Два.

…к этому моменту…

Один.

– Банзай! – закричал Ногучи так громко, что у него заболело горло.

Он нажал на пусковую кнопку.

– Банзай! – закричал он опять.

– Банзай! – закричали по внутренней связи вслед за ним все члены экипажа.

Он взял управление на себя и накренил самолет, насколько это было возможно.

– Точный запуск, – услышал он в наушниках.

Один за другим остальные самолеты его звена доложили: «Точный запуск. Точный запуск».

Ногучи лег на курс и приказал всем самолетам набрать максимальную скорость. Небольшие управляемые ракеты устремились в сторону объекта под названием «Серебро».

– Вас понял, – доложил Хейфец по командной связи. – Все приземлились. Из районов сбора «Золото» и «Платина» доложили о состоянии полной боевой готовности. Все машины целы. Рота «Танго» доложила о пяти убитых и одиннадцати раненых во время наземного контакта на территории Иранского штаба, но я думаю, вы хотели бы услышать подробности непосредственно от командира.

Ему ответил голос Тейлора. Хейфецу показалось, что он звучал необычно резко и напряженно.

– У тебя все в порядке?

– В основном, да. Были небольшие трудности, связанные с размещением в зоне сбора. Часть зоны «Серебро» была уже занята советскими войсками резерва. Никакой координации нет. До того, как все было выяснено, одно подразделение открыло огонь.

– Потери есть?

– Нет, нам повезло. Сейчас у нас здесь то, что раньше обычно называли «мирным сосуществованием».

– Боже, – сказал Тейлор, – этого нам только не хватало. Обмен артогнем с русскими.

– Сейчас все в порядке. Теркус размещает своих мальчиков в хорошем укрытии. Оно выглядит великолепно.

– Отлично. Мы будем там приблизительно через сорок минут, – сказал Тейлор. – У меня есть на борту один раненый, предположительно с сотрясением мозга, и еще один в состоянии шока.

– Вас понял. Мы вас ждем. Прием.

– Пять-пять, конец связи.

Хейфец положил микрофон. Какой хороший день. Трудно представить себе, как в такой хороший день могло быть столько смертей.

«Целый Иерихон из стали», – сказал он себе, думая о японских потерях.

Ему все уже было ясно. Он все для себя решил. Он просто не знал, как ему сообщить об этом Тейлору.

Он закончит эту кампанию, затем подаст в отставку. Он растратил огромную часть своей жизни на сумятицу, на самообман, на неизбежное бесчестие достойного человека, который неправильно выбрал цель своей жизни. Конечно, он всегда был хорошим солдатом. Сейчас же наступило время бросить все, пока он еще не стал плохим солдатом.

Он поедет домой. В новый дом, который его друзья-беженцы строят в израильском поселении на западе Америки. Они превращают еще одну пустыню в сад. Он точно не знал, что он будет делать и чему он может научиться после стольких лет в армии. Но он знал наверняка, что справится с этим, и не боялся испачкать руки в грязи, если уж на то пошло. И ему не так много нужно.

На мгновение он пожалел о тех деньгах, которые он в течение многих лет отчислял в Американо-Израильский фонд помощи беженцам.

Затем, устыдившись, он отбросил эту мысль.

Так было даже лучше: начать все с нуля. Без того ложного чувства безопасности, которое вселяет в человеческую душу слишком большое количество денег.

Возможно, у него появится женщина. Он теперь понял, что Мира никогда не хотела, чтобы он оставался навсегда одиноким. Он и в этом был к ней несправедлив. Она была слишком доброй, чтобы хотеть этого. Ей бы хотелось, чтобы он опять полюбил, если у него останутся на это силы.

Всю свою жизнь он совершал неправильные поступки, руководствуясь ложными мотивами.

Он надеялся, что еще осталось время все это исправить. Он решил попытаться начать жизнь сначала. И на этот раз действительно ради Миры. Он снова повернулся к свету.

Хейфец одел шлем, который всегда носил в полевых условиях, чтобы показать пример своим подчиненным.

– Я выйду по нужде, – сказал он своему экипажу.

Морозный воздух был необыкновенно чистым. Хейфец снова подумал о Тейлоре. Приятно будет встретиться с ним в конце дня.

Тейлор был тем человеком, к которому он испытывал что-то очень похожее на дружбу. Он еще не знал, как объяснить Тейлору, почему он хочет уйти в отставку, но это может подождать. Сейчас Тейлор должен сконцентрироваться на других вещах, и Хейфец был полон решимости помочь ему. Предстояло еще решить очень много проблем, особенно связанных с потерей последнего калибратора орудий в Омске. Но они с Тейлором найдут какое-нибудь решение. Хейфец представил себя рядом с Тейлором: они склонятся над картой и будут вершить судьбы людей. И им даже не нужно будет слов, чтобы понимать друг друга.

Хейфец шел по снегу в сторону чахлых деревьев. Белые стволы и ветки напоминали больных туберкулезом женщин. Его поразила скудость этой местности.

Он сбился с мысли, увидев молодого капитана, сидящего на корточках в небольшой запорошенной снегом ложбине. Капитан приподнялся, чтобы воспользоваться бумажкой. Под ним лежала дымящаяся куча.

При виде Хейфеца молодой человек выпрямился, отбросив скомканную бумажку и схватился за спущенный комбинезон.

Хейфец не мог сдержать улыбки. В конце концов, жизнь продолжается.

– Вольно, – скомандовал Хейфец. – Продолжайте выполнять свое задание, капитан.

Молодой офицер пробормотал что-то невнятное, а Хейфец повернулся к слегка покосившемуся дереву, вспомнив, зачем он пришел.

Он услышал, что кто-то произнес его имя и звание. Никуда нельзя спрятаться, даже на минуту. Хейфец обернулся, посмотрел в сторону М-100 и увидел одного из своих сержантов без головного убора, направляющегося в сторону маленькой рощицы. «Придется сказать им, чтобы одевали эти чертовы шлемы, когда выходят на улицу, – подумал Хейфец. – Ну, просто как дети». Хотя после боя было так естественно расслабиться, перестать заботиться о внешнем виде и позволить себе немного небрежности.

Хейфец энергично отряхнулся, затем запихнул одеревеневшую от мороза часть тела обратно в комбинезон. «Слишком долго ее не использовали по назначению», – весело подумал он.

С трудом шагая по снегу, сержант торопливо приближался к нему.

– Подполковник Хейфец, вас вызывает подполковник Рено. Он говорит, что хочет поговорить с вами лично.

Хейфец кивнул. Затем повернулся к капитану, который быстро и смущенно застегивал свой комбинезон.

– Вы знаете, в чем главная проблема американской армии? – спросил Хейфец капитана.

У того было симпатичное, пышущее здоровьем лицо, которое Хейфец привык ассоциировать с типично американской неуязвимостью для интеллекта. Немного подумав, капитан застегнул матерчатый ремень и нервно произнес:

– Нет, сэр.

– Мы слишком много говорим, – сказал Хейфец. По выражению лица капитана он видел, что банальность его замечания разочаровала молодого человека, который, очевидно, ожидал услышать значительно более глубокую мысль.

– Мы слишком много говорим, – повторил Хейфец. Он мягко улыбнулся и пошел на свой пост.

Капитан Джек Стерджис не мог этому поверить. Он своими глазами видел, что Счастливчик Дейв Хейфец улыбнулся. Он сомневался, сможет ли он убедить в этом своих товарищей.

Он начал обдумывать, как именно он преподнесет эту историю, и тотчас же решил не рассказывать о том, что он делал во время их встречи. Затем он передумал и решил сказать, что они оба, как боевые товарищи, мочились у дерева. Что же точно сказал Хейфец? О главной проблеме американской армии? Довольно глупо, на самом деле. Не очень понятно. Стерджис подумал над словами Хейфеца некоторое время, стараясь найти в них какой-то скрытый смысл. «Мы слишком много говорим». Может, он имел в виду, слишком много говорим и недостаточно действуем? Или просто слишком много говорим, и все?

Да это не важно, черт возьми. Он только что говорил со Счастливчиком Дейвом Хейфецем, с человеком, который, как было всем известно, никогда не улыбался. Это был солдат от рождения и до могилы. И вдруг старый чудак улыбнулся.