконец-то счастлива со своим новым мужем, обещавшим стать тем, кем не смог стать он сам.

Наконец Райдер бросил попытки заснуть. Он вскочил с постели, вытащил из наплечной сумки, висевшей на спинке кровати, свой полевой компьютер. Крошечный приборчик зажегся, узнав прикосновение пальцев Райдера. Он не ожил бы под любой другой рукой, не поделился бы ни с кем другим своими секретами. Казалось, машина с облегчением восприняла его прикосновение, словно и ей тоже не давали покоя неугомонные соседи. Райдер вызвал программу, над которой он работал на «Мейджи», японском военно-индустриальном компьютерном языке, и вслушивался в его странную музыку, пока не добрался до задачи, не дававшей ему покоя уже много дней. А потом вновь грянул гром, сексуальный гром.

В физическом плане у Райдера и его жены все было нормально. Уж здесь-то он выказывал неуемный аппетит и изобретательность и никогда от нее не уставал. Но Дженифер выходила замуж за очень многообещающего выпускника университета, приступившего к работе в элитной правительственной программе, а не за военного. Райдер специализировался на информатике, японском языке, а также изучал специализированные японские компьютерные языки. Эта программа была доступна только самым талантливым, и хотя подразумевала четыре года военной службы после окончания университета, перспективы раскрывались ослепительные. Американская промышленность испытывала острейшую нехватку в людях такой квалификации и Дженифер вышла замуж за человека именно с таким будущим, а Райдер был счастлив жениться на такой умной, красивой, любящей девушке.

Ее родители умерли в годы эпидемии, она осталась одна, и ему казалось, что он заполнит собой зияющую брешь в ее жизни.

Проблемы начались с армии. Хотя оклад Райдера как компьютерного «следователя» в чине уорент-офицера оказался выше, чем у обычного войскового майора, Дженифер никак не могла смириться с тем, что они, как ей казалось, приобрели столь низкий финансовый и социальный статус. Куда исчезла та влюбленная студентка, на которой он женился? Сперва наедине, а затем и на людях, подвыпив, она начала называть его «красавчиком». Она говорила, что ей следовало бы выйти замуж за настоящего мужчину, знающего, как добиться в жизни успеха, а не за ребенка.

Райдер и в самом деле принялся разглядывать свое лицо в зеркале как-то ночью, когда Дженифер не вернулась домой, гадая, как выглядит настоящий мужчина, и что значит это понятие. Он никогда не ценил высоко свою внешность. Но дома, в Хэнкоке, штат Небраска, девочки обращали на него внимание, точно так же как через некоторое время – замечательные загорелые девушки из Стэнфордского университета. Его всегда окружали девушки, к зависти его друзей, которые не могли поверить, что он не пользуется случаем, и которых поражала его склонность видеть в девушках – а позже и в женщинах – людей. «Ты ненормальный, – твердил ему давнишний приятель. – Ты сумасшедший. Ты слишком хорошо с ними обращаешься. Стоит тебе научиться смотреть на них, как на грязь, и они всю жизнь простоят перед тобой на коленях, заглядывая тебе в глаза. Джефф, я готов поклясться, что ты биологически запрограммирован жениться не на той, кто тебе нужен».

Но он хотел быть хорошим человеком, хотел порядочно вести себя и по отношению к женщинам, и по отношению к другим мужчинам. И чем больше жаловалась и угрожала Дженифер, тем более привлекательной становилась в его глазах военная служба. Ему самому никогда и в голову не пришло бы пойти в армию. Но полученная от нее финансовая поддержка позволила ему пройти курс в хорошем университете, вместо того чтобы просуществовать необходимое количество лет в посредственном. Сначала он рассматривал обязательную военную службу как неизбежную повинность, которую следует выполнить, и не более того. Но потом обнаружил, что испытывает удовлетворение от работы, что она наполняет его чувством собственной значимости, которого он никогда не найдет в мире грез Дженифер, в мире корпораций и кредитных карточек. Таким вот образом он и предал ее, ее веру, ее надежды. Когда он сообщил жене о своем намерении остаться в армии, она побледнела. Потом подняла крик, проявив страстность, к которой ее довольно-таки сдержанное поведение в спальне вовсе его не подготовило. Она смахнула на пол все, что стояло на ближайшей полке, раскидав по всей комнате осколки стекла, пробки, засохшие цветы и журналы. А потом ушла, не приведя по сути никаких аргументов и даже не надев пальто.